Элмер Каули был необычайно высок. И руки у него были длинные и очень сильные. Его белесые волосы, брови и мягкий пушок пробивающейся бородки казались совсем белыми. Изо рта торчали длинные зубы, а глаза были такими же водянисто-голубыми, как гладкие камешки, которыми уайнсбургские мальчишки набивают карманы. Элмер прожил в Уайнсбурге целый год, но ни с кем не подружился. Ему казалось, он обречен прожить жизнь без друзей, и сознание этого глубоко его удручало.
Засунув руки в карманы брюк, долговязый парень мрачно брел по дороге. Дул сырой ветер, и день был холодный, но вскоре показалось солнце, дорога стала мягкой и вязкой. Твердая корка мерзлой земли подтаяла, башмаки Элмера облепила грязь. Ноги его озябли. Пройдя несколько миль, он свернул с дороги, пересек поле и вошел в лес. Он собрал хворост и разжег огонь, сел у костра, пытаясь согреться, измученный душой и телом.
Часа два просидел он так на коряге у огня, потом поднялся и, осторожно пробираясь сквозь заросли кустарника, дошел до изгороди, откуда была видна маленькая ферма, окруженная низкими пристройками. На губах его появилась улыбка, и своими длинными руками он стал делать знаки человеку, обчищавшему на поле кукурузные початки.
В тоске и тревоге молодого торговца потянуло на ферму, где прошло его детство и где жил единственный человек, с которым он мог поговорить по душам. Это был полоумный старик по имени Мук. Когда-то Эбенезер Каули нанял его в работники, и старый Мук так и остался на ферме после того, как ее продали. Он жил в одном из деревянных хлевов за фермой и целый день копошился в поле.
Полоумный Мук жил счастливо. Он с детским простодушием верил в то, что животные, живущие с ним в хлеву, - существа разумные, и, когда ему становилось скучно, старик вел продолжительные беседы с коровами и свиньями и даже с бегавшими по двору цыплятами. У старого Мука Эбенезер Каули и перенял свою поговорку. Когда Мук бывал удивлен или чем-нибудь взволнован, на лице у него появлялась бессмысленная улыбка и он бормотал: "Ну и ну! Пусть меня прокипятят, проутюжат и накрахмалят!"
Бросив работу, старик направился к лесу. Неожиданный приход Элмера не вызвал в нем ни удивления, ни любопытства. У старика тоже озябли ноги, он сидел на коряге у огня, радовался теплу и, по-видимому, проявлял полное равнодушие к рассказу Элмера.
Расхаживая перед стариком взад и вперед, размахивая длинными руками, молодой торговец говорил необычайно свободно и горячо:
- Конечно, тебе все равно, ведь ты не понимаешь, что со мной творится. А я больше не могу. Подумай только, как я рос. Отец у меня всегда был чудаком, да и мать тоже. И одевалась она по-чудному, не как все. Ты посмотри, в каком сюртуке отец щеголяет по городу, и ведь главное, думает, вырядился, как на бал... А отчего он себе другой не купит? Невелик расход... Я-то знаю отчего... Отец у нас вообще не понимает что к чему. И мать не понимала... Вот Мэйбл у нас другая. Она понимает, да только все молчит... А я не буду молчать! Довольно на меня глаза пялили... Ты думаешь, Мук, что отец видит, какой у него магазин? Не магазин это - свалка разного хлама... Ему это и в голову не приходит... Иной раз забеспокоится, отчего нет покупателей, а что толку? Уйдет и, глядишь, какую-нибудь дрянь тащит... А по вечерам сидит у печки и уверяет, что дела пойдут на лад. Ему все нипочем. Чудак он... Что ему беспокоиться? Он же ничего в этом не смыслит.
Волнение Элмера все нарастало.
- Отец не смыслит, зато я смыслю! - крикнул он и уставился на тупое, равнодушное лицо дурачка Мука. - Я все отлично понимаю. Не могу я так больше... Когда мы жили на ферме, все было по-другому... Днем наработаешься, ночью завалишься спать, и люди перед тобой не мельтешат целый день, и мысли не лезут в голову... Не то что теперь. Теперь в городе пойдешь вечерком на почту или на станцию сходишь встретить поезд, и никто с тобой словом не перекинется. Стоят да языки чешут, а со мной ни слова. И тогда я себе таким чудаком кажусь... И язык у меня словно отнимается. И я ухожу. Так ничего им и сказать не могу. Не могу, хоть ты тресни.
Элмер больше не владел собой.
- Хватит! - рявкнул он, уставившись на голые ветви деревьев. - Сил моих нет все это терпеть. Не желаю!
Тупое лицо сидящего у костра старика привело его в бешенство, и в глазах Элмера засверкала та же ненависть, что и там, на дороге, когда он смотрел на Уайнсбург.
- Пошел отсюда! Иди работай! - заорал он. - Что с тобой разговаривать? - Вдруг голос его упал, и, словно в ответ на свои мысли, он тихо пробормотал: - Так, значит, я еще и трус, да? Знаешь, почему я поплелся пешком в такую даль? Мне надо было с кем-нибудь отвести душу. А кроме тебя, не с кем - подыскал чудака себе под стать. От них-то я убежал... Не хватало духу поговорить с кем-нибудь, вроде Джорджа Уиларда. Пришел к тебе... А мне с Уилардом надо говорить - вот с кем. И я с ним еще поговорю!
И снова он стал кричать и размахивать руками:
- Я ему все скажу! Я больше не буду чудаком. Плевать мне на них на всех. С меня хватит!
Элмер Каули выбежал из леса, оставив полоумного Мука на коряге у костра. Вскоре старик поднялся, перелез через изгородь и вернулся к своей работе.
- Ишь ты, пусть меня прокипятят, проутюжат и накрахмалят! - заявил он. - Да, вот оно как... - Мук был явно озадачен. Он прошел вдоль межи к другому полю, где у стога две коровы жевали солому. - К нам Элмер приходил, - сообщил им Мук, - он спятил! Спрячьтесь-ка лучше за стог, чтобы не увидел. А то еще прибьет.
В тот же вечер, в восемь часов, в дверь редакции "Уайнсбургского орла", где в это время находился Джордж Уилард, просунулась голова Элмера Каули. Кепи Элмера было нахлобучено на самые глаза. Лицо выражало мрачную решимость.
- Поди сюда, - сказал он, входя и притворяя за собой дверь. Он крепко держался за ручку двери, так, словно решил никого больше не впускать. Выйдем-ка!
Элмер Каули и Джордж Уилард шли по Главной улице Уайнсбурга. Вечер был холодный, и Джордж надел новое пальто, в котором выглядел настоящим франтом. Засунув руки в карманы, он вопросительно смотрел на своего спутника. Ему давно хотелось подружиться с молодым лавочником и узнать, о чем он думает. Вот наконец представился случай, и Джордж очень обрадовался. "Интересно, зачем он меня вызвал? Может, принес какую-нибудь новость для газеты? Но какую же? Ведь пожара не было; я услышал бы колокол, и в городе все спокойно".
В холодный ноябрьский вечер на Главной улице Уайнсбурга попадалось очень мало прохожих. Да и те спешили по домам согреться у печки. Окна магазинов замерзли, железная вывеска над лестницей, у входа в кабинет доктора Уэлинга дребезжала на ветру. На тротуаре перед бакалейной лавкой Херна стояла корзина яблок и стойка с новыми швабрами. Элмер Каули остановился и уставился на Джорджа Уиларда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50