Тетя подняла голову и взглянула ему прямо в глаза; мне показалось, что сейчас она скажет: "Убирайся". Наверное, Якуб подумал то же.
Но тетя не сказала: "Убирайся!"
- За нами? - спросила она. - Стоило ли затруднять себя?..
- Что значит "затруднять"?! Наджаф для близкого человека никаких трудов не жалел, а если я об его сестре забочусь - затрудняю себя? Слава богу, не все еще родичи в могиле, чтоб сестра Наджафа по чужим дворам скиталась!..
Скривив толстую красную шею, Якуб поглядел на картошку, варившуюся в Губатовом котелке. Тетя тоже взглянула на картошку, потом на Якуба, и мне так захотелось, чтобы она сейчас же, немедленно выложила ему все.
- Уходи, Якуб, - сказала тетя Медина. - Уходи. А люди здесь нисколько не хуже тебя.
- Пускай не хуже! Пускай лучше! Но не могу я допустить, чтобы сестра моего друга, брата, жила бог знает где! Бросить дом - в саду чуть ветки не ломятся - и на заводе копейку добывать! Что, у нас есть нечего?! Ступай в амбар и бери что душе угодно! Слава богу, ключи в наших руках! И все спокойны бы были, знали бы, что честь Наджафову сберегли...
- А кто это тебя просил Наджафову честь сберегать? - с усмешкой спросила тетя. - Если уж такой заботливый, о жене своей позаботься - только и знаешь синяки подставлять! А насчет сада, огорода - они мне ни к чему. Сажай себе, продавай, ешь - слова не скажу. Можешь и дом взять - хоть на слом! А меня, Якуб, оставь в покое - ничего у нас с тобой не получится!
- Почему? Что я тебе сделал плохого?
- Плохого не делал. Только мне от тебя и хорошего не надо!
- Я тебя здесь не оставлю, поняла?!
- Ты?! Да я тебя знать не знаю!
- Зато я твою хозяюшку хорошо знаю!
- Знаешь? Что ж, с тобой сравнить - чистый ангел!
- Еще бы! На весь район чистотой прославилась!
- Сплетни собираешь? Или своими глазами видел?
- У меня уши есть!
Я поднял голову и взглянул на его уши: действительно есть, как это я их прежде не замечал. Тетя отошла от столба, взяла ведро, вылила из него воду в стоявший на керосинке чайник и с ведром в руке остановилась перед Якубом.
- Уши твои при тебе, - сказала тетя Медина, - скоро и обо мне такое услышишь. А теперь убирайся! Тебя сюда не звали!
Не доходя до ступенек, она тут же, возле Якуба, спрыгнула во двор и, громко позвякивая ведром, пошла к колодцу. Несколько секунд Якуб стоял, растерянно озираясь по сторонам, потом резко повернулся и быстро зашагал через двор. И когда тети уже не было видно, он приоткрыл дверь с улицы, сунул в нее голову и крикнул:
- А этого гада я все равно прикончу! В нашем роду никто не терпел бесчестья!
Дверь за Якубом захлопнулась. И сейчас же снова отворилась - во дворе показалась Мерджан. Когда тетя принесла воду, Сурат, свесившись через перила, спросила, что это за скотина здесь орала. Ответить тетя не успела, потому что Мерджан, снимая с головы платок, сказала, что из нашего двора только что вышел парень - сдохнуть можно! Стащить с него чарыки да нацепить галстук - почище министра будет! Сурат сказала, что загнать бы такого министра в угол да палкой по башке, чтоб знал, как с женщинами разговаривать. Они, как всегда, заспорили: Мерджан утверждала, что грубость в мужчине - не главный грех, а Сурат доказывала, что это вообще не мужчина, если не уважает женщину. Тетя в споре не участвовала, сказала только, что Якуб наш очень дальний родственник, что хуже не найдешь в деревне человека и что если бы Мерджан видела его жену, которую он вогнал в чахотку, она заговорила бы по-другому.
Спор о Якубе был недолгим, но пряники его долго еще лежали возле столба. Губат ничего не спросил о нем, и только дня через три, когда мы остались одни, он вдруг сказал, усмехнувшись:
- А этот твой земляк - порядочная скотина! Ты заметил - даже не поздоровался, как пришел!..
Через несколько дней Якуб появился возле базара, тенью надвинулся на меня и сунул мне в руку вырванный из тетрадки листок.
- Тете отдашь! - сказал он. И сердито добавил: - Бездельничаешь, лоботряс! Семечками бы лучше торговал!
Передавать тете письмо я не стал: там говорилось, что она променяла наш род на хромого калеку; хромым калекой был, конечно, Губат, а про Губата все знали, что он любит Мерджан и тетя Медина ему ни к чему. Якуб писал, что будет содержать тетю, как шахиню, что он целых пять жен может содержать, как шахинь. Выходит, Садаф, которую он вогнал в чахотку, тоже шахиня, ведь у нее в сундуке "два десятка ненадеванных платьев и платки стопами лежат". И потом в письме говорилось, что дом и сад - это все Садыково, что свой дом она еще в войну загубила. Как я мог отдать тете такое письмо?.. Я прочитал его, разорвал на мелкие клочки, бросил в арык и с удовольствием стал наблюдать, как вода уносит бумажки...
А вот насчет семечек Якуб сказал правильно. В тот же день я взял мелочь, которую накопил, складывая в баночку то, что тетя давала мне на чайхану, добавил три новеньких рубля, что подарила мне Мерджан, и купил у чайханщика щербатый треснутый стакан. Мешка у меня не было, но на свалке позади завода я нашел большую жестяную банку.
Несколько дней я скрывал от тети свои торговые операции - по гудку я всегда был на месте, банку с семечками оставлял возле будки под присмотром сапожника дяди Селима. Но долго так продолжаться не могло - тетя узнала про семечки. Узнала и не рассердилась, сказала, что это ничего - по крайней мере, ребенку есть чем заняться. Она даже сшила мне торбочку; я высыпал туда подсолнухи, а жестянку забросил на свалку, туда, где она валялась раньше.
...Брось, Садык, не надо грустить; забудь ты свою деревню!.. Смотри, как кругом хорошо: солнце только-только легло на дорогу, на него еще никто не наступал, и мусора нигде нет, и вода в арыке чистая, прозрачная...
А послушай, какая тишина... Ты ведь любишь, когда тихо. Конечно, женщина эта орет что есть силы, но ты не обращай внимания. Пусть себе разоряется: "...Руки вверх, ноги врозь... Вздохнем поглубже..." Руки вверх, ноги врозь - это тебе ни к чему, а вот вздохнуть поглубже - хорошо!.. Дыши, Садык, дыши, пока можно, видишь, асфальт тоже старается дышать поглубже...
Лавки еще на замке: "Продовольственный магазин", "Керосин", "Промтовары"... А чайхана уже открыта, водоносы таскают воду; они носят ее на крепких палках - по четыре ведра сразу; ведра раскачиваются туда-сюда, туда-сюда... Водоносы ставят их у дверей, выпрямляются и расправляют плечи, стараясь захватить побольше воздуха...
Огромный медный самовар, что стоит перед чайханой, пока еще дышит легко. Скоро появятся первые посетители, и он закипит, задыхаясь. Смотри, Садык, не проворонь свое счастье, зазеваешься - хорошие семечки разберут, оставят тебя в дураках...
А солнышко уже подбирается к будке дяди Селима. Скоро появится и он сам. Ну, скажи, Садык, зачем тосковать, когда у тебя есть такой друг?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57