(Курившие в туалете тоже. Все пять. Я считал.) Оставшись на этаже один, я заскакивал теперь в незапертые кабинеты. Заглядывал на бегу...
Половина кабинетов была оставлена открытыми. И предбанник пуст, и дверь самого кабинета едва прикрыта — входи, дорогой! Паника?.. Не только паника... Если что, человечек скажет — а я ушел на миг, я даже не запер, я не бросал рабочего места! Трудоголик! (Эти нелепые объяснения мелькали в моей голове как сор — как мусор! О чем заботится чиновник, все равно не угадать.) Они сбежали. Ни души.
Кабинет за кабинетом. И всюду на рабочих столах стаканчики с авторучками, то-то украсть бы!.. Компьютеры... Кипы бумаг... Телефоны... Присборенные на окнах шторы...
Инстинкт толкнул меня в дальний конец коридора — в самую отдаленную чиновничью конуру. Ищи во тьме. Именно так: я вошел во тьму. Только на пятом-шестом слепом шагу заиграла впереди полоска света — это выдало себя ненамертво зашторенное окно.
Здесь были высоченные окна. Смелея, я прошел вглубь и углядел еще одну дверцу — там комнатка. А в комнатке на полу какие-то волны, вверх-вниз. Я тронул на пробу одну из волн носком ботинка. Скатанные в рулон паласы... Или же ковры... В углублении волн (меж вздутиями двух соседних рулонов) лежала Даша. У самой стены... Она лежала как в люльке. Грудь справа сильно обнажена. Платье, а с ним и белая маечка, спущены с правого плеча... Почти до пояса.
Майка скомкана, и я решил, что порошочки (или что еще) где-то здесь. В потайном карманчике майки... В плечике... А то и просто в складке.
— Даша...
Я так долго хотел ее. Мысль моя угасла. Я даже не успел понять, как я оказался на Даше, алчно дыша духами ее шеи, елозя по лицу губами, а рукой пытаясь стянуть с ее бедер нечто вроде узкой повязки. А она знакомо хихикала — и так ловко отталкивала. Отбивалась... Нет-нет и рукой хлеща меня по лицу.
Следовало бы еще выждать. (Пусть примет свой дозняк.) Но я... Но я... Мысль-то угасла... Стащить набедренную повязку почти удалось. Уже достаточно! Вот так!.. Я был готов. В самой боевой позе!
Как вдруг она перестала меня отталкивать и даже подставила грудь под мои губы. Я, конечно, прильнул. Еще бы!.. Раз и другой! Теперь-то я был уверен, что мы (мы оба) уже неостановимы. Кто же не знает, что ласка, лучшая из женских ласк — встречная! Даша, обняв — да, да, обняв мою голову, прижимала ее к груди. Моими губами чуть выше упругого соска. Вот-вот зазвучит музыка неба!
Но Даша снова... Снова мою голову обняв... И губами (моими губами) по груди, по груди, по груди... Возила и елозила моим ртом по каким-то там пупырышкам. Вроде как одна из женских постельных дразнилок. Некая современная прелюдия к сексу.
Я все же оторвал лицо — захотел увидеть сияющие (или, может, стыдливые) молодые глаза.
— Даша!
И сладковатый ветерок ее рта... А она с улыбкой, уже обеими руками прихватила меня за шею — и опять мои губы к груди. Терла и терла... Я млел... И уже ждалось предначальное женское «оо-х!..». О-ох... Что-то было на ее груди. Словно полоски лейкопластыря... Две... под моими губами. Сладко... Как вдруг лицо Даши отодвинулось. Исчезло... Не поимел... А затем вся Даша от меня отодвинулась — исчезла, улетела с какой-то фантастической быстротой!
Я чувствовал, что словно бы сильно пьян. В голове туман... Что касается звуков, журчало, как по камешкам. Бежал звонкий (откуда-то и куда-то) ручей.
— Эй, люди... Даша... — позвал я из моего тумана.
Ни людей... ни Даши.
Я очнулся на тех же самых свернутых коврах-паласах, лежавших волна к волне. (Был в отключке минуту-две. Как провалился...) Я был один. Я поднялся. Я шел по коридору. Звучащий ручеек вдруг тоже стал понятен. Это пристукивали Дашины каблучки. Сомнений не было — мне и сквозь двухминутную дрему слышались уходящие ее шаги.
А ощущение (первое из них) было новым ощущением моих ног. Ноги как-то очень легко и свободно помещались в носках, а носки еще легче и свободнее — в ботинках. Ноги там слишком уж легко болтались. Да и сами ботинки касались пола еле-еле! По коридорному паркету я то ли скользил, то ли даже слегка взлетал. (Новичок на коньках.)
На миг Даша привиделась голая и почему-то с огромной почтовой маркой в зубах. Но я разгадал, что фантом. Я напряг мозги — и Даша распалась. Зато ноги мне теперь только мешали. Я почти летел... Стук моих тупоносых ботинок перерос в цоканье. Я скакал. Моя вороная... Какой кайф! Скок-скок. Цок-цок. По ступенькам... Лестница!
А какой-то безумный летел по лестнице вниз. Мне навстречу. Меня поразило, что он с автоматом.
— Что вы здесь делаете? Все уже внизу! Все внизу! — Он пролетел мимо.
Я крикнул ему вдогон:
— Я буду воевать, трус проклятый!
Мне стало отчаянно весело. Я очень и очень смел! Отличное ощущение!.. Я воин.
Я подскакал к некоему начальнику. Это был суперначальник. У него был большой, немереный лоб. Он стоял на месте, но тоже цокал копытами. (Звучный, как эхо.) Аура конармии... Аура свободной скачки отбросила мою лексику во времена Первой Конной — на несколько десятилетий назад.
— Много работы, товарищ? — Я спросил.
Лоб молчал.
И тогда я его спросил (глядя построже):
— А где светловолосая? Где?.. Возможно, она не наша — ха-ха!.. А что, если ельцинская шпионка?
Начальник так и замер. Его сразила информация. То-то. Начальник совсем побелел. Стоял недвижен... Он белел и белел, пока вовсе не перестал быть человеком. Он стал колонной с надписью синим фломастером: ПЕРЕВЯЗКА РЯДОМ С СОРТИРОМ...
Но зато на повороте следующего этажа я увидел неубегающих людей... Пост в три человека.
Пост был с обзором — у большого окна, застекленного квадратиками. Очень удобно! Постовой наблюдал с «калашниковым» в руках... Он выставился коротким дулом прямо в окно. В один из пустых квадратиков окна... На миг представился некий пулеметчик, поливающий вражескую улицу свинцом. Я был в восторге! Воин — это прекрасно! Не жаль людей было ничуть. Себя тоже!..
... ... ... ... ...
...галлюцинация сменилась. Галлюцинация стала удивительной! Подходя к ним ближе (я уже не скакал), я шел легко и непринужденно, как идут спуском. Как идут на закате к реке.
Я принял этих трех постовых (вооруженных автоматами мужчин) за людей с удочками на берегу реки — за неудачливых рыбаков! (Рекой в этой галлюцинации было огромное искрящееся стекло окна.)
— Эх вы-ыыы! — подсмеялся я.
А закатом, надо думать, было солнце за окном. Преломленное мозаичными квадратиками стекла.
Трое постовых знали. Наверняка они знали, что — что именно — должно было вот-вот начаться. Они тоже хотели сбежать лестницей. Они хотели вниз. (Наблюдать в огромное окно нацеленные на тебя дула танков им поднадоело.) Но я-то не знал. Для меня они были неудачливые рыбаки. Салаги! Ну что, ни хера не поймали! — так я к ним подступил. Так я подсмеивался. В реальной жизни я не кичился тем, что хороший рыбак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23