ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Лондон Джек
Мамонт Томаса Стивенса
Д. Лондон
МАМОНТ ТОМАСА СТИВЕНСА
Первым долгом умываю руки по отношению к этому человеку. Я не автор его россказней и не беру на себя ответственности за них. Заметьте, что я делаю эти оговорки ради поддержания моей собственной репутации. У меня есть некоторое общественное положение, есть семья; ради доброго имени общины, которая оказывает мне честь своим уважением, и ради моих детей я не могу рисковать, как позволял себе раньше, и подвергаться неожиданностям с беспечностью непредусмотрительной юности. Итак, повторяю:
я умываю руки по отношению к нему, к этому нимвроду *, этому могучему охотнику, голубоглазому веснушчатому простаку Томасу Стивенсу.
* Нимврод - имя основателя древневавилонского царства, страстного зверобоя. Отсюда - прозвище охотников вообще.
Исполнив этот долг перед самим собой и во имя семейного мира, сохранение которого всегда так приятно моей жене, я могу теперь проявить и великодушие.
Я не стану критиковать рассказы, слышанные мною от Томаса Стивенса, и даже воздержусь от выражения какого-либо мнения о них. Если спросят, почему - могу прибавить, что мнения у меня никакого нет.
Я долго думал, взвешивал, сопоставлял, но каждый раз приходил к новому заключению, потому что, увы, Томас Стивене личность более крупная нежели я. Если он говорил правду очень хорошо, если неправду - тоже хорошо. Ибо - кто может доказать, или кто опровергнет?
Я устраняю себя от всякого суждения, а люди маловерные могут сделать то, что сделал я: отыскать самого Томаса Стивенса и лично выразить ему свои сомнения касательно разных фактов, о которых я намерен повествовать с его слов.
А где можно его найти?
Адрес его очень прост: где-нибудь между 53° северной широты и полюсом, с одной сторон, а с другой - в любом удобном для охоты месте между восточным берегом Сибири и крайними пределами Лабрадора (Сев. Америка). Что он окажется где-нибудь тут, на этой точно определенной территории,- ручаюсь словом честного человека, карьера которого требует чистосердечия и неуклонного следования по прямому пути.
Томас Стивене, может быть, и чудовищно искажал истину, но мы увиделись впервые (и это надо хорошенько заметить), когда он забрел ко мне на стоянку, где я считал себя на тысячу миль за пределами всякой культуры.
Увидев его лицо, первое человеческое лицо за несколько томительных месяцев, я готов был броситься к нему навстречу и задушить его в объятиях (между тем, я далеко не экспансивный человек) . Стивенсу свидание со мной как будто казалось самым обычным делом-на свете. Он просто зашел на огонек, поздоровался так, как принято между людьми на прохожих дорогах, отпихнул мои лыжи в одну сторону, пару собак - в другую и таким образом очистил себе место у костра.
Стивене сказал, что зашел занять щепотку соли и взглянуть, нет ли у меня приличного табаку. Он вытащил старую трубку, набил ее весьма тщательно и тут же без спроса отсыпал половину моего табаку в свой кисет.
- Да, эта травка недурна.- Он блаженно вздохнул и с таким удовольствием начал поглощать дым от трещавших желтых волокон, что мне, старому курильщику, стало весело смотреть на него.
Охотник? Зверолов? Золотоискатель? Стивене на мои наводящие вопросы отрицательно пожал плечами: нет, просто вышел побродить. Недавно пришел с Большого Невольничьего * и подумывает перебраться в область Юкона. От фактора в Кошиме он слышал об открытиях на Клондайке, и ему пришло в голову сходить туда взглянуть.
* Название прииска в южной части Аляски.
Я заметил, что он называет Клондайк на старинный лад "Оленьей Рекой", как делают старожилы, желающие поважничать перед индейцами и новичками-белокожими. Впрочем, тон его был так наивен и прост, что выходило вовсе не обидно, и я простил ему. Стивене прибавил, что имеет в виду, прежде чем перевалить на Юкон, пробежаться к форту Доброй Надежды.
А форт Доброй Надежды ведь находится на крайнем севере, далеко за полярным кругом, в таком месте, куда редко ступала нога человека. И когда из ночного мрака неведомо откуда является к моему костру неопределенного вида бродяга и об этаких концах говорит - "сходить" да "пробежаться", то думаешь, что пора бы проснуться и стряхнуть с себя грезы. Поэтому я посмотрел вокруг: я увидел нарты, а рядом - сосновые ветки, накиданные для ночлега, увидел мешки с провизией, чайник, пар от собачьего дыхания, освещенный костром, а надо всем громадную дугу северного сияния, перекинутую через зенит с юго-востока на северо-запад.
Меня прохватила дрожь. Есть волшебство в полярной ночи, которое проникает в вас, как лихорадка с малярийных болот. Вы захвачены и порабощены, прежде чем успеете это заметить.
Потом я взглянул на лыжи, лежавшие крест-накрест там, куда он отбросил их. Я сунул нос и в свой кисет: из него исчезла по крайней мере половина запаса. Это решило вопрос. Нет, я не был жертвой своей фантазии.
Пристально посмотрев на этого человека, я подумал, что он один из тех одичавших бродяг, которые оторваны от близких и родных, заброшены вдаль и, обезумев от давних страданий, странствуют по неведомым краям и беспредельным пустыням. Ну что же; не надо ему противоречить, пока, пржалуй, в голове у него не станет ясней. Кто знает, не довольно ли одного звука человеческого голоса, чтобы привести его в себя.
Поэтому я вовлек Стивенса в беседу и скоро начал удивляться, так как он стал толковать о дичи и ее повадках.
Он бивал и сибирского волка на крайнем западе Аляски, и дикую козу в тайниках Скалистых гор. Он утверждал, что знает места, где еще бродят последние буйволы, что видел канадских оленей, когда эти животные бежали стадами в сотни тысяч голов, и что он спал в Великой Пустыне на зимнем следу мускусного быка.
Тут я изменил свое мнение о нем (то была первая перемена, но никак не последняя), и счел его за образец правдивости.
Как это вышло, я и сам не знаю, только что-то толкнуло меня повторить ему рассказ, слышанный мной от человека, который прожил в тех местах достаточно, чтобы не болтать пустяков.
Дело шло о большом медведе, который будто бы держится на крутых скатах гор, никогда не спускаясь на более отлогие склоны. Природа как будто приспособила этого зверя так, что его ноги с одной стороны на целый фут длиннее, чем с другой. Всякий согласится, что это очень удобно.
Я в первом лице, в настоящем времени и от своего имени повествовал о том, как я охотился на этого редкого зверя, живо набросал подходящую обстановку, не забыв подробностей ради правдоподобия, и думал поразить слушателя своим рассказом.
Ничуть не бывало. Вырази он сомнение, я мог бы простить ему. Начни он возражать, отрицать опасность такой охоты, вследствие невозможности для зверя повернуться и пойти в обратную сторону,- поступи он так, признаюсь, я мог бы пожать ему руку, как истинному охотнику, каким он и был.
1 2 3 4