Не глядя на меня, вытерла глаза, поправила волосы.
– Где моя золотистая шелковая блузка и золотые круглые браслеты? – спросила она.
– Блузка в химчистке, а браслеты на месте, в шкатулке, – ответила я.
– Я же просила тебя, чтобы эта вещь была готова к сегодняшнему дню! – раздраженно сказала она.
Вообще-то она ни о чем таком не говорила, так что я только неопределенно пожала плечами.
– Вот так всегда: когда что-то нужно, этого никогда не бывает на месте! За что, ты думаешь, я тебе плачу?
Я радость, чистая, светлая, я свет, я любовь. Всех люблю: мою милую тетю Ларису, Олю, Наташу, Светочку, Василия Николаевича, Стаса, Костю, папу и Тишу люблю тоже. Очень сильно. Иногда она сама не знает, как делает больно. Пусть у нее все будет хорошо.
Черт. Черт.
Только оказавшись дома у Оли на ее дне рождения, на празднование которого она меня пригласила, я поняла, как устала от Ромы и от Тиши. Как, оказывается, проста и радостна на самом деле жизнь, и вовсе не надо каждый день ходить по минному полю, не зная, какое Тишино настроение тебя ожидает за следующим поворотом, не надо уговаривать себя прощать кого-то, кто ненароком тебя обижает, и ломать голову, думая над тем, как помочь человеку, который мучается на твоих глазах, тоже не надо, потому что каждый в состоянии подумать за себя сам.
Собралась большая шумная компания: друзья, родственники, коллеги – и в Олином доме, в котором и без того хватает суеты, просто все встало вверх ногами. Но это было так здорово! Всем собравшимся оказалось так легко проникнуться друг к другу теплыми дружескими чувствами, будто мы вовсе не видели друг друга впервые, а встречаемся в одном и том же доме в один и тот же день который год. Оля, как всегда, наготовила кучу умопомрачительных деликатесов и, видимо, чтобы окончательно добить нас, испекла один из своих фирменных тортов, который будешь есть, даже если в организме уже совсем не осталось места, но отказаться от которого просто не будет сил.
После обильного объедания, не прекращающегося в течение нескольких часов, танцевали и пели песни. Я отыскала Олиного рыжего кота, в ужасе забившегося под кровать в детской, и, посадив его на колени, гладила, пока гости тянули что-то заунывное. Кот пригрелся, расслабился, начал тарахтеть тихонько себе под нос, пока не грянуло что-то залихватское, и он снова в панике бежал, оцарапав мне колени.
Поздно вечером вывалили на улицу всей гурьбой. Погода стояла чудесная: тепло, только что выпал сухой мелкий снежок и теперь сиял под всеми фонарями и переливался с каждым шагом, с каждым малейшим движением. Парни было собрались покидаться снежками, но, к счастью, комки распадались из-за недостатка влаги, и у них ничего не вышло. Правда, они не растерялись и начали валить девчонок в сугробы.
Я могу ошибаться, но кажется, Оля добровольно забралась в сугроб – с таким восторгом, будто это первая зима в ее жизни. Она была такая счастливая, хохотала до слез, ее глаза блестели, и я вдруг поняла, какой ненормальной была, что жалела ее. Мне стало так тепло от этого, так хорошо, через край выплескивалось что-то такое доброе, чем хотелось со всеми поделиться… и тут меня тоже кто-то толкнул в сугроб.
Я не удержала равновесия и упала. Ухнулась прямо в белое нечто, тут же начавшее таять на щеках и руках, но я не торопилась подниматься. Было так прохладно, надо мной висело огромное звездное небо, и хотелось плыть в него, не останавливаясь, верить во что-то, во что верилось десять лет назад, и ждать чего-то такого сказочного. Какие мы все-таки стали мудрые, опытные, а еще циничные, практичные и не поддающиеся никакому самому прекрасному обману.
Вдруг я заметила, что некто, находящийся у меня в ногах, явно чем-то обеспокоен. Оказалось, что это тот самый парень, который помог мне оказаться в сугробе. Он с тревогой пытался заглянуть мне в лицо, силясь понять, почему я не подаю признаков жизни, и я решила все-таки подняться, чтобы он наконец успокоился. Он протянул мне руку и помог выбраться, а после этого проводил домой.
Я обратила на него внимание почти сразу, как только оказалась у Оли, возможно, потому, что он мне чем-то напомнил Рому. Не рваными джинсами, конечно, на нем были обычные брюки, и не отношением к женщинам, он вел себя вполне прилично, но может, было что-то такое в его лице, улыбке, фигуре… Он казался намного моложе меня. Поэтому я видела, что вроде бы он проявляет ко мне интерес, и сама себе не верила, ведь вокруг было достаточно молодых симпатичных девушек, которым я никакая не конкурентка по определению.
И все-таки ему действительно понравилась именно я.
Он поцеловал меня, когда мы подошли к моему дому, и я позволила ему это сделать. У него такие нежные губы и большие серые глаза. Он так на меня смотрел, как будто я и правда что-то для него значила.
Когда я оказалась дома, поняла, что так и не спросила, как его зовут.
Сортируя в бельевой вещи для стирки и химчистки, я услышала шаги позади себя и уже приготовилась снова обороняться от Тишиной депрессии, как, оглянувшись, вдруг заметила, что она, похоже, пребывает не в таком уж плохом настроении. На ней были красные лаковые туфли с открытым носом.
– Рада, что у вас все хорошо, – сказала я, возвращаясь к своему занятию.
– Да ладно тебе, – рассмеялась она, – не будь такой букой! Все еще дуешься на меня? Ну да, я такая, могу и наорать иногда. Но меня уже не переделаешь!
Можно было бы просто извиниться, подумала я. Хотя действительно, кто я такая, чтобы передо мной извиняться.
Я радость, чистая, светлая, с любовью и благодарностью…
– И вообще говори мне «ты», – распорядилась Тиша, – мне так привычнее.
Ну спасибо, разрешила. Хотя чего я так напрягаюсь? Это же Тиша – странно ждать от нее проявлений такта и деликатности.
– Ты даже не спросишь, почему я такая довольная? – спросила она меня, забираясь на стол с ногами и начав болтать ими в воздухе. Ноги у нее идеально гладкие, длинные, загорелые.
– И почему же?
Я закончила с бельем и, загрузив его в машину, повернулась к ней. Так здорово снова видеть улыбку на ее лице, и нет никакого желания продолжать на нее дуться.
– Вчера в клубе… – Тиша сделала многозначительную паузу, – был Рома!
– Так ты ходила в его клуб?
– Да нет же, в том-то и дело, что нет! Он с друзьями пришел вчера в «Луну», причем он же отлично знает, что я часто там бываю! Думаю, он специально это сделал, чтобы увидеть меня.
– А тебе есть до этого дело?
– Конечно, есть! Это же значит, что я все-таки не настолько безразлична ему, как он всегда хотел мне это показать!
– Странно, что ты в этом сомневаешься. В конце концов, это же ты от него ушла.
– Да, ушла я. Но он так ни разу не позвонил мне, как будто ему все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Где моя золотистая шелковая блузка и золотые круглые браслеты? – спросила она.
– Блузка в химчистке, а браслеты на месте, в шкатулке, – ответила я.
– Я же просила тебя, чтобы эта вещь была готова к сегодняшнему дню! – раздраженно сказала она.
Вообще-то она ни о чем таком не говорила, так что я только неопределенно пожала плечами.
– Вот так всегда: когда что-то нужно, этого никогда не бывает на месте! За что, ты думаешь, я тебе плачу?
Я радость, чистая, светлая, я свет, я любовь. Всех люблю: мою милую тетю Ларису, Олю, Наташу, Светочку, Василия Николаевича, Стаса, Костю, папу и Тишу люблю тоже. Очень сильно. Иногда она сама не знает, как делает больно. Пусть у нее все будет хорошо.
Черт. Черт.
Только оказавшись дома у Оли на ее дне рождения, на празднование которого она меня пригласила, я поняла, как устала от Ромы и от Тиши. Как, оказывается, проста и радостна на самом деле жизнь, и вовсе не надо каждый день ходить по минному полю, не зная, какое Тишино настроение тебя ожидает за следующим поворотом, не надо уговаривать себя прощать кого-то, кто ненароком тебя обижает, и ломать голову, думая над тем, как помочь человеку, который мучается на твоих глазах, тоже не надо, потому что каждый в состоянии подумать за себя сам.
Собралась большая шумная компания: друзья, родственники, коллеги – и в Олином доме, в котором и без того хватает суеты, просто все встало вверх ногами. Но это было так здорово! Всем собравшимся оказалось так легко проникнуться друг к другу теплыми дружескими чувствами, будто мы вовсе не видели друг друга впервые, а встречаемся в одном и том же доме в один и тот же день который год. Оля, как всегда, наготовила кучу умопомрачительных деликатесов и, видимо, чтобы окончательно добить нас, испекла один из своих фирменных тортов, который будешь есть, даже если в организме уже совсем не осталось места, но отказаться от которого просто не будет сил.
После обильного объедания, не прекращающегося в течение нескольких часов, танцевали и пели песни. Я отыскала Олиного рыжего кота, в ужасе забившегося под кровать в детской, и, посадив его на колени, гладила, пока гости тянули что-то заунывное. Кот пригрелся, расслабился, начал тарахтеть тихонько себе под нос, пока не грянуло что-то залихватское, и он снова в панике бежал, оцарапав мне колени.
Поздно вечером вывалили на улицу всей гурьбой. Погода стояла чудесная: тепло, только что выпал сухой мелкий снежок и теперь сиял под всеми фонарями и переливался с каждым шагом, с каждым малейшим движением. Парни было собрались покидаться снежками, но, к счастью, комки распадались из-за недостатка влаги, и у них ничего не вышло. Правда, они не растерялись и начали валить девчонок в сугробы.
Я могу ошибаться, но кажется, Оля добровольно забралась в сугроб – с таким восторгом, будто это первая зима в ее жизни. Она была такая счастливая, хохотала до слез, ее глаза блестели, и я вдруг поняла, какой ненормальной была, что жалела ее. Мне стало так тепло от этого, так хорошо, через край выплескивалось что-то такое доброе, чем хотелось со всеми поделиться… и тут меня тоже кто-то толкнул в сугроб.
Я не удержала равновесия и упала. Ухнулась прямо в белое нечто, тут же начавшее таять на щеках и руках, но я не торопилась подниматься. Было так прохладно, надо мной висело огромное звездное небо, и хотелось плыть в него, не останавливаясь, верить во что-то, во что верилось десять лет назад, и ждать чего-то такого сказочного. Какие мы все-таки стали мудрые, опытные, а еще циничные, практичные и не поддающиеся никакому самому прекрасному обману.
Вдруг я заметила, что некто, находящийся у меня в ногах, явно чем-то обеспокоен. Оказалось, что это тот самый парень, который помог мне оказаться в сугробе. Он с тревогой пытался заглянуть мне в лицо, силясь понять, почему я не подаю признаков жизни, и я решила все-таки подняться, чтобы он наконец успокоился. Он протянул мне руку и помог выбраться, а после этого проводил домой.
Я обратила на него внимание почти сразу, как только оказалась у Оли, возможно, потому, что он мне чем-то напомнил Рому. Не рваными джинсами, конечно, на нем были обычные брюки, и не отношением к женщинам, он вел себя вполне прилично, но может, было что-то такое в его лице, улыбке, фигуре… Он казался намного моложе меня. Поэтому я видела, что вроде бы он проявляет ко мне интерес, и сама себе не верила, ведь вокруг было достаточно молодых симпатичных девушек, которым я никакая не конкурентка по определению.
И все-таки ему действительно понравилась именно я.
Он поцеловал меня, когда мы подошли к моему дому, и я позволила ему это сделать. У него такие нежные губы и большие серые глаза. Он так на меня смотрел, как будто я и правда что-то для него значила.
Когда я оказалась дома, поняла, что так и не спросила, как его зовут.
Сортируя в бельевой вещи для стирки и химчистки, я услышала шаги позади себя и уже приготовилась снова обороняться от Тишиной депрессии, как, оглянувшись, вдруг заметила, что она, похоже, пребывает не в таком уж плохом настроении. На ней были красные лаковые туфли с открытым носом.
– Рада, что у вас все хорошо, – сказала я, возвращаясь к своему занятию.
– Да ладно тебе, – рассмеялась она, – не будь такой букой! Все еще дуешься на меня? Ну да, я такая, могу и наорать иногда. Но меня уже не переделаешь!
Можно было бы просто извиниться, подумала я. Хотя действительно, кто я такая, чтобы передо мной извиняться.
Я радость, чистая, светлая, с любовью и благодарностью…
– И вообще говори мне «ты», – распорядилась Тиша, – мне так привычнее.
Ну спасибо, разрешила. Хотя чего я так напрягаюсь? Это же Тиша – странно ждать от нее проявлений такта и деликатности.
– Ты даже не спросишь, почему я такая довольная? – спросила она меня, забираясь на стол с ногами и начав болтать ими в воздухе. Ноги у нее идеально гладкие, длинные, загорелые.
– И почему же?
Я закончила с бельем и, загрузив его в машину, повернулась к ней. Так здорово снова видеть улыбку на ее лице, и нет никакого желания продолжать на нее дуться.
– Вчера в клубе… – Тиша сделала многозначительную паузу, – был Рома!
– Так ты ходила в его клуб?
– Да нет же, в том-то и дело, что нет! Он с друзьями пришел вчера в «Луну», причем он же отлично знает, что я часто там бываю! Думаю, он специально это сделал, чтобы увидеть меня.
– А тебе есть до этого дело?
– Конечно, есть! Это же значит, что я все-таки не настолько безразлична ему, как он всегда хотел мне это показать!
– Странно, что ты в этом сомневаешься. В конце концов, это же ты от него ушла.
– Да, ушла я. Но он так ни разу не позвонил мне, как будто ему все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45