- Nain!
Очевидно, ей теперь хоть кол на голове теши - она все будет твердить свое "nain".
Я приложил глаз к одной из резных продушин сушильной стены, чтобы посмотреть на ее лицо. Я хотел видеть, какое оно теперь имеет выражение, - и оно меня неприятно поразило. Это лицо ясно говорило, что Аврора не желает знать никаких доводов и что к справедливости или к рассудку в разговоре с нею теперь взывать напрасно. Она видела только то, что хотела видеть, и шла к тому, чего хотела достигать. Все это можно бы принять за тупость, но такому заключению противоречил быстрый и умный взгляд ее изящных серых глаз и чертовски твердое выражение подбородка.
Произнося слово "nain", она точно что-то отгрызала и, откусив, даже не смыкала губ, а оставляла их открывши, чтобы опять еще и еще раз что-то перекусить и бросить. Ее белые, правильные зубы были оскалены, как у рассерженного зверька.
Она говорила стоя, поворотясь к собеседнику спиною, и судорожно копала и расшвыривала землю палкою своего серого кружевного зонтика с коричневой лентой.
Моряк сидел на одной из скамеек; но когда Аврора на все его доводы ответила "найн", он порывисто встал и сказал:
- Ну, хорошо. Довольно. Я не буду с тобою более спорить. Я тебя даже очень благодарю. Твое жестокое упрямство послужит мне в пользу... Когда я буду от вас далеко... и один... и когда мне станет о вас скучно... я вспомню тебя вот такою, какой вижу теперь... и мне будет легче.
- Nain!
- Как это "найн"?.. Я тебе сказал: мне будет легче.
- Nain!
- Почему "найн"?
Аврора полуоборотилась к нему и, топнув ногою, произнесла придыханием:
- Потому, что ты меня будешь вспоминать не такою!
Офицер улыбнулся и, тихо встав с места, взял и поцеловал руку Авроры.
- Ты права, - проговорил он, поцеловал ту же руку вторично и добавил, но знай, Аврора, что ты сегодня самая противная, самая упрямая немка.
- О, я думаю! - отвечала, так же улыбаясь и пожав плечами, Аврора. Ведь это только мы, упрямые немки, и имеем дурную привычку доделывать до конца свое дело. He-немка наделала бы совсем другое, - у нее тут были бы и слезы, и угрозы, и sacrifice жертва (франц.) или примирение ни на чем, до первого нового случая ни из-за чего. Да, я немка, мой милый Johann!.. Иоганн - нем., я упрямая немка.
- И очень красивая, черт возьми, немка!
- Да, да, да! "Черт кого-нибудь возьми" - я и довольно красивая немка.
Он опять взял ее руку и проговорил:
- Но уступи же мне хоть что-нибудь.
- Ничего!
- Ну так и я же поставлю на своем: я буду звать вашего Гунтера Никиткой.
- Что-о?!
- Вот этого третьего мальчишку я буду звать Никиткой.
Аврора громко рассмеялась.
- Можешь, можешь... Это будет очень забавно!
А в это время из-за частокола показался барон Андрей Васильевич и ласково заговорил:
- Что это могло так рассмешить нашу милую крошку Аврору?
Аврора показала пальцем на офицера и проговорила:
- Он будет называть своего третьего сына Никиткой!
- И прекрасно! - воскликнул барон. - А ты, Аврора, в самом деле остаешься здесь, с нами, с кузиной и с тантой?
- Да, Onkel, я буду жить с Tante и с Линой.
- И пробудешь все время, пока он возвратится?
- Да, Onkel.
- Милое дитя! А ты сама... Думаешь ли ты когда-нибудь о себе?
- Что думать, Onkel! - это вредно.
- Ты разве до сих пор никого особенно не любишь?
- Ай-ай! к чему вам знать это, Onkel?
- Прости. Я думал, ведь и тебе пора. Года идут.
- О, не беспокойтесь, Onkel! Моя пора любить уже настала, и я с нее собираю плоды.
- Ага! Что же дает тебе эта любовь?
- Удовольствие видеть счастие тех, кого я люблю, Onkel!
- И этого с тебя разве довольно?
- Этого?.. Этого много, Onkel. Это только стоит начать - и потом это никогда не окончишь!
Старик покачал головой и сказал:
- Да, ты найдешь себе роль в жизни, Аврора.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
И она действительно ее нашла.
Со времени описанного происшествия минуло пятнадцать лет. Я заехал в Дрезден навестить поселившееся там дружественное мне русское семейство и однажды неожиданно встретил у них слабенького, но благообразнейшего старичка, которого мне назвали бароном Андреем Васильевичем. Мы друг друга насилу узнали и заговорили про Ревель, где виделись, и про людей, которых видели. Я спросил о Сипачеве.
- Ну да, да, да!.. Как же!.. Он здесь, был здесь... здесь.
Андрей Васильевич говорил так же ласково и мягко или даже еще мягче, и теперь он даже одет был во все самое мякенькое.
- "Был", - а где же он теперь?
- Он умер, но умер здесь. Ведь здесь его семейство, и здесь его похоронили. Перст Божий! Аврора ему поставила очень хороший памятник на большом кладбище. Вы можете видеть. У них реестр. Спросите: "где контр-адмирал Сипачев", - сейчас укажут.
- А он уже был контр-адмирал?
- Как же! Как же!.. Разумеется, чин дали к отставке. Прекрасно сделал кругосветное плавание и прекрасно кончил весь круг своей жизни. Аврора получает пенсию и много пишет сама на фарфоре. "W" и "R" внутри буквы "А" это ее монограмма. Ей очень хорошо платят, но у нее ведь немало детей. Старшая дочь уже помогает Авроре.
- Позвольте, - говорю, - я не все понимаю: сколько помню, имя его жены - Лина.
- Ах, вы еще про ту старину! Лина давно умерла, и мать ее, баронесса, сестра моя, тоже умерла. А когда Лина умирала, она взяла мужа за руку и сказала: "Ты не плачь, я не боюсь умереть, я боюсь только за тебя и детей. А чтобы я не боялась отойти к Богу с покойной душой, дай мне слово непременно жениться на Авроре". И он, чтобы не огорчать кроткую Лину, дал ей это слово. Тогда она позвала Аврору и сказала: "Облегчи мне уход мой отсюда: подай ему руку и сохрани его и моих детей". И Аврора подала ему руку. Все так и сделалось, как просила Лина. Но вы знаете, там... у нас это было нельзя, потому что, когда он еще не был христианином, он был два раза женат, Лина была его третья жена, и хотя один брак его совсем не был браком, но тем не менее ему жениться на Авроре было невозможно. Тогда Аврора сказала: "Пойдем отсюда", и они продали все там, и пришли сюда, и купили все здесь. Их благословил пастор, у них миленький дом, сад, и мастерская, и печь для фарфора. Перевели сюда его пенсию, и после того, когда Аврора стала его женою, у них было три дочери, и все одна другой лучше. Они прожили в счастье одиннадцать лет. Мне стало скучно, и Аврора мне написала: "Onkel, приезжай и ты", и я у них жил и живу. Теперь я и совсем остался здесь, при них, потому что один я только мужчина. Надо всегда быть готовым в помощь друг другу, и перст Божий мне так указал.
- А где же его сыновья? Ведь им, я думаю, надо отбывать воинскую повинность в России?
Барон покривился и сказал:
- Нет, им, я думаю, это не надо. Они ведь совсем... Все ихнее теперь здесь... И мать - эта Tante Aurora. Она ведь их воспитала и очень их любит, и они ее любят, а Аврора Россию не любит.
- Да за что она ее так - не любит? Адмирал пожал недоуменно плечами и молвил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19