За кем вы собираетесь охотиться с пистолетом?
- Если бы я вам сказал, вы бы не поверили, а у нас нет времени на споры. Я задержу его и голыми руками. Но пистолет надежнее.
- Пистолет слишком надежен. Пяти трупов достаточно.
Я бросился к двери.
- Будет лучше, если вы останетесь здесь, со мной, юноша.
- Идите к дьяволу! - Я покинул его и лежавшую без сознания девушку. Я хотел остаться с ней, но в городе был один человек, который в этот момент интересовал меня больше всех. Машина Карлы все еще была припаркована за клубом "Катей", и ключ был вставлен в систему зажигания. Я вскочил в машину и понесся к домам Харви. Я не уступил дорогу "скорой", которая обогнала меня, завывая и направляясь на запад.
Глава 21
Голоса, которые я услышал через тонкую дверь квартиры Фрэнси Сонтаг, подсказали, что я поспел вовремя.
- Я не буду молчать! - звучал ее раздраженный голос. Это было похоже на главную роль из пьесы, которую я когда-то видел. - Ты не заставишь меня!
- Но ты должна, - сказал мужской голос. - Пожалуйста, не кричи. Тебя могут услышать.
- Я хочу, чтобы меня услышал весь город.
- Тише. - Его голос звучал сдержанно и приглушенно. - Не закатывай истерику. Ты забываешь, что завязла в этом по уши. Так же, как и я.
- Ну нет! Только не я! Я совершенно не знала, что происходит. Ты мне даже не сказал, что они убивали моего брата вчера ночью.
- Я не знал об этом...
- Ты сидел на своей костлявой заднице и позволил им убить его. Ты хотел, чтобы он умер, разве нет?
- Послушай меня, Фрэнси. - Судя по мрачным нотам в голосе, его терпение подходило к концу. - Откуда я мог знать, что это был Джой?
- Ты мог бы поехать в "Уайльдвуд", когда мне позвонил этот юноша. Ты был последней надеждой для Джоя и даже не пошевелил пальцем, чтобы ему помочь. - Ее голос то возвышался, то ослабевал, когда она задыхалась.
- Я к этому не имею никакого отношения. Он впутывался в дела, которые были ему не по силам, и они его убили. И в любом случае, что у него общего с тобой или со мной? Он был бандит и убийца!
- Господин Аллистер! - злобно закричала она. - Ты-то настоящий джентльмен! Ты просто ненавидишь бандитов! И однако ты не стоишь мизинца моего брата. Он был ненастоящим мужчиной, а ты - просто болтун! За то, чтобы еще хоть раз поздороваться с ним, я отдала бы все ночи, проведенные с тобой!
- Я думал, что ты меня любишь... - Голос Аллистера смягчился, но было понятно, что эта покорность могла перерасти во все что угодно. - Ты всегда говорила, что любишь меня.
- Я, наверно, сошла с ума! Любить бессердечного лицемера вроде тебя? Но, кажется, я прихожу в себя.
- Боюсь, ты только что сошла с ума; - Его голос звучал теперь тускло и монотонно. - Ты единственный человек, который меня знает.
- Керч знает. Гарланд знает.
- Керч и Гарланд мертвы. В живых осталась лишь ты одна, Фрэнси.
- Ты убил их? - Ее голос утратил презрительную напористость и зазвучал тонко и жестоко от страха. - Я в это не верю.
- Ты можешь верить, во что хочешь. Я дал тебе шанс, но ты подвела меня. - Его голос стал неестественно вибрировать, словно приближаясь к тому эмоциональному уровню, когда опять станет возможным убийство.
Я попробовал открыть дверь. Она оказалась запертой. Дверная ручка слегка звякнула, когда я снял с нее руку.
- Что это такое? - спросил он.
Отступив в глубину коридора, я левым плечом высадил дверь. Они стояли в центре комнаты, как дети, которых поймали за запретной игрой. Он обернулся ко мне, держа руку в кармане пиджака. До того как я подлетел к нему, женщина схватила его за руки сзади. Он старался освободиться, но это была крупная женщина, и ее хватка оказалась крепкой. Она завладела пистолетом, и он прекратил борьбу.
Аллистер попытался изобразить на лице улыбку и сделать вид, будто ничего не произошло.
- Привет, Уэзер, - произнес он неуверенно.
Мне не понравился звук его голоса. Мне казалось, что его напряженное тело издает кисло-сладкий запах пороха. Но я подошел вплотную к его лицу, искаженному кривой улыбкой, и вынул конверт из его бокового кармана. Он вздрогнул и отшатнулся, как будто его защекотали. Мне захотелось ударить его, но я сдержался. Насилие могло разрушить остатки человеческого достоинства, которые сохранялись в его позе и улыбке, и превратить его во что-то столь отвратительное, что мне было бы противно на него смотреть. Кроме того, я боялся потерять контроль над собой: зарычать, как собака, или заплакать, как ребенок, или начать рвать на себе волосы.
Женщина отошла от нас, держа в руке тяжелый автоматический пистолет. Она еще не вполне оправилась после разговора с Аллистером: лицо сохраняло зеленоватый цвет, а в глазах застыло выражение страха и смертельной сосредоточенности.
- Советую вам пойти на кухню и налить себе стакан воды, - сказал я.
Она вопросительно посмотрела на пистолет в своей руке.
- Не беспокойтесь, я с ним справлюсь.
Я никогда не видел, как осужденный покидает помост, если казнь не состоялась, но, видимо, у него бывает именно такая походка, какую продемонстрировала мне Фрэнси Сонтаг: медленные, неуверенные шаги и взгляд в себя, взгляд, в котором застыла смерть.
Я открыл конверт, на котором была напечатана фамилия Аллистера. Он сделал неожиданный рывок, чтобы вырвать его у меня, но двигался не очень уверенно. Я оттолкнул его ладонью, он упал на диван лицом вниз, коснувшись коленом пола.
Почти все письма в объемистом конверте были адресованы Фрэнси Сонтаг в чикагскую гостиницу. 24 марта 1944 года - "Дорогая моя Фрэнси! Твое письмо - сладостное утешение..." 25 марта 1944 года - "Моя сладкая любовь! Я часами лежал, размышляя..." 26 марта - "Любимая Фрэнси! Сегодня - годовщина нашей любви. Как раз год назад..." 27 марта - "Плоть моей плоти..." 29 марта - "Единственная моя любовь..."
Последнее письмо, отпечатанное в двух экземплярах на толстой фирменной бумаге, было адресовано судье Эрнсту Саймону. Обе копии были подписаны: "Фримэн Аллистер", но дата не была проставлена. Оно начиналось:
"Дорогой судья Саймон, я не могу больше выносить воспоминания о совершенном мною преступлении, о несправедливости, которую я совершил. Пишу это в большой спешке, но с глубокой искренностью, чтобы исправить, что можно, перед обществом, чей наиболее священный закон я нарушил. Рассчитываю не на милосердие, а только На справедливость. Это не является оправданием моего преступления, но я и не ставлю так вопрос. Я был чрезмерно тщеславным существом, и гордыня исказила мои представления о морали.
Но - долой колебания. Это признание, а не покаяние. Вечером 3 апреля я стрелял и убил Дж. Д. Уэзера, жителя этого города. Убийство было совершено из окна на втором этаже пустующего кабинета в здании Мэка. Это было преднамеренное преступление, заранее запланированное и подготовленное. После преступления я выбросил оружие, револьвер "смит-и-вессон", в канализацию на улице Мэк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
- Если бы я вам сказал, вы бы не поверили, а у нас нет времени на споры. Я задержу его и голыми руками. Но пистолет надежнее.
- Пистолет слишком надежен. Пяти трупов достаточно.
Я бросился к двери.
- Будет лучше, если вы останетесь здесь, со мной, юноша.
- Идите к дьяволу! - Я покинул его и лежавшую без сознания девушку. Я хотел остаться с ней, но в городе был один человек, который в этот момент интересовал меня больше всех. Машина Карлы все еще была припаркована за клубом "Катей", и ключ был вставлен в систему зажигания. Я вскочил в машину и понесся к домам Харви. Я не уступил дорогу "скорой", которая обогнала меня, завывая и направляясь на запад.
Глава 21
Голоса, которые я услышал через тонкую дверь квартиры Фрэнси Сонтаг, подсказали, что я поспел вовремя.
- Я не буду молчать! - звучал ее раздраженный голос. Это было похоже на главную роль из пьесы, которую я когда-то видел. - Ты не заставишь меня!
- Но ты должна, - сказал мужской голос. - Пожалуйста, не кричи. Тебя могут услышать.
- Я хочу, чтобы меня услышал весь город.
- Тише. - Его голос звучал сдержанно и приглушенно. - Не закатывай истерику. Ты забываешь, что завязла в этом по уши. Так же, как и я.
- Ну нет! Только не я! Я совершенно не знала, что происходит. Ты мне даже не сказал, что они убивали моего брата вчера ночью.
- Я не знал об этом...
- Ты сидел на своей костлявой заднице и позволил им убить его. Ты хотел, чтобы он умер, разве нет?
- Послушай меня, Фрэнси. - Судя по мрачным нотам в голосе, его терпение подходило к концу. - Откуда я мог знать, что это был Джой?
- Ты мог бы поехать в "Уайльдвуд", когда мне позвонил этот юноша. Ты был последней надеждой для Джоя и даже не пошевелил пальцем, чтобы ему помочь. - Ее голос то возвышался, то ослабевал, когда она задыхалась.
- Я к этому не имею никакого отношения. Он впутывался в дела, которые были ему не по силам, и они его убили. И в любом случае, что у него общего с тобой или со мной? Он был бандит и убийца!
- Господин Аллистер! - злобно закричала она. - Ты-то настоящий джентльмен! Ты просто ненавидишь бандитов! И однако ты не стоишь мизинца моего брата. Он был ненастоящим мужчиной, а ты - просто болтун! За то, чтобы еще хоть раз поздороваться с ним, я отдала бы все ночи, проведенные с тобой!
- Я думал, что ты меня любишь... - Голос Аллистера смягчился, но было понятно, что эта покорность могла перерасти во все что угодно. - Ты всегда говорила, что любишь меня.
- Я, наверно, сошла с ума! Любить бессердечного лицемера вроде тебя? Но, кажется, я прихожу в себя.
- Боюсь, ты только что сошла с ума; - Его голос звучал теперь тускло и монотонно. - Ты единственный человек, который меня знает.
- Керч знает. Гарланд знает.
- Керч и Гарланд мертвы. В живых осталась лишь ты одна, Фрэнси.
- Ты убил их? - Ее голос утратил презрительную напористость и зазвучал тонко и жестоко от страха. - Я в это не верю.
- Ты можешь верить, во что хочешь. Я дал тебе шанс, но ты подвела меня. - Его голос стал неестественно вибрировать, словно приближаясь к тому эмоциональному уровню, когда опять станет возможным убийство.
Я попробовал открыть дверь. Она оказалась запертой. Дверная ручка слегка звякнула, когда я снял с нее руку.
- Что это такое? - спросил он.
Отступив в глубину коридора, я левым плечом высадил дверь. Они стояли в центре комнаты, как дети, которых поймали за запретной игрой. Он обернулся ко мне, держа руку в кармане пиджака. До того как я подлетел к нему, женщина схватила его за руки сзади. Он старался освободиться, но это была крупная женщина, и ее хватка оказалась крепкой. Она завладела пистолетом, и он прекратил борьбу.
Аллистер попытался изобразить на лице улыбку и сделать вид, будто ничего не произошло.
- Привет, Уэзер, - произнес он неуверенно.
Мне не понравился звук его голоса. Мне казалось, что его напряженное тело издает кисло-сладкий запах пороха. Но я подошел вплотную к его лицу, искаженному кривой улыбкой, и вынул конверт из его бокового кармана. Он вздрогнул и отшатнулся, как будто его защекотали. Мне захотелось ударить его, но я сдержался. Насилие могло разрушить остатки человеческого достоинства, которые сохранялись в его позе и улыбке, и превратить его во что-то столь отвратительное, что мне было бы противно на него смотреть. Кроме того, я боялся потерять контроль над собой: зарычать, как собака, или заплакать, как ребенок, или начать рвать на себе волосы.
Женщина отошла от нас, держа в руке тяжелый автоматический пистолет. Она еще не вполне оправилась после разговора с Аллистером: лицо сохраняло зеленоватый цвет, а в глазах застыло выражение страха и смертельной сосредоточенности.
- Советую вам пойти на кухню и налить себе стакан воды, - сказал я.
Она вопросительно посмотрела на пистолет в своей руке.
- Не беспокойтесь, я с ним справлюсь.
Я никогда не видел, как осужденный покидает помост, если казнь не состоялась, но, видимо, у него бывает именно такая походка, какую продемонстрировала мне Фрэнси Сонтаг: медленные, неуверенные шаги и взгляд в себя, взгляд, в котором застыла смерть.
Я открыл конверт, на котором была напечатана фамилия Аллистера. Он сделал неожиданный рывок, чтобы вырвать его у меня, но двигался не очень уверенно. Я оттолкнул его ладонью, он упал на диван лицом вниз, коснувшись коленом пола.
Почти все письма в объемистом конверте были адресованы Фрэнси Сонтаг в чикагскую гостиницу. 24 марта 1944 года - "Дорогая моя Фрэнси! Твое письмо - сладостное утешение..." 25 марта 1944 года - "Моя сладкая любовь! Я часами лежал, размышляя..." 26 марта - "Любимая Фрэнси! Сегодня - годовщина нашей любви. Как раз год назад..." 27 марта - "Плоть моей плоти..." 29 марта - "Единственная моя любовь..."
Последнее письмо, отпечатанное в двух экземплярах на толстой фирменной бумаге, было адресовано судье Эрнсту Саймону. Обе копии были подписаны: "Фримэн Аллистер", но дата не была проставлена. Оно начиналось:
"Дорогой судья Саймон, я не могу больше выносить воспоминания о совершенном мною преступлении, о несправедливости, которую я совершил. Пишу это в большой спешке, но с глубокой искренностью, чтобы исправить, что можно, перед обществом, чей наиболее священный закон я нарушил. Рассчитываю не на милосердие, а только На справедливость. Это не является оправданием моего преступления, но я и не ставлю так вопрос. Я был чрезмерно тщеславным существом, и гордыня исказила мои представления о морали.
Но - долой колебания. Это признание, а не покаяние. Вечером 3 апреля я стрелял и убил Дж. Д. Уэзера, жителя этого города. Убийство было совершено из окна на втором этаже пустующего кабинета в здании Мэка. Это было преднамеренное преступление, заранее запланированное и подготовленное. После преступления я выбросил оружие, револьвер "смит-и-вессон", в канализацию на улице Мэк.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56