Больше победители не тронули ничего. Видимо, грабеж — если таковой вообще намечался — должен был вестись под строгим присмотром Канто, обязанного выделить долю лайоту Порансо и своей дружине. Блейд уже успел убедиться, что гарты были дисциплинированным народом, особенно когда дело касалось войны, набегов и дележа добычи. Тут все проступки карались только одним наказанием -смертью.
Он уже неплохо говорил на языке островитян; то, что еще недавно казалось ему мешаниной рева, свиста, взлаиваний и придушенного хрипа, стало распадаться на слова, которые выстраивались в фразы и в целые речи — иногда весьма глубокомысленные. Первое, что он осознал — с неоценимой помощью Найлы, разумеется, — что на Гарторе полностью справедлива поговорка пионеров американского Запада: индеец в своем вигваме и индеец на тропе войны — два разных индейца. Несомненно, большинство воинов умели обуздывать свою природную свирепость, и ссор между дружинниками не бывало. Но междуусобицы случались, и не раз. После смерти правителя очередной царек иногда восходил на трон по колени в крови менее удачливых родственников.
Как там говорила Найла? Огненные горы, великаны-людоеды, колдуны и чудовища? Такое часто рассказывают о дальних странах. Но доберешься туда -и видишь, что там живут обычные люди, и занимаются они обычными делами: строят и разрушают, любят и ненавидят, воюют, грабят и жгут…
Титул сайята, которого удостоился Блейд, не являлся наследственным. Лайот присваивал его самому умелому и самому свирепому из воинов, но другой, еще более умелый и свирепый, мог заработать белое перо, перерезав глотку его обладателю. Так что сейчас закон Гартора был на стороне Блейда; он получил Ристу по праву сильного.
Владение нового сайята лежало на берегу обширной бухты, ограниченной со стороны пролива скалистым мысом; образовавшая его невысокая базальтовая гряда, которую туземцы называли Черной Стеной, тянулась в глубь суши, прикрывая холмистую равнину за поселком от бесчинства бурь и ветров. За узким проливом, в котором пироги Канто поймали «Катрейю», находился Гиртам — отколовшийся от гарторского островного щита кусок суши миль тридцать длиной. Сам Гартор был гораздо обширней — почти сто миль с запада на восток и немногим меньше с севера на юг в самой широкой части.
Впрочем, здесь не существовало привычных для Блейда названий стран света. Запад Понитэка, длинной меридиональной цепи островов, именовался Наш Край, восток — Та Сторона; север, куда стремил свои воды Зеленый Поток, был Низом, юг — Верхом. Многие острова, и большие, и малые, лежали полностью в Нашем Краю; другие — на Той Стороне, сотней миль ближе к восходу, в зоне медленного северного течения Гартор же был весьма велик и вытянут поперек архипелага, так что от его восточных берегов до Той Стороны оставалось всего тридцатьсорок миль.
Блейд еще не вполне улавливал смысл всех этих обозначений, за которыми, видимо, крылись какие-то особые взаимоотношения островитян с Зеленым Потоком. Однако он уже знал, что в лабиринте проливов, каналов и проток имеется сложная система течений, странным образом определявшая иерархию островов. Он часто слышал, как ристинцы с плохо скрытой неприязнью отзывались о Броге, южном острове, который приветствовал прохождение «Катрейи» столбами дыма. Брог был гораздо меньше Гартора и полностью располагался на Нашем Краю; от северного соседа его отделял широкий пролив с мощным течением, направленным к северу. По словам жителей Ристы, броги являлись прирожденными разбойниками, грабителями и лодырями, не способными вскопать участок земли или забросить невод в морские воды.
Впрочем, и сами гарты трудиться не любили; этот воинственный народ действительно оказался похожим на викингов. Они ходили в набеги на север и брали там рабов; они грабили, разоряли и жгли столь же умело и успешно, как и презренные броги; они насиловали, пытали и убивали — и Блейд пока не мог понять, почему северяне не отвечают тем же. Но главное — гарты обожествляли воинскую доблесть, и всякий искусный боец имел шанс стать не только сайятом, но и великим героем. Сам Блейд, похоже, уже им стал — по острову пошли гулять легенды о преследовании «Катрейи» и последней битве на палубе.
Он стащил свой головной убор и задумчиво погладил роскошное белое перо, торчавшее в центре подобно султану на рыцарском шлеме. То был знак его титула — перо из хвоста редчайшего белого карешина, огромной нелетающей птицы, похожей на страуса. Найла говорила, что как раз на таких чудищ ее отец, Ниласт, охотился вместе с рукбатским послом на Хотрале. Здесь же, на Гарторе, их разводили — ради мяса и великолепных перьев. Единственная на острове стая белых карешинов содержалась при дворе лайота, который и раздавал перья гарторской аристократии: по одному — сайятам, по два -туйсам, принцам его дома. Три пера носил сам Порансо. Как говорил Блейду Магиди, местный жрец и навигатор Потока, лайот был стар, очень стар, и три его возможных наследника не ладили между собой. Сейчас Блейд решал дилемму, стоит ли ему бороться за три белых пера или нет?
Посмотрим, подумал он. Посмотрим завтра на этого дряхлого туземного царька и примем решение. Он не собирался задерживаться на Гарторе дольше, чем будет необходимо для отдыха и разведки путей на юг. Если Порансо не станет ему мешать, то сохранит в целости свои перышки. Иначе…
Внизу хлопнула дверь, и на палубе появилась Найла. Сегодня она опять была в новом туалете; их запас в сундуках «Катрейи» воистину был неистощим! Блейд, однако, ничего не имел против; ведь рано или поздно туалет оказывался там, где положено — на полу. А Найла, нагая и розово-смуглая — в его объятиях.
Смысл этой демонстрации мод был ему совершенно ясен — Найла благодарила своего героя, своего возлюбленного принца, завоевавшего для нее если не царскую корону, то, по крайней мере, княжеский венец. И каждый вечер она хотела предстать перед ним в новом обличье, в очередном изысканном наряде, с иной прической и иными ароматами, и даже какими-то другими, отличными от вчерашних, жестами и походкой. Ее бесконечно разнообразные туалеты имели, однако, нечто общее — все они оказывались весьма соблазнительными. Иногда Блейд начинал гадать, что она предпримет, когда опустеют два сундука в ее каюте. Начнет все по новой? Или выпишет тряпки с Калитана, послав заказ авиапочтой?
Но до этого было еще далеко. Родной остров его возлюбленной отличался весьма жарким климатом, и благородные калитанские дамы носили полупрозрачные и невесомые воздушные одежды, словно сотканные из разноцветного тумана и расшитые утренней радугой. Сундуки же в каюте Найлы выглядели очень вместительными.
Сегодня она надела туфельки на высоком каблуке — они держались на ногах только на паре золотистых ленточек, перекрещивающихся на подъеме, -золотистый, в тон обуви, хитон и того же цвета венец, кольцом охватывающий высокую прическу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Он уже неплохо говорил на языке островитян; то, что еще недавно казалось ему мешаниной рева, свиста, взлаиваний и придушенного хрипа, стало распадаться на слова, которые выстраивались в фразы и в целые речи — иногда весьма глубокомысленные. Первое, что он осознал — с неоценимой помощью Найлы, разумеется, — что на Гарторе полностью справедлива поговорка пионеров американского Запада: индеец в своем вигваме и индеец на тропе войны — два разных индейца. Несомненно, большинство воинов умели обуздывать свою природную свирепость, и ссор между дружинниками не бывало. Но междуусобицы случались, и не раз. После смерти правителя очередной царек иногда восходил на трон по колени в крови менее удачливых родственников.
Как там говорила Найла? Огненные горы, великаны-людоеды, колдуны и чудовища? Такое часто рассказывают о дальних странах. Но доберешься туда -и видишь, что там живут обычные люди, и занимаются они обычными делами: строят и разрушают, любят и ненавидят, воюют, грабят и жгут…
Титул сайята, которого удостоился Блейд, не являлся наследственным. Лайот присваивал его самому умелому и самому свирепому из воинов, но другой, еще более умелый и свирепый, мог заработать белое перо, перерезав глотку его обладателю. Так что сейчас закон Гартора был на стороне Блейда; он получил Ристу по праву сильного.
Владение нового сайята лежало на берегу обширной бухты, ограниченной со стороны пролива скалистым мысом; образовавшая его невысокая базальтовая гряда, которую туземцы называли Черной Стеной, тянулась в глубь суши, прикрывая холмистую равнину за поселком от бесчинства бурь и ветров. За узким проливом, в котором пироги Канто поймали «Катрейю», находился Гиртам — отколовшийся от гарторского островного щита кусок суши миль тридцать длиной. Сам Гартор был гораздо обширней — почти сто миль с запада на восток и немногим меньше с севера на юг в самой широкой части.
Впрочем, здесь не существовало привычных для Блейда названий стран света. Запад Понитэка, длинной меридиональной цепи островов, именовался Наш Край, восток — Та Сторона; север, куда стремил свои воды Зеленый Поток, был Низом, юг — Верхом. Многие острова, и большие, и малые, лежали полностью в Нашем Краю; другие — на Той Стороне, сотней миль ближе к восходу, в зоне медленного северного течения Гартор же был весьма велик и вытянут поперек архипелага, так что от его восточных берегов до Той Стороны оставалось всего тридцатьсорок миль.
Блейд еще не вполне улавливал смысл всех этих обозначений, за которыми, видимо, крылись какие-то особые взаимоотношения островитян с Зеленым Потоком. Однако он уже знал, что в лабиринте проливов, каналов и проток имеется сложная система течений, странным образом определявшая иерархию островов. Он часто слышал, как ристинцы с плохо скрытой неприязнью отзывались о Броге, южном острове, который приветствовал прохождение «Катрейи» столбами дыма. Брог был гораздо меньше Гартора и полностью располагался на Нашем Краю; от северного соседа его отделял широкий пролив с мощным течением, направленным к северу. По словам жителей Ристы, броги являлись прирожденными разбойниками, грабителями и лодырями, не способными вскопать участок земли или забросить невод в морские воды.
Впрочем, и сами гарты трудиться не любили; этот воинственный народ действительно оказался похожим на викингов. Они ходили в набеги на север и брали там рабов; они грабили, разоряли и жгли столь же умело и успешно, как и презренные броги; они насиловали, пытали и убивали — и Блейд пока не мог понять, почему северяне не отвечают тем же. Но главное — гарты обожествляли воинскую доблесть, и всякий искусный боец имел шанс стать не только сайятом, но и великим героем. Сам Блейд, похоже, уже им стал — по острову пошли гулять легенды о преследовании «Катрейи» и последней битве на палубе.
Он стащил свой головной убор и задумчиво погладил роскошное белое перо, торчавшее в центре подобно султану на рыцарском шлеме. То был знак его титула — перо из хвоста редчайшего белого карешина, огромной нелетающей птицы, похожей на страуса. Найла говорила, что как раз на таких чудищ ее отец, Ниласт, охотился вместе с рукбатским послом на Хотрале. Здесь же, на Гарторе, их разводили — ради мяса и великолепных перьев. Единственная на острове стая белых карешинов содержалась при дворе лайота, который и раздавал перья гарторской аристократии: по одному — сайятам, по два -туйсам, принцам его дома. Три пера носил сам Порансо. Как говорил Блейду Магиди, местный жрец и навигатор Потока, лайот был стар, очень стар, и три его возможных наследника не ладили между собой. Сейчас Блейд решал дилемму, стоит ли ему бороться за три белых пера или нет?
Посмотрим, подумал он. Посмотрим завтра на этого дряхлого туземного царька и примем решение. Он не собирался задерживаться на Гарторе дольше, чем будет необходимо для отдыха и разведки путей на юг. Если Порансо не станет ему мешать, то сохранит в целости свои перышки. Иначе…
Внизу хлопнула дверь, и на палубе появилась Найла. Сегодня она опять была в новом туалете; их запас в сундуках «Катрейи» воистину был неистощим! Блейд, однако, ничего не имел против; ведь рано или поздно туалет оказывался там, где положено — на полу. А Найла, нагая и розово-смуглая — в его объятиях.
Смысл этой демонстрации мод был ему совершенно ясен — Найла благодарила своего героя, своего возлюбленного принца, завоевавшего для нее если не царскую корону, то, по крайней мере, княжеский венец. И каждый вечер она хотела предстать перед ним в новом обличье, в очередном изысканном наряде, с иной прической и иными ароматами, и даже какими-то другими, отличными от вчерашних, жестами и походкой. Ее бесконечно разнообразные туалеты имели, однако, нечто общее — все они оказывались весьма соблазнительными. Иногда Блейд начинал гадать, что она предпримет, когда опустеют два сундука в ее каюте. Начнет все по новой? Или выпишет тряпки с Калитана, послав заказ авиапочтой?
Но до этого было еще далеко. Родной остров его возлюбленной отличался весьма жарким климатом, и благородные калитанские дамы носили полупрозрачные и невесомые воздушные одежды, словно сотканные из разноцветного тумана и расшитые утренней радугой. Сундуки же в каюте Найлы выглядели очень вместительными.
Сегодня она надела туфельки на высоком каблуке — они держались на ногах только на паре золотистых ленточек, перекрещивающихся на подъеме, -золотистый, в тон обуви, хитон и того же цвета венец, кольцом охватывающий высокую прическу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52