От хваленой дисциплины первых походов не осталось и следа. Шведская армия стала столь же разношерстной и разноплеменной, как и войска ее противников, а в отношении грабежей и насилий она превзошла их.
Надо сказать, что эту политику начал сам Густав Адольф. В 1630 г., когда началось вторжение в Германию, шведский военный бюджет составил 9,5 млн. талеров, а численность войск - около 77 000, из которых 40 000 предназначались для действий в Германии. В 1631 г., несмотря на огромный размах военных операций, удалось, благодаря использованию местных немецких ресурсов, снизить военные расходы шведской казны до 5,5 млн. талеров, в то время как численность шведских войск в Германии достигла 80 000 человек. Продолжая действовать в том же духе, Густав Адольф довел в 1632 г. военный бюджет до 2,2 млн. талеров, в шведских же войсках в Германии числилось в это время уже 200 000 человек. Шведский король, по словам Ф. Меринга, вел свою немецкую войну немецкой кровью за немецкие деньги на немецкой земле.
Глава VIII
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ВОЙНЫ
Война продолжалась уже более 20 лет. Начавшее ее поколение сменилось людьми, выросшими на войне, не помнившими мирного времени. Обычаи, отношения, созданные войной, стали чем-то естественным, само собой разумеющимся. Солдаты сначала грабили тогда, когда не хватало провианта и не выплачивалось жалованья. Потом стали грабить и в том случае, если большой нехватки и не было: грабили "про запас", так как никогда нельзя было быть уверенным в завтрашнем дне. Постепенно нормальным стало грабить при всех обстоятельствах. Если награбленное имущество нельзя было использовать, его уничтожали. Солдат находил вполне естественным, что, попав в крестьянский дом, он по возможности истреблял в кратчайший. срок все, что там находилось. Не было никакого смысла экономить, даже если впоследствии на этом же месте приходилось страдать от голода: все равно ничего не оставили бы товарищи, солдаты соседних частей, начальство или неприятель. Войска совершали марши в сотни миль по всей Германии, надолго не задерживаясь, стремясь внезапно напасть на противника и подвергаясь такой же опасности с его стороны.
Жители прятали все, что можно, и добровольно не давали солдату и куска хлеба, хотя бы он умирал от голода. Они всегда утверждали, что у них ничего нет, а солдаты не ломали себе головы над вопросом, забирают ли они у хозяина последнее или небольшую часть запрятанного богатства. Крестьянина подвергали ужасающим пыткам, рассчитывая на то, что он отдаст, если есть что дать, или умрет, если ничего не имеет.
Участник войны Гриммельсгаузен так описывает один из обычных тогда эпизодов военного быта. Отряд солдат ворвался в деревню. Большинство крестьян успело убежать, угнать скот и попрятать имущество, но нескольких человек рейтары сумели схватить и пытками вынудить показать, где спрятались остальные. Пока одни вылавливают скрывшихся крестьян, другие хозяйничают в домах, режут скот, складывают в мешки материю, одежду, утварь, разбивая и ломая то, что остается. Мечами прощупывают сено и солому, распарывают перины, чтобы, выпустив пух, набить их съестными припасами. Разбивают печи и выбивают стекла, ломают и жгут мебель, хотя тут же в нескольких шагах на дворе стоят штабели дров. Глиняную посуду солдаты разбили вдребезги, металлическую же, измятую и сплющенную, упаковали, чтобы захватить с собой. Нет предела их изобретательности в пытках: связанному крестьянину льют в рот отвратительную жижу - "шведский напиток", другого посадили в горящую хлебную печь, третьему закрутили на голове ремни так, что из носа, рта и ушей хлынула кровь, некоторым зажали пальцы вместо кремней в пистолетные замки, а приемному отцу героя книги натерли подошвы ног влажной солью и подвели козла, чтобы тот, слизывая соль, защекотал его до полусмерти.
Крестьяне платили солдатам лютой ненавистью, радовались их бедам, вредили чем только могли, убивали одиночек, больных и раненых. Они давно уже перестали интересоваться, в какой мере тот или иной попавшийся в их руки военный лично виноват перед ними. Гриммельсгаузен приводит и такой случай, когда крестьяне, захватив солдата-фуражира, отрезали ему нос и уши и закопали живого в бочке.
Особенно большой размах приобретало мщение крестьян после какого-нибудь крупного поражения одной из враждующих армий. Ищущие спасения разрозненные кучки измученных беглецов становились легкой добычей разъяренного населения. Крестьяне выходили на них с ружьями, как на охоту, караулили у переправ через реку, чтобы топить солдат дубинами и шестами с берега и лодок. Трупы раздевали догола. Не только солдату, но и любому проезжему было небезопасно встретиться по дороге с крестьянами: одичавшие и ожесточившиеся люди, гонимые нуждой или алчностью, без всякого стеснения убивали одиноких путешественников. Нередки стали случаи людоедства. Голодные люди ели траву, кору и листья деревьев, ловили мышей и лягушек, подбирали даже падаль.
Плохо приходилось не только крестьянам. Горожане за стенами своих городов могли укрыться только от менее крупных отрядов. В случае же взятия города штурмом они попадали в полную власть разнузданной солдатчины.
Излюбленной добычей войск были многочисленные еще в Германии монастыри с их обильными запасами, .собранными неутомимыми монахами за счет поборов с окрестного населения. Не только протестантские, но и католические солдаты не считали нужным особенно стесняться со святыми отцами. 210 кавалеристов Валленштейна, остановившиеся на пару дней в монастыре Гегбах, израсходовали, например, 2000 фунтов мяса и забрали с собой 1000 гульденов (в счет, по-видимому, экономии, наведенной монахами на пропитании солдат, иронически замечает историк). И это еще следует считать умеренным обхождением!
Германия превращалась в пустыню. Там, где до войны были тысячи поселений, теперь можно было ехать целыми днями, не встречая человека. Население крупнейших городов сократилось в несколько раз, деревни просто исчезали с лица земли.
В Рейнском Пфальце, который называли "садом Германии", к концу войны осталось менее десятой (некоторые считают, что даже менее пятидесятой) части прежнего населения. Всего на территории Империи население сократилось с шестнадцати миллионов приблизительно до шести. В сражениях погибло не менее 350 000 человек, остальные стали жертвами голода и эпидемий. Немало людей бежало в другие страны. Густо населенные раньше области покрылись дремучими зарослями, волки стаями бродили по опустевшим улицам. Курфюрст Иоганн Георг Саксонский за 45 лет своего правления лично истребил 3 543 волка и 203 медведя.
Гибли ценнейшие культурные сокровища, расхищались и уничтожались библиотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Надо сказать, что эту политику начал сам Густав Адольф. В 1630 г., когда началось вторжение в Германию, шведский военный бюджет составил 9,5 млн. талеров, а численность войск - около 77 000, из которых 40 000 предназначались для действий в Германии. В 1631 г., несмотря на огромный размах военных операций, удалось, благодаря использованию местных немецких ресурсов, снизить военные расходы шведской казны до 5,5 млн. талеров, в то время как численность шведских войск в Германии достигла 80 000 человек. Продолжая действовать в том же духе, Густав Адольф довел в 1632 г. военный бюджет до 2,2 млн. талеров, в шведских же войсках в Германии числилось в это время уже 200 000 человек. Шведский король, по словам Ф. Меринга, вел свою немецкую войну немецкой кровью за немецкие деньги на немецкой земле.
Глава VIII
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ ВОЙНЫ
Война продолжалась уже более 20 лет. Начавшее ее поколение сменилось людьми, выросшими на войне, не помнившими мирного времени. Обычаи, отношения, созданные войной, стали чем-то естественным, само собой разумеющимся. Солдаты сначала грабили тогда, когда не хватало провианта и не выплачивалось жалованья. Потом стали грабить и в том случае, если большой нехватки и не было: грабили "про запас", так как никогда нельзя было быть уверенным в завтрашнем дне. Постепенно нормальным стало грабить при всех обстоятельствах. Если награбленное имущество нельзя было использовать, его уничтожали. Солдат находил вполне естественным, что, попав в крестьянский дом, он по возможности истреблял в кратчайший. срок все, что там находилось. Не было никакого смысла экономить, даже если впоследствии на этом же месте приходилось страдать от голода: все равно ничего не оставили бы товарищи, солдаты соседних частей, начальство или неприятель. Войска совершали марши в сотни миль по всей Германии, надолго не задерживаясь, стремясь внезапно напасть на противника и подвергаясь такой же опасности с его стороны.
Жители прятали все, что можно, и добровольно не давали солдату и куска хлеба, хотя бы он умирал от голода. Они всегда утверждали, что у них ничего нет, а солдаты не ломали себе головы над вопросом, забирают ли они у хозяина последнее или небольшую часть запрятанного богатства. Крестьянина подвергали ужасающим пыткам, рассчитывая на то, что он отдаст, если есть что дать, или умрет, если ничего не имеет.
Участник войны Гриммельсгаузен так описывает один из обычных тогда эпизодов военного быта. Отряд солдат ворвался в деревню. Большинство крестьян успело убежать, угнать скот и попрятать имущество, но нескольких человек рейтары сумели схватить и пытками вынудить показать, где спрятались остальные. Пока одни вылавливают скрывшихся крестьян, другие хозяйничают в домах, режут скот, складывают в мешки материю, одежду, утварь, разбивая и ломая то, что остается. Мечами прощупывают сено и солому, распарывают перины, чтобы, выпустив пух, набить их съестными припасами. Разбивают печи и выбивают стекла, ломают и жгут мебель, хотя тут же в нескольких шагах на дворе стоят штабели дров. Глиняную посуду солдаты разбили вдребезги, металлическую же, измятую и сплющенную, упаковали, чтобы захватить с собой. Нет предела их изобретательности в пытках: связанному крестьянину льют в рот отвратительную жижу - "шведский напиток", другого посадили в горящую хлебную печь, третьему закрутили на голове ремни так, что из носа, рта и ушей хлынула кровь, некоторым зажали пальцы вместо кремней в пистолетные замки, а приемному отцу героя книги натерли подошвы ног влажной солью и подвели козла, чтобы тот, слизывая соль, защекотал его до полусмерти.
Крестьяне платили солдатам лютой ненавистью, радовались их бедам, вредили чем только могли, убивали одиночек, больных и раненых. Они давно уже перестали интересоваться, в какой мере тот или иной попавшийся в их руки военный лично виноват перед ними. Гриммельсгаузен приводит и такой случай, когда крестьяне, захватив солдата-фуражира, отрезали ему нос и уши и закопали живого в бочке.
Особенно большой размах приобретало мщение крестьян после какого-нибудь крупного поражения одной из враждующих армий. Ищущие спасения разрозненные кучки измученных беглецов становились легкой добычей разъяренного населения. Крестьяне выходили на них с ружьями, как на охоту, караулили у переправ через реку, чтобы топить солдат дубинами и шестами с берега и лодок. Трупы раздевали догола. Не только солдату, но и любому проезжему было небезопасно встретиться по дороге с крестьянами: одичавшие и ожесточившиеся люди, гонимые нуждой или алчностью, без всякого стеснения убивали одиноких путешественников. Нередки стали случаи людоедства. Голодные люди ели траву, кору и листья деревьев, ловили мышей и лягушек, подбирали даже падаль.
Плохо приходилось не только крестьянам. Горожане за стенами своих городов могли укрыться только от менее крупных отрядов. В случае же взятия города штурмом они попадали в полную власть разнузданной солдатчины.
Излюбленной добычей войск были многочисленные еще в Германии монастыри с их обильными запасами, .собранными неутомимыми монахами за счет поборов с окрестного населения. Не только протестантские, но и католические солдаты не считали нужным особенно стесняться со святыми отцами. 210 кавалеристов Валленштейна, остановившиеся на пару дней в монастыре Гегбах, израсходовали, например, 2000 фунтов мяса и забрали с собой 1000 гульденов (в счет, по-видимому, экономии, наведенной монахами на пропитании солдат, иронически замечает историк). И это еще следует считать умеренным обхождением!
Германия превращалась в пустыню. Там, где до войны были тысячи поселений, теперь можно было ехать целыми днями, не встречая человека. Население крупнейших городов сократилось в несколько раз, деревни просто исчезали с лица земли.
В Рейнском Пфальце, который называли "садом Германии", к концу войны осталось менее десятой (некоторые считают, что даже менее пятидесятой) части прежнего населения. Всего на территории Империи население сократилось с шестнадцати миллионов приблизительно до шести. В сражениях погибло не менее 350 000 человек, остальные стали жертвами голода и эпидемий. Немало людей бежало в другие страны. Густо населенные раньше области покрылись дремучими зарослями, волки стаями бродили по опустевшим улицам. Курфюрст Иоганн Георг Саксонский за 45 лет своего правления лично истребил 3 543 волка и 203 медведя.
Гибли ценнейшие культурные сокровища, расхищались и уничтожались библиотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49