Рёкан в этом отношении исключение - это святой, которого все любили, может быть, потому, что он был как ребенок, - скорее естественный, чем добрый. Может показаться, что любовь японцев к природе весьма сентиментальна, ибо направлена на такие явления природы, которые "приятны" и "красивы" - бабочки, цветы фруктовых деревьев, осеннюю луну, хризантемы и старые сосны. Но Рёкан - поэт и вшей и блох, и сам-то он до костей промок под холодным дождем.
На горе У-дай облака - дымящийся рис.
Перед древним храмом Будды
собаки орошают небесный свод.
А сколько существует хайку, подобных такому, например, стихотворению Иссы:
Рот, щелкнувший блоху,
Произнес:
Наму Амида Бутсу!
В дождливые дни
Монах Рёкан
Грустит о себе.
Его взгляд на "природу" глубоко целостен:
Скрежет ножа
По сковороде сливается
С голосами древесных лягушек.
В каком-то смысле Рёкан - это японский Святой Франциск, хотя его религиозность выражена менее очевидно. Это бродяга-дурачок, который самозабвенно отдается детским играм, живет в лесу в одинокой хижине с протекающей крышей, где стены увешаны стихами, начертанными его восхитительно неразборчивым паутинным почерком, столь ценимым знатоками японской каллиграфии. О вшах на груди своей он размышляет как о насекомых в траве, и выражает всевозможные естественные человеческие чувства - печаль, одиночество, недоумение или жалость - ничуть не стыдясь и нисколько не гордясь ими. Даже ограбленный он остается богатым, ибо
Вор
Не прихватил ее с собой
Луну в окошке.
А когда у него нет денег,
Ветер наносит
Палые листья. Хватит
Развести костер.
Когда жизнь пуста по отношению к прошлому и бесцельна по отношению к будущему, вакуум заполняется настоящим - тем настоящим, которое, как правило, в обычной жизни сводится до волосяной линии, до доли секунды, когда ничего и не успевает произойти. Ощущение бесконечно разросшегося настоящего нигде не бывает столь сильным, как в тя-но-ю, чайной церемонии. Строго говоря, это слово обозначает нечто вроде "чай с горячей водой". Но одной этой церемонией Дзэн так сильно повлиял на японский уклад, что тядзин, "чайный человек", стал законодателем вкуса во многих искусствах, так или иначе связанных с тя-но-ю: таких, как архитектура, керамика, работа по металлу и лаку и искусство букета (икэбана).
С тех пор, как чайная церемония вошла в общепринятый комплекс образования молодых девиц, тя-но-ю обросло массой сентиментальной чепухи и ассоциируется теперь с парчовыми куколками, сидящими в залитых лунным светом комнатах и судорожно пытающимися имитировать изысканные чувства наслаждения фарфором или веткой вишни. Но в своей аскетической простоте, например, в школе Сошу Сэн, чайная церемония является подлинным выражением Дзэн, и необходимыми атрибутами для нее являются только чашка, чай и горячая вода. Если и этого нет, тя-до ("путь чая") может практиковаться везде и с чем угодно, ибо, по существу, это то же самое, что и Дзэн.
Если христианство - это вино, а ислам - кофе, то буддизм - это, конечно, чай. Его успокаивающее, очищающее воздействие - это вкус чуть ли не самого просветления, а его легкий привкус горечи соответствует и приятной шероховатости "естественного фактора", и "срединному пути" между сладким и кислым. Задолго до возникновения тя-но-ю дзэнские монахи использовали чай в качестве стимулятора медитации. Чаепитие проходило неспешно, в состоянии спокойной бдительности, что естественно порождало ритуальный характер самого действия тя-но-ю чай освежал, а зимой согревал тех бродячих монахов-отшельников, которые любили строить травяные или бамбуковые хижины в горных чащах или у берега запруженного камнями ручья в ущелье. Лишенная всяких украшений пустота и простота хижины даосского монаха или отшельника Дзэн породили стиль не только "чайного домика", но и всей архитектуры жилища Японии.
Монашескую "чайную церемонию" ввел в Японии Эйсай, и хотя она по форме и отличалась от современной тя-но-ю, чайная церемония родилась отсюда, когда, по-видимому, в пятнадцатом веке была подхвачена светским населением. После этого тя-но-ю в собственном смысле слова усовершенствовал Сен-но Рикью (1518-1591), от которого и пошли три главных школы чаепития, процветающие до нашего времени. Чай в этой церемонии - это не обычный листовой (байховый) чай, который заваривают в горячей воде; это зеленый чай в виде мелкого порошка; его размешивают в горячей воде с помощью бамбуковой метелочки, пока он не станет тем, что китайский автор называет "пеной жидкого нефрита". Лучше, чтобы в тя-но-ю участвовал узкий круг людей, желательно всего двое, и в прежние времена он был особенно популярен у самураев - а в наши дни - у уставших бизнесменов - как откровенный отдых от суматохи, царящей в мире.
Лучше всего, если хижина тя-но-ю, хоть и маленькая, расположена отдельно от основного жилища и окружена своим садиком. Пол в ней покрыт двумя татами или соломенными циновками, расположенными вокруг ямы для костра, крыша обычно из рисовой соломы, а стены, как во всех японских домах - это бумажные ширмы - седзи, укрепленные на деревянных стойках с естественной отделкой. Часть помещения занимает ниша под названием токонома, в которой висит один единственный свиток с живописью или каллиграфией, а рядом - камень, цветущая ветвь или еще какой-нибудь предмет искусства.
Атмосфера, хотя и не лишена торжественности, полна удивительного покоя. Гости могут беседовать друг с другом или сидеть молча - как им угодно. Хозяин неторопливо разводит костер из древесного угля и ковшиком на бамбуковой палочке наливает воду в квадратный железный котелок темно-коричневого цвета. Так же торжественно и ничуть не спеша достает он угощение и прочую утварь - блюдо с несколькими пирожными, чайную чашку и чайницу, метелочку и полоскательницу. Пока идут приготовления, течет незначительный разговор, и вскоре вода в котелке начинает тихонько закипать. Гости замолкают и слушают пение чайника. Потом хозяин сервирует гостям чай по очереди, в одной и той же чашке: бамбуковой палочкой, изогнутой в виде ложки, он кладет в чашку чай из чайницы, заливает его кипятком с помощью черпака на длинной ручке, взбивает его до пенообразного состояния метелочкой и ставит чашку с самой красивой ее стороной перед очередным гостем.
В тя-но-ю обычно употребляются чашки темного цвета, с грубой отделкой, часто изнутри не глазурованные - а снаружи глазурь стекает как попало счастливая небрежность изготовления, которая представляет неисчислимые возможности для игры "управляемой случайности". Особенно ценятся корейские чаши для риса самого дешевого сорта, крестьянская утварь с грубой фактурой, - среди них "мастера чая" находят безыскусные шедевры формы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
На горе У-дай облака - дымящийся рис.
Перед древним храмом Будды
собаки орошают небесный свод.
А сколько существует хайку, подобных такому, например, стихотворению Иссы:
Рот, щелкнувший блоху,
Произнес:
Наму Амида Бутсу!
В дождливые дни
Монах Рёкан
Грустит о себе.
Его взгляд на "природу" глубоко целостен:
Скрежет ножа
По сковороде сливается
С голосами древесных лягушек.
В каком-то смысле Рёкан - это японский Святой Франциск, хотя его религиозность выражена менее очевидно. Это бродяга-дурачок, который самозабвенно отдается детским играм, живет в лесу в одинокой хижине с протекающей крышей, где стены увешаны стихами, начертанными его восхитительно неразборчивым паутинным почерком, столь ценимым знатоками японской каллиграфии. О вшах на груди своей он размышляет как о насекомых в траве, и выражает всевозможные естественные человеческие чувства - печаль, одиночество, недоумение или жалость - ничуть не стыдясь и нисколько не гордясь ими. Даже ограбленный он остается богатым, ибо
Вор
Не прихватил ее с собой
Луну в окошке.
А когда у него нет денег,
Ветер наносит
Палые листья. Хватит
Развести костер.
Когда жизнь пуста по отношению к прошлому и бесцельна по отношению к будущему, вакуум заполняется настоящим - тем настоящим, которое, как правило, в обычной жизни сводится до волосяной линии, до доли секунды, когда ничего и не успевает произойти. Ощущение бесконечно разросшегося настоящего нигде не бывает столь сильным, как в тя-но-ю, чайной церемонии. Строго говоря, это слово обозначает нечто вроде "чай с горячей водой". Но одной этой церемонией Дзэн так сильно повлиял на японский уклад, что тядзин, "чайный человек", стал законодателем вкуса во многих искусствах, так или иначе связанных с тя-но-ю: таких, как архитектура, керамика, работа по металлу и лаку и искусство букета (икэбана).
С тех пор, как чайная церемония вошла в общепринятый комплекс образования молодых девиц, тя-но-ю обросло массой сентиментальной чепухи и ассоциируется теперь с парчовыми куколками, сидящими в залитых лунным светом комнатах и судорожно пытающимися имитировать изысканные чувства наслаждения фарфором или веткой вишни. Но в своей аскетической простоте, например, в школе Сошу Сэн, чайная церемония является подлинным выражением Дзэн, и необходимыми атрибутами для нее являются только чашка, чай и горячая вода. Если и этого нет, тя-до ("путь чая") может практиковаться везде и с чем угодно, ибо, по существу, это то же самое, что и Дзэн.
Если христианство - это вино, а ислам - кофе, то буддизм - это, конечно, чай. Его успокаивающее, очищающее воздействие - это вкус чуть ли не самого просветления, а его легкий привкус горечи соответствует и приятной шероховатости "естественного фактора", и "срединному пути" между сладким и кислым. Задолго до возникновения тя-но-ю дзэнские монахи использовали чай в качестве стимулятора медитации. Чаепитие проходило неспешно, в состоянии спокойной бдительности, что естественно порождало ритуальный характер самого действия тя-но-ю чай освежал, а зимой согревал тех бродячих монахов-отшельников, которые любили строить травяные или бамбуковые хижины в горных чащах или у берега запруженного камнями ручья в ущелье. Лишенная всяких украшений пустота и простота хижины даосского монаха или отшельника Дзэн породили стиль не только "чайного домика", но и всей архитектуры жилища Японии.
Монашескую "чайную церемонию" ввел в Японии Эйсай, и хотя она по форме и отличалась от современной тя-но-ю, чайная церемония родилась отсюда, когда, по-видимому, в пятнадцатом веке была подхвачена светским населением. После этого тя-но-ю в собственном смысле слова усовершенствовал Сен-но Рикью (1518-1591), от которого и пошли три главных школы чаепития, процветающие до нашего времени. Чай в этой церемонии - это не обычный листовой (байховый) чай, который заваривают в горячей воде; это зеленый чай в виде мелкого порошка; его размешивают в горячей воде с помощью бамбуковой метелочки, пока он не станет тем, что китайский автор называет "пеной жидкого нефрита". Лучше, чтобы в тя-но-ю участвовал узкий круг людей, желательно всего двое, и в прежние времена он был особенно популярен у самураев - а в наши дни - у уставших бизнесменов - как откровенный отдых от суматохи, царящей в мире.
Лучше всего, если хижина тя-но-ю, хоть и маленькая, расположена отдельно от основного жилища и окружена своим садиком. Пол в ней покрыт двумя татами или соломенными циновками, расположенными вокруг ямы для костра, крыша обычно из рисовой соломы, а стены, как во всех японских домах - это бумажные ширмы - седзи, укрепленные на деревянных стойках с естественной отделкой. Часть помещения занимает ниша под названием токонома, в которой висит один единственный свиток с живописью или каллиграфией, а рядом - камень, цветущая ветвь или еще какой-нибудь предмет искусства.
Атмосфера, хотя и не лишена торжественности, полна удивительного покоя. Гости могут беседовать друг с другом или сидеть молча - как им угодно. Хозяин неторопливо разводит костер из древесного угля и ковшиком на бамбуковой палочке наливает воду в квадратный железный котелок темно-коричневого цвета. Так же торжественно и ничуть не спеша достает он угощение и прочую утварь - блюдо с несколькими пирожными, чайную чашку и чайницу, метелочку и полоскательницу. Пока идут приготовления, течет незначительный разговор, и вскоре вода в котелке начинает тихонько закипать. Гости замолкают и слушают пение чайника. Потом хозяин сервирует гостям чай по очереди, в одной и той же чашке: бамбуковой палочкой, изогнутой в виде ложки, он кладет в чашку чай из чайницы, заливает его кипятком с помощью черпака на длинной ручке, взбивает его до пенообразного состояния метелочкой и ставит чашку с самой красивой ее стороной перед очередным гостем.
В тя-но-ю обычно употребляются чашки темного цвета, с грубой отделкой, часто изнутри не глазурованные - а снаружи глазурь стекает как попало счастливая небрежность изготовления, которая представляет неисчислимые возможности для игры "управляемой случайности". Особенно ценятся корейские чаши для риса самого дешевого сорта, крестьянская утварь с грубой фактурой, - среди них "мастера чая" находят безыскусные шедевры формы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75