Тоже ведь не нанимался с площадки в подвал орать. Сколько раз просил самого наладить в подвале селекторную связь, так все руки у него не доходили… — под конец ворчание Сивцова стало вовсе неслышным, очевидно, он поднялся на этаж выше.
— Ну, вот видите, вы уже начинаете понимать, что, собственно, происходит. По глазам вижу, — миролюбиво обратился к Белле Бобруйко. — Да я вас сегодня видел! Вы были на панихиде! У меня память на лица профессиональная.
Он зажмурился, прокручивая мысленную изобразительную картинку панихиды назад, вдруг его лицо дернулось, он открыл глаза и сказал: «Вы были вместе с тележурналисткой Самохриной! Вот оно что! Что же, раз допрос у нас нынче не сложился, придется перенести его на более позднее время. Думаю, что на очной ставке со своей подружкой вы станете более сговорчивой.»
Услыхав про Милку, Белла и без очной ставки стала сговорчивой.
— Не надо Самохрину сюда приплетать, она совершенно не в курсе! А ведь в таком деле лишняя огласка и вам ни к чему! Поедемте ко мне домой, я покажу, где он скрывается. Я сама-то вообще ничего не знаю, я ни в чем не виновата!..
— Да-да, «у меня в кармане вата, я ни в чем не виновата!» Все так говорят. К вам съездить мы и без вас можем, зачем вам суетиться так до приезда Светланы Олеговны? — задумчиво произнес Бобруйко, испытующе глядя на Беллу.
— Вы сами его не найдете! — с отчаянием сказала Белла.
— А вы нам скажете, где его искать, мы его и найдем. Ноу проблемс! — рассудительно ответил ей Бобруйко.
— Я сама не уверена, мне поискать надо и… — прошептала Белла.
— И?.. — громко переспросил Бобруйко.
— Мне страшно у вас здесь оставаться, — с отчаянием сказала Белла. — Вам ведь не я, а он нужен.
— Он — нужен, безусловно. А вы — уж точно не нужны, — подтвердил ее слова Бобруйко, но с таким жестким подтекстом, что у Беллы Юрьевны подогнулись колени.
Белла понимала всю бессмысленность каких-то рассказов и пояснений этому рациональному подтянутому человеку о том, что бывший его хозяин стал гномиком, что он, сволочь, где-то прячется у нее в квартире, сделав им какую-то пакость на компьютере. Она лишь твердила, что ей надо самой удостовериться, ей надо самой, самой…
Посоветовавшись с кем-то наверху, Бобруйко вернулся и сообщил, что пара часов у них есть в запасе. Поэтому он решил пойти навстречу Белле Юрьевне, которую все же перед поездкой заковали в наручники. Они поднялись из подвала прямо во внутренний двор, и Белла узнала старый черный вход в бывший садик «Белочка», куда раньше на старой лошади подвозили фляги с молоком и мешки с крупами. А они тогда смотрели на лошадку вон из той группы… Белла подняла голову и увидела женский силуэт в освещенном пластиковом окне.
Дверь так же осторожно приподняли на петлях, расхлябанный замок жалобно крякнул. Первой в квартиру вошла Белла, машинально потянувшись рукой к выключателю. Свет пришлось зажигать двумя скованными руками. Вслед за нею вошли три мужчины. Один остался у дверей караульщиком, а Бобруйко с пожилым мужчиной с военной выправкой прошли за ней в гостиную. Белла окинула взглядом комнату и поняла, что Дюймовка до их прихода, пока она парилась в его казематах, очевидно, спокойно дрых на кукольной кроватке. Одеялко было скинуто, простыни смяты, и подрагивавшая дверца кукольного шифоньера свидетельствовала, что подонок скрылся именно там. Хорошо! Очень хорошо!
Белла, делая вид, что пытается в ходе розыскных мероприятий заглянуть в нишу между подлокотником дивана и стеной, сделала несколько шагов к точке, которую еще дорогой определила для себя наиболее безопасной, и вполголоса сказала слова заклинания, вычитанные утром в Алкиной книжке…
Все поплыло перед глазами, завертелось, но она знала, что терять сознание сейчас никак нельзя, выбравшись из-под платья и наручников, упавших за диван, она быстро пролезла под отошедшую обивку дивана в крохотную нишу, где когда-то еще Рудольф прятал от нее свои заначки. Только устроившись в пыльном душном сентипоне, она ужаснулась тому, что натворила.
— Слышь, Бобруйко, а куда хозяйка-то делась? — упавшим голосом спросил Сивцов, отодвигая диван и тыча огромной волосатой лапой в скомканное платье, развалившиеся туфли, приподнимая двумя страшными жирными пальцами бюстгальтер… Но Бобруйко ему ничего не ответил. Сивцов поглядел в ту сторону, куда, открыв рот, не мигая, смотрел Бобруйко, и тоже замолчал. На подоконнике сидел их бывший хозяин, панихиду вечной памяти которого они только сегодня прослушали с большим интересом. Он был абсолютно голым с розовой дверцей кукольного шифоньера на голове. Нервы у мужчин были, очевидно, закаленными, своего хозяина они раньше, чувствуется, и не в таких видах видали, поэтому почти не удивились его внезапному появлению. Некоторое время все трое молчали, пока от караульщика у дверей не раздался тихий окрик: «Бобруйко, Сивцов! Что там у вас?»
— У нас ничего особенного, отвянь! — скомандовал ему Бобруйко.
— Ну, Бобруйко, на кого ты теперь работаешь? — угрожающе рыкнул Дюймовка. Внимательно прислушивавшаяся к происходящему Белла, привыкнув раньше к писку гномика, впервые поняла, что тот может нагнать страху одним только голосом.
— Не давите на меня, Павел Сергеевич! — твердо ответил ему Бобруйко. — Я соображаю, возможно ли аннулировать акты о вашей смерти. Наверно, было бы гораздо удобнее, если вас через некоторое время ниже по течению в Карлутке нашли. Для вас удобнее. А сейчас я подумаю, как будет удобнее для нас, минутку!
Все терпеливо подождали минутку. И действительно, просчитав мысленно все варианты, Бобруйко открыл глаза и произнес: «Я теперь работаю на Светлану Олеговну! Она нас второй раз сюда послала, отдав вполне внятные указания по вашей ликвидации и зачистке жилплощади. А вам нынче, после того, как все руководство области сегодня присутствовало на вашей панихиде совместно с представителями Федерального правительства на местах, и оживать-то, извините как-то неприлично! Я думаю, вам теперь очень сложно оживать будет!»
— Понимаю, что сложно, но ведь ничего невозможного нет! — без всякой озабоченности разными сложностями хохотнул Дюймовка. — И что мне эти представители правительства? Можно подумать, я не знаю, сколько они стоят. Щас я грузиться начну, что какая-нибудь козявка областная о моей панихиде подумает! Ты мне лучше скажи, когда это ты успел со Светкой и Сбруевым скурлыкаться? Я тебя, шкура кагэбешная, на чистую воду выведу, сомневаться не моги!
— Что вы, собственно, из себя воображаете? — с некоторым раздражением ответил Бобруйко. — Я — серьезный человек, и работаю — на серьезных людей! Бани-сауны понять еще могу, певичек и гувернанток я тоже могу понять и простить по-человечески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Ну, вот видите, вы уже начинаете понимать, что, собственно, происходит. По глазам вижу, — миролюбиво обратился к Белле Бобруйко. — Да я вас сегодня видел! Вы были на панихиде! У меня память на лица профессиональная.
Он зажмурился, прокручивая мысленную изобразительную картинку панихиды назад, вдруг его лицо дернулось, он открыл глаза и сказал: «Вы были вместе с тележурналисткой Самохриной! Вот оно что! Что же, раз допрос у нас нынче не сложился, придется перенести его на более позднее время. Думаю, что на очной ставке со своей подружкой вы станете более сговорчивой.»
Услыхав про Милку, Белла и без очной ставки стала сговорчивой.
— Не надо Самохрину сюда приплетать, она совершенно не в курсе! А ведь в таком деле лишняя огласка и вам ни к чему! Поедемте ко мне домой, я покажу, где он скрывается. Я сама-то вообще ничего не знаю, я ни в чем не виновата!..
— Да-да, «у меня в кармане вата, я ни в чем не виновата!» Все так говорят. К вам съездить мы и без вас можем, зачем вам суетиться так до приезда Светланы Олеговны? — задумчиво произнес Бобруйко, испытующе глядя на Беллу.
— Вы сами его не найдете! — с отчаянием сказала Белла.
— А вы нам скажете, где его искать, мы его и найдем. Ноу проблемс! — рассудительно ответил ей Бобруйко.
— Я сама не уверена, мне поискать надо и… — прошептала Белла.
— И?.. — громко переспросил Бобруйко.
— Мне страшно у вас здесь оставаться, — с отчаянием сказала Белла. — Вам ведь не я, а он нужен.
— Он — нужен, безусловно. А вы — уж точно не нужны, — подтвердил ее слова Бобруйко, но с таким жестким подтекстом, что у Беллы Юрьевны подогнулись колени.
Белла понимала всю бессмысленность каких-то рассказов и пояснений этому рациональному подтянутому человеку о том, что бывший его хозяин стал гномиком, что он, сволочь, где-то прячется у нее в квартире, сделав им какую-то пакость на компьютере. Она лишь твердила, что ей надо самой удостовериться, ей надо самой, самой…
Посоветовавшись с кем-то наверху, Бобруйко вернулся и сообщил, что пара часов у них есть в запасе. Поэтому он решил пойти навстречу Белле Юрьевне, которую все же перед поездкой заковали в наручники. Они поднялись из подвала прямо во внутренний двор, и Белла узнала старый черный вход в бывший садик «Белочка», куда раньше на старой лошади подвозили фляги с молоком и мешки с крупами. А они тогда смотрели на лошадку вон из той группы… Белла подняла голову и увидела женский силуэт в освещенном пластиковом окне.
Дверь так же осторожно приподняли на петлях, расхлябанный замок жалобно крякнул. Первой в квартиру вошла Белла, машинально потянувшись рукой к выключателю. Свет пришлось зажигать двумя скованными руками. Вслед за нею вошли три мужчины. Один остался у дверей караульщиком, а Бобруйко с пожилым мужчиной с военной выправкой прошли за ней в гостиную. Белла окинула взглядом комнату и поняла, что Дюймовка до их прихода, пока она парилась в его казематах, очевидно, спокойно дрых на кукольной кроватке. Одеялко было скинуто, простыни смяты, и подрагивавшая дверца кукольного шифоньера свидетельствовала, что подонок скрылся именно там. Хорошо! Очень хорошо!
Белла, делая вид, что пытается в ходе розыскных мероприятий заглянуть в нишу между подлокотником дивана и стеной, сделала несколько шагов к точке, которую еще дорогой определила для себя наиболее безопасной, и вполголоса сказала слова заклинания, вычитанные утром в Алкиной книжке…
Все поплыло перед глазами, завертелось, но она знала, что терять сознание сейчас никак нельзя, выбравшись из-под платья и наручников, упавших за диван, она быстро пролезла под отошедшую обивку дивана в крохотную нишу, где когда-то еще Рудольф прятал от нее свои заначки. Только устроившись в пыльном душном сентипоне, она ужаснулась тому, что натворила.
— Слышь, Бобруйко, а куда хозяйка-то делась? — упавшим голосом спросил Сивцов, отодвигая диван и тыча огромной волосатой лапой в скомканное платье, развалившиеся туфли, приподнимая двумя страшными жирными пальцами бюстгальтер… Но Бобруйко ему ничего не ответил. Сивцов поглядел в ту сторону, куда, открыв рот, не мигая, смотрел Бобруйко, и тоже замолчал. На подоконнике сидел их бывший хозяин, панихиду вечной памяти которого они только сегодня прослушали с большим интересом. Он был абсолютно голым с розовой дверцей кукольного шифоньера на голове. Нервы у мужчин были, очевидно, закаленными, своего хозяина они раньше, чувствуется, и не в таких видах видали, поэтому почти не удивились его внезапному появлению. Некоторое время все трое молчали, пока от караульщика у дверей не раздался тихий окрик: «Бобруйко, Сивцов! Что там у вас?»
— У нас ничего особенного, отвянь! — скомандовал ему Бобруйко.
— Ну, Бобруйко, на кого ты теперь работаешь? — угрожающе рыкнул Дюймовка. Внимательно прислушивавшаяся к происходящему Белла, привыкнув раньше к писку гномика, впервые поняла, что тот может нагнать страху одним только голосом.
— Не давите на меня, Павел Сергеевич! — твердо ответил ему Бобруйко. — Я соображаю, возможно ли аннулировать акты о вашей смерти. Наверно, было бы гораздо удобнее, если вас через некоторое время ниже по течению в Карлутке нашли. Для вас удобнее. А сейчас я подумаю, как будет удобнее для нас, минутку!
Все терпеливо подождали минутку. И действительно, просчитав мысленно все варианты, Бобруйко открыл глаза и произнес: «Я теперь работаю на Светлану Олеговну! Она нас второй раз сюда послала, отдав вполне внятные указания по вашей ликвидации и зачистке жилплощади. А вам нынче, после того, как все руководство области сегодня присутствовало на вашей панихиде совместно с представителями Федерального правительства на местах, и оживать-то, извините как-то неприлично! Я думаю, вам теперь очень сложно оживать будет!»
— Понимаю, что сложно, но ведь ничего невозможного нет! — без всякой озабоченности разными сложностями хохотнул Дюймовка. — И что мне эти представители правительства? Можно подумать, я не знаю, сколько они стоят. Щас я грузиться начну, что какая-нибудь козявка областная о моей панихиде подумает! Ты мне лучше скажи, когда это ты успел со Светкой и Сбруевым скурлыкаться? Я тебя, шкура кагэбешная, на чистую воду выведу, сомневаться не моги!
— Что вы, собственно, из себя воображаете? — с некоторым раздражением ответил Бобруйко. — Я — серьезный человек, и работаю — на серьезных людей! Бани-сауны понять еще могу, певичек и гувернанток я тоже могу понять и простить по-человечески.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13