Хотя, возможно, одному из последних западных экспатриантов вполне уместно даровать восточному владыке все, что, видимо, сейчас Запад способен предложить Востоку, а именно – дотла сгоревшую машину.
Всегда к услугам Вашего высочества
Виктор Краббе».
Хардман тихо прошел по грязному коридору, заглянул в створку дверей спальни. Там в разгар дня лежал в постели Краббе, небритый, с чересчур длинными волосами, курил, читал Тойнби. Краббе слепо взглянул на него. На столике у кровати стояла бутылка джина, кувшин с водой, стакан.
– Кто там? Какого черта ты тут делаешь?
– Дружеский визит. Если позволишь, хочу извиниться. – Хардман вошел в комнату. Жаба прыгнула у него из-под ног.
– Заходи. Садись на другую кровать. Наливай себе выпить.
Хардман сел на холодную опустевшую смежную кровать.
– Известия от жены получил? – спросил он, – Письмо вчера пришло.
– Мне очень жаль, что все так получилось, Виктор. Я просто совсем не подумал. Прошу тебя, поверь, не было никакого злого умысла.
– А? О, это больше значения не имеет. Смотри, какое длинное письмо прислала. Я уже позабыл, как она хорошо пишет. – Краббе поднял с пола у кровати тоненькие голубые листки. – Говорит, хорошая была поездка. В Карачи разруха, а Бейрут, говорит, первый класс. Теперь они остановились в Бейруте, потому что на Кипре проблемы.
– Везде проблемы.
– Да. Помнишь такого типа по имени Рафлс?
Может, у Краббе крыша поехала? История для него стала безвременным сном?
– Ты Стамфорда имеешь в виду?
– Нет, собственно Рафлса. Довольно милого еврейчика из Технического колледжа.
– А, того Рафлса.
– Да. Фенелла с ним встретилась в бейрутском аэропорту. У него теперь собственная небольшая авиакомпания. Пара «биверсов», и еще один хочет купить. Совершает рейсы из Джидды в Ливан, а теперь расширяется аж до Марселя.
– Джидда, это где?
– Рядом с Меккой. Тебе следует знать, как доброму мусульманину. Этот порт – колыбель твоей веры.
– Виктор, я домой хочу.
– Да ты ж только пришел, – возразил Краббе, налив себе джина и протягивая бутылку Хардману.
– Нет, домой по-настоящему. Мне в университете место предложили. Младшего преподавателя.
– Что ж, поздравляю. А я думал, и тут все идет хорошо, с финансовой точки зрения, я имею в виду. Думал, ты обосновался.
– Я должен бежать, – страстно заявил Хардман. – Она меня убивает.
– Правда? – Краббе оперся на локоть, с тупым интересом глядя на Хардмана. – Ты хочешь сказать, именно так дела обстоят? Должен заметить, ты очень плохо выглядишь. Похудел. Может, лепят твои восковые фигурки и растапливают на медленном огне? Я уверен, со мной то же самое делают. Погано себя чувствую.
– Поэтому в постели лежишь?
– Нет. Просто вставать незачем.
– Слушай, Виктор, – решился Хардман, – можешь мне одолжить две тысячи долларов? Я отдам, когда домой вернусь. Могу помесячно высылать.
– Две тысячи? Большие деньги. Ты не пробовал к городским ростовщикам обращаться?
– Боюсь, – признался Хардман. – Все об этом узнают. И она узнает.
– Деньги большие.
– Ты ведь можешь, Виктор. Я к тебе одному могу обратиться. Одному тебе верю.
Краббе лег, сложил на груди руки, точно покойник, уставился в затянутый паутиной потолок.
– Не так уж ты мне веришь. Не больше, чем я тебе.
– Ох, со всем этим покончено. Но пойми, я должен добраться до дома. У тебя есть деньги, я знаю. Ты мне рассказывал.
– Да?
– Да. Про долю от выигрыша в лотерею. Сам рассказывал. Друг твой выиграл главный приз и отдал тебе часть.
– Нэбби Адамс. Он теперь в Бомбее. Все мы уезжаем. Все покидаем Малайю. Мы ей больше не нужны.
– Слушай, Виктор, ради нашего прошлого. Деньги будут целы, как в байке. Все получишь обратно. С процентами, если желаешь.
– У меня нет денег. Я их отдал Фенелле. Они принадлежали ей точно так же, как мне.
– Все? – спросил Хардман.
– Все. Мне много денег не нужно. – Краббе так и лежал, медленно следя глазами за ищущим полетом осы, лежал на спине, со сложенными на груди руками.
– Ладно, – надулся Хардман, – если не хочешь помочь…
– Не могу, старина. Хотел бы, но не могу. Просто не могу, и все. Выпей еще джина.
– Я пока и не пил ничего. Как можно еще выпить?
– Да. Вроде Алисы. Где ты, Алиса? – Краббе повернулся на бок, отвернувшись от Хардмана.
– Ты пьян, Виктор?
– Не пьян. Мне просто погано. Просто не совсем хорошо. Заходи ко мне. В любое время. Всегда рад повидать старого друга. – На двух последних словах голос его угас.
В два часа пополудни в доме вновь стихло, деловито бегали пауки, жаба все так же прыгала по комнате, оса по-прежнему искала место для постройки гнезда, Краббе лежал, не спал, думал: «Неужели я в самом деле такая свинья? Есть деньги со страховки, делать с ними нечего. Это был бы дружеский поступок».
Он неловко приподнялся в поисках сигареты, думая: «Постелил себе постель, пускай там и лежит. Кстати, вспомнил, надо постель постелить. Лучше встать». Но остался лежать, слыша, как часы жизнерадостно маршируют к трем часам, к четырем, а вставать незачем.
К вечеру вернулся Хардман в праведном негодовании. Часть дня он провел в столовой полевых войск, прячась от острого взора ислама, мрачно попивая пиво. Встретился там с инчи Мат бен Анджином, который тоже прятался от острого взора ислама, не столь мрачно попивал пиво. Последний проинформировал Хардмана, что в офисе Краббе ждет чек па две тысячи долларов, на сумму страховки автомобиля, а Краббе до сих пор не позаботился за ним зайти.
Хардман ворвался в темный дом, повключал везде свет, ошеломив разбежавшихся по степам чичаков. Пошел в спальню, зажмурился от резкого потока света, открывавшего взору смятое постельное белье, разбросанные книги, бумаги, скачущих жаб, Краббе с широко открытыми глазами, с потемневшей щетиной, с еще больше растрепанными волосами.
– Какого черта?
– Ты когда-нибудь вставать собираешься? Давай поднимайся.
– Буду лежать, если захочу.
– Ты мне соврал.
– Что ты хочешь сказать – соврал?
– У тебя есть две тысячи долларов. Знаю. Страховка за машину. Мне сегодня сказали.
– Какое тебе до этого дело?
– Одолжи мне. Черт возьми, ты сказал, дал бы, если бы мог.
– Значит, ты будешь кругом со свистом раскатывать в огромном «ягуаре», а я пешком, что ли, должен ходить? Проклятье, старик, мне надо новую машину купить.
– Можешь взять напрокат, можешь ездить на рикшах. В любом случае, кажется, ты не очень стремишься куда-то попасть. Валяешься целый день.
– Это мое дело.
Хардман сел на кровать и сказал:
– Боюсь домой ехать.
– Ну и хорошо. Тогда тебе не нужны две тысячи долларов.
– Нет, нет, к ней боюсь ехать, в ее дом.
– «Дом» – двусмысленное понятие. Фенелла всегда говорила. Хочешь, тут ночуй.
– Ты чего-нибудь ел?
– Нет.
Но вскоре пришел Толбот и гарантировал, что никто с голоду не умрет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49