Глава одиннадцатая
На следующий день похолодало. Мистер Джентльмен заехал за мной после обеда. В это время Бэйба отправилась на улицу, чтобы похвастаться своей новой мохеровой накидкой, а Марта лежала в постели – ей нездоровилось. Под большим секретом Бэйба сказала мне, что у Марты сейчас происходят какие-то изменения, и я ей сочувствовала. Я толком не поняла, что, собственно, с ней происходит, но это как-то было связано с тем, что она больше не сможет иметь детей.
Когда в дверь позвонили, Молли как раз в прихожей стряхивала последние пылинки с моего пальто.
– Ты хотела, чтобы я подвёз тебя до Лимерика, – сказал мистер Джентльмен, поздоровавшись с нами.
На нём было чёрное пальто с начёсом, а лицо выглядело неподвижным.
– Да, это так, – ответила я и наступила Молли на ногу.
Чуть раньше я сказала ей, что я собираюсь навестить мою тётю, мамину сестру, и он должен подвезти меня.
После того как я устроилась в его машине, мы долго не произносили ни слова. Машина была уже новая, с сиденьями, обтянутыми красной кожей, и с пепельницей, полной сигаретных окурков. Мне тут же стало интересно, кто это так курил в ней.
– Ты округлилась, – наконец произнёс он. Я ненавидела это слово. Оно всегда напоминало мне о том, как взвешивают молодых цыплят перед тем, как вынести их на рынок.
– И ещё ты похорошела – чертовски похорошела, – сказал он, нахмурившись.
Я поблагодарила его и спросила, как поживает его жена. И тут же сообразила – что за дурацкий вопрос! Я готова была провалиться сквозь землю.
– С ней всё в порядке, а как ты? Много перемен в жизни?
За этими словами скрывалось так много всего, как и многое скрывалось в выражении его лучистых серо-жёлтых глаз. Хотя на его лице лежала печать усталости, усталости от жизни, и даже какой-то странной отрешённости, его глаза поражали живостью, молодостью и неутолённым ожиданием счастья.
– Да, я изменилась. Теперь я знаю латынь и алгебру. И даже могу извлекать квадратные корни.
Он рассмеялся и сказал мне, что я стала очень остроумной. Мы выехали из ворот, потому что Молли подглядывала за нами из окна. Она приподняла уголок оконной занавески, а от любопытства её прижатый к стеклу нос превратился в поросячий пятачок.
Когда мы проезжали мимо ворот нашей бывшей фермы, я закрыла глаза. Мне не хотелось смотреть на неё.
– Можно взять тебя за руку? – мягко спросил он.
Его рука была холодной, а ногти покраснели от холода. Мы вырулили на дорогу, ведущую в Лимерик, и едва проехали по ней несколько десятков метров, как начался снегопад. Медленно кружась, на землю падали крупные хлопья снега. Они мягко садились на ветровое стекло. Опускались на обочины, на росшие вдоль обочин деревья, на безлесные поля вдалеке, медленно и беззвучно меняя окружающий пейзаж, пока всё вокруг не было окутано в мягкую белую мантию.
– На заднем сиденье есть плед, – сказал он.
Это был шерстяной плед, и я с удовольствием завернулась бы в него вдвоём с ним, если бы не стеснялась. Я смотрела на игру снежных хлопьев в воздухе. Машина замедлила ход, и, прежде чем хлопья снега успели залепить ветровое стекло, я поняла, что мистер Джентльмен сейчас признается мне в любви. Так оно и случилось. Машина остановилась на обочине. Он взял моё лицо холодными ладонями и очень серьёзно и очень печально сказал мне то, что я так хотела услышать. В этот момент я была на вершине блаженства, всё, что мне пришлось перенести до этого, растворилось в нежном шёпоте его голоса, так похожем на тишину падающего снега. Стоявший перед машиной куст боярышника от покрывшего его снега стал белым, как сахар, снегопад усилился, началась метель. Он поцеловал меня. Теперь это был уже настоящий поцелуй. Он пронзил всё моё тело. Даже мои ноги, замёрзшие, в новых туфлях, почувствовали его, и на минуту я растворилась в пространстве. Но затем я почувствовала капельку воды у себя на носу и забеспокоилась.
– Начинается время голубых носов, – сказала я, роясь у себя в карманах в поисках носового платка.
– А что это за время? – спросил он.
– Когда у людей зимой мерзнут носы, – ответила я. Носового платка я не нашла, и он протянул мне свой. На обратном пути ему пришлось несколько раз выходить из машины, потому что дворники не справлялись со снегопадом. И каждый раз даже в эти несколько минут мне было одиноко без него.
Я вернулась домой как раз к чаю, к нему были поданы ещё и сваренные всмятку яйца. Моё оказалось свежим и сваренным как раз до нужной степени, я уже стала забывать чудесный деревенский вкус свежих яиц. Уплетая его, я подумала о Хикки и решила послать ему в Бирмингем дюжину свежих яиц.
– Как ты думаешь, можно послать по почте яйца в Бирмингем? – спросила я Бэйбу.
Её губы были все в яичном белке, и, прежде чем ответить, она их облизнула.
– Отправить яйца по почте в Бирмингем? Конечно, можно, если ты хочешь, чтобы почтальон принёс их адресату в жидком виде. А если посылка хоть чуточку задержится, ему принесут выводок цыплят.
– Я же только спросила, – обороняясь, ответила я.
– Ты чересчур правильная зануда, – ответила она и скорчила мне рожу. За столом мы были только вдвоём.
– Что ты подаришь Цинтии на Рождество? – спросила я.
– Не скажу. Не лезь в чужие дела.
– А я не скажу тебе.
– В общем-то, я уже подарила ей кое-что. Очень ценное ювелирное украшение, – сказала мне Бэйба.
– Надеюсь, не то кольцо, что я дала тебе? – спросила я.
Это было единственное украшение, которое она взяла с собой в монастырь. Но нам там не разрешали носить никаких побрякушек, поэтому ей приходилось держать его в мешочке для чёток. Я быстро допила чай, вышла в зал и нащупала в её кармане этот мешочек. Кольца в нём не было. Маминого любимого кольца. Если Бэйбе и попадало в руки что-нибудь ценное, оно там задерживалось очень ненадолго.
Я надела пальто и пошла наверх, чтобы взять фонарик. Из-под двери Марты пробивалась полоска света, поэтому я постучала и заглянула в неё. Марта сидела на кровати в наброшенной на плечи кофте.
– Я прогуляюсь по улице. Скоро вернусь, – сказала я.
– Не уходи. Сегодня вечером мы все играем в карты. Должен прийти и твой отец, – через силу улыбнулась она мне.
Ей нездоровилось. Она сейчас расплачивалась за все те весёлые вечера, проведённые в баре гостиницы, на высоком барном стуле со скрещёнными ногами, с рюмкой тяжёлого дорогого ликёра в руке. Она и мистер Бреннан спали теперь в разных комнатах.
Всего лишь за пару часов наступила оттепель, тротуары стали скользкими. Батарейка моего фонарика почти совсем села, его свет был еле виден. Он оказался теперь бесполезным грузом. Но я помнила дорогу наизусть и знала, что перед мостиком на дороге к гостинице было две ступеньки. Вода под мостом журчала по-прежнему, и я вспомнила тот день, когда Джек Холланд и я стояли, перегнувшись через перила, и смотрели на играющую в воде рыбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56