Отвечая на поздравления, Питер вдруг вспомнил Говарда Роурка. Он подумал о нем с удовольствием. Потом он понял, почему — он вспомнил, что утром Роурка исключили из института. Несмотря на то, что Роурк всегда хорошо к нему относился и помогал, когда бы Питер к нему ни обратился. Но в душе Питер всегда ему завидовал.
Когда Питер пришел домой, он увидел на веранде Роурка. С Роурком его связывало странное чувство. В его присутствие он всегда был самим собой, а в привязанности, которую он испытывал к Роурку, вмещались боль, удивление и беспомощность.
Питер сел рядом с Роурком, и неожиданно для себя сказал:
— Ты знаешь, Говард, я хочу с тобой посоветоваться, потому что твое мнение значит для меня гораздо больше, чем чье-либо другое, даже декана. Что мне выбрать — работу у Франкона или Париж?
— Если ты хочешь знать мое мнение, Питер, — сказал Роурк, — то ты уже совершил ошибку, придя ко мне за советом. Вообще обращаясь к кому-либо за советом. Никогда никого не спрашивай. Во всяком случае, о своей работе. Разве ты сам не знаешь, что ты хочешь? Как ты можешь допустить, чтобы за тебя решали другие?
— Но, видишь ли, Говард, я не уверен… Я никогда в себе не уверен. Я даже не знаю, так ли я способен, как мне об этом говорят. Я бы никому в этом не признался, кроме тебя.
— Если ты хочешь чему-либо научиться, иди к Франкону. Он, конечно, дурак и негодяй, но там ты получишь возможность строить. И научишься самостоятельности.
— Говард, а что ты собираешься делать?
— Я поеду в Нью-Йорк и буду работать у Генри Камерона.
— Говард! Но ведь он сейчас никто! В течение многих лет он не получил ни одного стоящего заказа! Какое будущее тебя с ним ожидает? Чему ты у него научишься?
— Немногому. Как строить.
— Послушай, Говард, может быть я смогу тебе чем-нибудь помочь… Поговорить с Франконом…
— Спасибо, Питер. Это решено.
— А что Камерон тебе предложил?
— Камерон? Я его никогда не видел.
Китинг приступил к работе у Франкона, сразу завоевав уважение своих сослуживцев. Мысленно он наметил ряд лиц, которые будут мешать ему в продвижении к заветной цели — стать компаньоном Гая Франкона.
В Нью-йорке жила девушка Кэтрин Халси, которую Питер знал еще в Бостоне. Сейчас она жила у своего дяди.
Питер ухаживал за ней уже несколько лет, никогда не позволяя себе того, что он делал с другими девушками. Он знал, что она готова с ним на все. Она любила его и говорила об этом открыто, ничего от него не требуя и ни на что не надеясь. Он встречался с самыми красивыми девушками в городе. Он сам был очень интересным молодым человеком и порой даже стеснялся заурядной внешности Кэтрин, её неряшливой манеры одеваться и того, что ни один парень дважды не взглянул бы на нее. Он часто увлекался той или иной девушкой, клялся им, что не может без них жить. О Кэтрин он забывал месяцами, а она никогда не напоминала ему о себе. И все же он всегда возвращался к ней, неожиданно даже для себя самого.
Иногда он забывал отвечать на её письма. Она же отвечала сразу, но никогда не писала, если от него долго ничего не было. Когда он думал о ней, ему казалось, что заменить её ему не сможет никто. Однако, уже будучи в Нью-Йорке, он месяцами не звонил ей.
Прошло больше месяца с тех пор, как он приехал работать в Нью-Йорк. И вот он впервые пришел к ней. Он даже не сообщил о том, что придет. Он никогда не сомневался, что застанет её дома. Он всегда приходил неожиданно и всегда заставал её.
Придя к ней в этот раз, он сразу почувствовал облегчение. Все его страхи и опасения улетучились. Она даже не спросила его, почему он так долго не появлялся.
— Господи, как я соскучился по тебе! — сказал он, и это была правда. Он скучал по ней даже в те дни, когда не думал о ней.
Питер узнал, что дядя Катрин и есть тот самый Элсворс Тухи, известный критик и философ, который писал блестящие статьи по вопросам архитектуры, Питер мечтал встретиться с ним, но не хотел делать этого через Кэтрин. Он ждал удобной минуты. Он хотел, чтобы сначала заговорили о нем как об архитекторе.
Роурк без всяких рекомендательных писем пришел наниматься к Генри Камерону.
В восьмидесятых годах прошлого столетия архитекторы Ныо-Йорка знали, что первым среди них является Генри Камерон. Для того, чтобы он взял заказ на проект какого либо здания нужно было ждать два года. Он сам решал, что он хочет строить.
Сначала построенные им здания только немного отличались от тех, к которым привыкли люди. Время от времени он предпринимал какой-нибудь смелый эксперимент. Но люди были к этому готовы, и никто с ним не спорил. Взрыв произошел с рождением небоскреба. Он был первым из тех немногих архитекторов, которые поняли, что высокие здания и должны выглядеть высокими, и нет надобности 2х-этажные здания украшать горизонтальными элементами, чтобы зрительно снизить их высоту. Генри Камерон считал, что здания не должны копировать друг друга.
Когда ему было 39 лет, он работал, забывая о сне и еде, редко пил, называл своих клиентов непечатными(!) словами, смеялся над ненавистью, которую он порой к себе вызывал, напоминая своим поведением феодального лорда. Он жил в постоянном страстном напряжении. Шел год 1892.
В 1893 году открылась Всемирная выставка в Чикаго. На берегу озера Мичиган поднялись здания, по стилю напоминавшие Рим, Францию, Испанию, Афины. Генри Камерон отказался работать на этой выставке. Он считал, что для этой выставки не нужно проектировать — только копировать.
Он очень любил свою работу и всю жизнь боролся за свои идеалы, но проиграл. Теперь он был болен, всеми забыт, у него почти не было заказов. Он сидел в своей пустой конторе и ненавидел город, который он когда-то мечтал застроить новыми домами. Он стал пить. Его любимым детищем был небоскреб Дана Билдинг. Он специально снял под свою контору помещение, из окон которого было видно — это здание.
Взгляд Роурка, когда он вошел в кабинет Камерона, упал на единственную картину, висевшую над столом. Это был небоскреб, который Камерону так и не удалось построить. Роурк не мог оторвать от него глаз.
— Вы, что, пришли, чтобы видеть меня или эту картину? — спросил, наконец, Камерон.
— И то, и другое, — ответил Роурк, и подошел к столу.
— Что вам нужно? — рявкнул Камерон.
— Я хочу работать с вами, — спокойно сказал Роурк.
— Неужели? Что, вас никто не берет?
— А я ни к кому не обращался.
— Почему же? Вы считаете, что здесь-то уж вас наверняка возьмут? А вы знаете, кто я?
— Да. Поэтому я и пришел.
— Кто вас прислал?
— Никто.
— Почему же, черт побери, вы выбрали меня?
— Думаю, вы сами знаете.
— Какая наглая самоуверенность! Почему вы считаете, что я вас возьму? Вы что, думаете, что я в таком затруднительном положении, что ухвачусь за любого желторотого птенца, который почтит меня своим визитом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Когда Питер пришел домой, он увидел на веранде Роурка. С Роурком его связывало странное чувство. В его присутствие он всегда был самим собой, а в привязанности, которую он испытывал к Роурку, вмещались боль, удивление и беспомощность.
Питер сел рядом с Роурком, и неожиданно для себя сказал:
— Ты знаешь, Говард, я хочу с тобой посоветоваться, потому что твое мнение значит для меня гораздо больше, чем чье-либо другое, даже декана. Что мне выбрать — работу у Франкона или Париж?
— Если ты хочешь знать мое мнение, Питер, — сказал Роурк, — то ты уже совершил ошибку, придя ко мне за советом. Вообще обращаясь к кому-либо за советом. Никогда никого не спрашивай. Во всяком случае, о своей работе. Разве ты сам не знаешь, что ты хочешь? Как ты можешь допустить, чтобы за тебя решали другие?
— Но, видишь ли, Говард, я не уверен… Я никогда в себе не уверен. Я даже не знаю, так ли я способен, как мне об этом говорят. Я бы никому в этом не признался, кроме тебя.
— Если ты хочешь чему-либо научиться, иди к Франкону. Он, конечно, дурак и негодяй, но там ты получишь возможность строить. И научишься самостоятельности.
— Говард, а что ты собираешься делать?
— Я поеду в Нью-Йорк и буду работать у Генри Камерона.
— Говард! Но ведь он сейчас никто! В течение многих лет он не получил ни одного стоящего заказа! Какое будущее тебя с ним ожидает? Чему ты у него научишься?
— Немногому. Как строить.
— Послушай, Говард, может быть я смогу тебе чем-нибудь помочь… Поговорить с Франконом…
— Спасибо, Питер. Это решено.
— А что Камерон тебе предложил?
— Камерон? Я его никогда не видел.
Китинг приступил к работе у Франкона, сразу завоевав уважение своих сослуживцев. Мысленно он наметил ряд лиц, которые будут мешать ему в продвижении к заветной цели — стать компаньоном Гая Франкона.
В Нью-йорке жила девушка Кэтрин Халси, которую Питер знал еще в Бостоне. Сейчас она жила у своего дяди.
Питер ухаживал за ней уже несколько лет, никогда не позволяя себе того, что он делал с другими девушками. Он знал, что она готова с ним на все. Она любила его и говорила об этом открыто, ничего от него не требуя и ни на что не надеясь. Он встречался с самыми красивыми девушками в городе. Он сам был очень интересным молодым человеком и порой даже стеснялся заурядной внешности Кэтрин, её неряшливой манеры одеваться и того, что ни один парень дважды не взглянул бы на нее. Он часто увлекался той или иной девушкой, клялся им, что не может без них жить. О Кэтрин он забывал месяцами, а она никогда не напоминала ему о себе. И все же он всегда возвращался к ней, неожиданно даже для себя самого.
Иногда он забывал отвечать на её письма. Она же отвечала сразу, но никогда не писала, если от него долго ничего не было. Когда он думал о ней, ему казалось, что заменить её ему не сможет никто. Однако, уже будучи в Нью-Йорке, он месяцами не звонил ей.
Прошло больше месяца с тех пор, как он приехал работать в Нью-Йорк. И вот он впервые пришел к ней. Он даже не сообщил о том, что придет. Он никогда не сомневался, что застанет её дома. Он всегда приходил неожиданно и всегда заставал её.
Придя к ней в этот раз, он сразу почувствовал облегчение. Все его страхи и опасения улетучились. Она даже не спросила его, почему он так долго не появлялся.
— Господи, как я соскучился по тебе! — сказал он, и это была правда. Он скучал по ней даже в те дни, когда не думал о ней.
Питер узнал, что дядя Катрин и есть тот самый Элсворс Тухи, известный критик и философ, который писал блестящие статьи по вопросам архитектуры, Питер мечтал встретиться с ним, но не хотел делать этого через Кэтрин. Он ждал удобной минуты. Он хотел, чтобы сначала заговорили о нем как об архитекторе.
Роурк без всяких рекомендательных писем пришел наниматься к Генри Камерону.
В восьмидесятых годах прошлого столетия архитекторы Ныо-Йорка знали, что первым среди них является Генри Камерон. Для того, чтобы он взял заказ на проект какого либо здания нужно было ждать два года. Он сам решал, что он хочет строить.
Сначала построенные им здания только немного отличались от тех, к которым привыкли люди. Время от времени он предпринимал какой-нибудь смелый эксперимент. Но люди были к этому готовы, и никто с ним не спорил. Взрыв произошел с рождением небоскреба. Он был первым из тех немногих архитекторов, которые поняли, что высокие здания и должны выглядеть высокими, и нет надобности 2х-этажные здания украшать горизонтальными элементами, чтобы зрительно снизить их высоту. Генри Камерон считал, что здания не должны копировать друг друга.
Когда ему было 39 лет, он работал, забывая о сне и еде, редко пил, называл своих клиентов непечатными(!) словами, смеялся над ненавистью, которую он порой к себе вызывал, напоминая своим поведением феодального лорда. Он жил в постоянном страстном напряжении. Шел год 1892.
В 1893 году открылась Всемирная выставка в Чикаго. На берегу озера Мичиган поднялись здания, по стилю напоминавшие Рим, Францию, Испанию, Афины. Генри Камерон отказался работать на этой выставке. Он считал, что для этой выставки не нужно проектировать — только копировать.
Он очень любил свою работу и всю жизнь боролся за свои идеалы, но проиграл. Теперь он был болен, всеми забыт, у него почти не было заказов. Он сидел в своей пустой конторе и ненавидел город, который он когда-то мечтал застроить новыми домами. Он стал пить. Его любимым детищем был небоскреб Дана Билдинг. Он специально снял под свою контору помещение, из окон которого было видно — это здание.
Взгляд Роурка, когда он вошел в кабинет Камерона, упал на единственную картину, висевшую над столом. Это был небоскреб, который Камерону так и не удалось построить. Роурк не мог оторвать от него глаз.
— Вы, что, пришли, чтобы видеть меня или эту картину? — спросил, наконец, Камерон.
— И то, и другое, — ответил Роурк, и подошел к столу.
— Что вам нужно? — рявкнул Камерон.
— Я хочу работать с вами, — спокойно сказал Роурк.
— Неужели? Что, вас никто не берет?
— А я ни к кому не обращался.
— Почему же? Вы считаете, что здесь-то уж вас наверняка возьмут? А вы знаете, кто я?
— Да. Поэтому я и пришел.
— Кто вас прислал?
— Никто.
— Почему же, черт побери, вы выбрали меня?
— Думаю, вы сами знаете.
— Какая наглая самоуверенность! Почему вы считаете, что я вас возьму? Вы что, думаете, что я в таком затруднительном положении, что ухвачусь за любого желторотого птенца, который почтит меня своим визитом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17