Содержимое станет бесполезным. Вы так обращаетесь с президентом, что он здесь первый кандидат в пациенты. У него вот-вот будет сердечный приступ.
О'Хара сознавал, что баллончик с аэрозолью находится в нескольких сантиметрах от его руки. Доктор решил пустить его в дело, если Брэнсон взломает печать и начнет рыться в ящике. В таком случае терять ему будет нечего: увидев воздушный пистолет, Брэнсон сразу поймет, что к чему.
— Вы думаете, что президент...
— Я предпочту отказаться от лицензии практикующего врача, но не стану давать никаких прогнозов относительно здоровья президента. Вы постоянно унижаете этого уже немолодого человека, довели его до состояния, близкого к апоплексическому удару. Два унижения он уже пережил, третье может его доконать. Ну что ж, ломайте эту дурацкую печать. Еще одна жизнь будет на вашей совести.
— На моей совести нет ни одной жизни, — сказал Брэнсон и неожиданно покинул «скорую помощь», даже не взглянув на доктора.
О'Хара подошел к задней дверце и задумчиво посмотрел ему вслед. Навстречу Питеру неторопливо шагал Ревсон. Как ни странно, Брэнсон, постоянно подозрительно поглядывавший на всех, не удостоил журналиста ни словом, ни взглядом. Пол удивленно посмотрел ему вслед и быстро зашагал к «скорой помощи».
— У вас, кажется, был обыск? — обратился Ревсон к О'Харе. — Дефибрилятор тоже осматривали?
— Ох, и не говорите! Но, кажется, и вас не миновала чаша сия?
— Ну, лично меня это мало волнует. Меня столько раз обыскивали, что я давно перестал волноваться по этому поводу. Хотя многие очень переволновались. Я слышал, как некоторые джентльмены возмущались, словно женщины, — Ревсон посмотрел вслед удаляющемуся Брэнсону. — Кажется, наш вождь краснокожих полностью поглощен своими мыслями.
— В конце обыска Брэнсон повел себя довольно странно.
— Видимо, ничего не нашел.
— Конечно.
— Он не заглядывал в ваш запечатанный ящик? Я имею в виду реанимационное оборудование.
— Я был уверен, что Брэнсон взломает печать и сказал ему, что, нарушив герметичность, он сделает бесполезным этот комплект. Я также заметил, в ближайшее время у президента вполне может быть сердечный приступ. Брэнсон повел себя очень странно — выслушал меня и ушел, не сказав ни слова.
— Ничего удивительного. Он не хочет терять своего главного заложника.
— У меня создалось другое впечатление. Кстати, последнее, что сказал Брэнсон: «На его совести нет ни одной жизни».
— Насколько мне известно, это правда. Может быть, для него это важно.
— Кто знает! — озадаченно проговорил доктор.
Ван Эффен посмотрел на Брэнсона, умело скрывая свое любопытство. Ему показалось, что обычное спокойствие покинуло его шефа.
— Ну, как ты нашел «скорую помощь» и доктора? Все чисто? — спросил он у Брэнсона.
— Машина чиста. Черт возьми, я забыл обыскать доктора.
— Кому-то придется это сделать, — улыбнулся ван Эффен. — Я сам им займусь.
— А как прошел обыск у вас?
— Я привлек к этому делу десять человек. Мы все очень тщательно проверили, хотя это мероприятие было крайне непопулярно у нашей публики. Если бы на мосту был серебряный доллар, мы бы его нашли. Но обыск ничего не дал.
Брэнсон и его люди искали не то и не там. Им следовало обыскать начальника полиции Хендрикса, прежде чем отпускать его с моста.
Хегенбах, Мильтон, Картер, Ньюсон и Квори сидели за столом в автобусе, где разместился центр связи. В боковом шкафчике стояло множество бутылок. Судя по состоянию рюмок и уровню жидкости в бутылках, они были там не для декоративных целей. Все пятеро молчали, созерцая донышки своих рюмок и не глядя друг на друга. По сравнению с этой компанией похороны можно было считать развлекательным мероприятием.
Неожиданно в автобусе раздался звонок. Сидевший у телефона полицейский поднял трубку.
— Мистер Квори, — окликнул он секретаря казначейства, — вас вызывает Вашингтон!
Квори встал с видом французского аристократа, отправляющегося на гильотину, и подошел к телефону. Его реплики больше напоминали рычание. В конце концов он сказал: «Да, как планировалось» и повесил трубку.
— Деньги приготовлены на случай, если они понадобятся, — сообщил секретарь казначейства, вернувшись к столу.
— А вы думаете, что они могут не понадобиться? — удивился Мильтон.
— Казначейство предлагает отложить перевод денег до второй половины завтрашнего дня, — продолжал Квори.
— Согласно требованиям Брэнсона при такой задержке сумма возрастет на пятьдесят миллионов долларов, — мрачно заметил Мильтон. — Впрочем, плевать на его требования, — он попытался улыбнуться. — Кто знает, может быть, одному из наших великих умов придет в голову блестящая идея... — он замолчал, оборвав себя на полуслове.
Казалось, ни у кого из присутствующих не было желания прерывать наступившее молчание. Хегенбах взял бутылку и снова налил себе виски, положил льда и пустил бутылку по кругу. Через некоторое время вся компания вновь занялась созерцанием своих рюмок.
Прошло несколько минут, и бутылка снова пошла по кругу. Вошли Ричардc и Хендрикс. Оба тяжело опустились на свои места. Вице-президент потянулся к бутылке на секунду раньше начальника полиции.
— Как мы выглядели в последней телепередаче? — обратился к присутствующим Ричардc.
— Ужасно! Но еще ужаснее то, что мы сидим здесь все вместе и никому ничего не приходит в голову! — вздохнул Мильтон. — Все, что мы можем, — это пить. Ни у кого нет ни одной идеи.
— Думаю, у Ревсона идеи есть, — заметил Хендрикс. Он достал из носка клочок бумаги и передал его Хегенбаху. — Это для вас.
Хегенбах развернул бумажку, выругался и крикнул оператору:
— Мой декодер, быстро!
Обернувшись к Хендриксу, директор ФБР спросил:
— Как там дела? Есть новости? Почему умер Хансен?
— Причиной его смерти, грубо говоря, стали голод и жадность. Министр схватил поднос до того, как его успели предупредить.
— Бедняга всегда любил поесть, — вздохнул Мильтон. — Мне кажется, у него было неладно с обменом веществ. О мертвых ничего, кроме хорошего не говорят, однако я часто говорил Хансену, что он роет себе могилу собственными зубами. Так и вышло.
— Вы считаете, что Ревсон не виноват?
— Никто вообще не виноват. Хуже другое. Ревсон под подозрением. Мы знаем, что Брэнсон очень умен. Сейчас он уверен, что на мосту работает агент ФБР, и почти уверен, что это Ревсон. Думаю, Брэнсоном движет инстинкт, и ему не в чем обвинить Ревсона.
— Который так же очень умен, — Хегенбах помолчал, потом бросил взгляд на Хендрикса. — Если бы Брэнсон подозревал Ревсона, то не дал бы ему и на милю приблизиться к вам. Ведь он прекрасно знал, что вы отправляетесь на берег, не так ли?
— Ревсон ко мне не подходил. Записку мне передал генерал Картленд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
О'Хара сознавал, что баллончик с аэрозолью находится в нескольких сантиметрах от его руки. Доктор решил пустить его в дело, если Брэнсон взломает печать и начнет рыться в ящике. В таком случае терять ему будет нечего: увидев воздушный пистолет, Брэнсон сразу поймет, что к чему.
— Вы думаете, что президент...
— Я предпочту отказаться от лицензии практикующего врача, но не стану давать никаких прогнозов относительно здоровья президента. Вы постоянно унижаете этого уже немолодого человека, довели его до состояния, близкого к апоплексическому удару. Два унижения он уже пережил, третье может его доконать. Ну что ж, ломайте эту дурацкую печать. Еще одна жизнь будет на вашей совести.
— На моей совести нет ни одной жизни, — сказал Брэнсон и неожиданно покинул «скорую помощь», даже не взглянув на доктора.
О'Хара подошел к задней дверце и задумчиво посмотрел ему вслед. Навстречу Питеру неторопливо шагал Ревсон. Как ни странно, Брэнсон, постоянно подозрительно поглядывавший на всех, не удостоил журналиста ни словом, ни взглядом. Пол удивленно посмотрел ему вслед и быстро зашагал к «скорой помощи».
— У вас, кажется, был обыск? — обратился Ревсон к О'Харе. — Дефибрилятор тоже осматривали?
— Ох, и не говорите! Но, кажется, и вас не миновала чаша сия?
— Ну, лично меня это мало волнует. Меня столько раз обыскивали, что я давно перестал волноваться по этому поводу. Хотя многие очень переволновались. Я слышал, как некоторые джентльмены возмущались, словно женщины, — Ревсон посмотрел вслед удаляющемуся Брэнсону. — Кажется, наш вождь краснокожих полностью поглощен своими мыслями.
— В конце обыска Брэнсон повел себя довольно странно.
— Видимо, ничего не нашел.
— Конечно.
— Он не заглядывал в ваш запечатанный ящик? Я имею в виду реанимационное оборудование.
— Я был уверен, что Брэнсон взломает печать и сказал ему, что, нарушив герметичность, он сделает бесполезным этот комплект. Я также заметил, в ближайшее время у президента вполне может быть сердечный приступ. Брэнсон повел себя очень странно — выслушал меня и ушел, не сказав ни слова.
— Ничего удивительного. Он не хочет терять своего главного заложника.
— У меня создалось другое впечатление. Кстати, последнее, что сказал Брэнсон: «На его совести нет ни одной жизни».
— Насколько мне известно, это правда. Может быть, для него это важно.
— Кто знает! — озадаченно проговорил доктор.
Ван Эффен посмотрел на Брэнсона, умело скрывая свое любопытство. Ему показалось, что обычное спокойствие покинуло его шефа.
— Ну, как ты нашел «скорую помощь» и доктора? Все чисто? — спросил он у Брэнсона.
— Машина чиста. Черт возьми, я забыл обыскать доктора.
— Кому-то придется это сделать, — улыбнулся ван Эффен. — Я сам им займусь.
— А как прошел обыск у вас?
— Я привлек к этому делу десять человек. Мы все очень тщательно проверили, хотя это мероприятие было крайне непопулярно у нашей публики. Если бы на мосту был серебряный доллар, мы бы его нашли. Но обыск ничего не дал.
Брэнсон и его люди искали не то и не там. Им следовало обыскать начальника полиции Хендрикса, прежде чем отпускать его с моста.
Хегенбах, Мильтон, Картер, Ньюсон и Квори сидели за столом в автобусе, где разместился центр связи. В боковом шкафчике стояло множество бутылок. Судя по состоянию рюмок и уровню жидкости в бутылках, они были там не для декоративных целей. Все пятеро молчали, созерцая донышки своих рюмок и не глядя друг на друга. По сравнению с этой компанией похороны можно было считать развлекательным мероприятием.
Неожиданно в автобусе раздался звонок. Сидевший у телефона полицейский поднял трубку.
— Мистер Квори, — окликнул он секретаря казначейства, — вас вызывает Вашингтон!
Квори встал с видом французского аристократа, отправляющегося на гильотину, и подошел к телефону. Его реплики больше напоминали рычание. В конце концов он сказал: «Да, как планировалось» и повесил трубку.
— Деньги приготовлены на случай, если они понадобятся, — сообщил секретарь казначейства, вернувшись к столу.
— А вы думаете, что они могут не понадобиться? — удивился Мильтон.
— Казначейство предлагает отложить перевод денег до второй половины завтрашнего дня, — продолжал Квори.
— Согласно требованиям Брэнсона при такой задержке сумма возрастет на пятьдесят миллионов долларов, — мрачно заметил Мильтон. — Впрочем, плевать на его требования, — он попытался улыбнуться. — Кто знает, может быть, одному из наших великих умов придет в голову блестящая идея... — он замолчал, оборвав себя на полуслове.
Казалось, ни у кого из присутствующих не было желания прерывать наступившее молчание. Хегенбах взял бутылку и снова налил себе виски, положил льда и пустил бутылку по кругу. Через некоторое время вся компания вновь занялась созерцанием своих рюмок.
Прошло несколько минут, и бутылка снова пошла по кругу. Вошли Ричардc и Хендрикс. Оба тяжело опустились на свои места. Вице-президент потянулся к бутылке на секунду раньше начальника полиции.
— Как мы выглядели в последней телепередаче? — обратился к присутствующим Ричардc.
— Ужасно! Но еще ужаснее то, что мы сидим здесь все вместе и никому ничего не приходит в голову! — вздохнул Мильтон. — Все, что мы можем, — это пить. Ни у кого нет ни одной идеи.
— Думаю, у Ревсона идеи есть, — заметил Хендрикс. Он достал из носка клочок бумаги и передал его Хегенбаху. — Это для вас.
Хегенбах развернул бумажку, выругался и крикнул оператору:
— Мой декодер, быстро!
Обернувшись к Хендриксу, директор ФБР спросил:
— Как там дела? Есть новости? Почему умер Хансен?
— Причиной его смерти, грубо говоря, стали голод и жадность. Министр схватил поднос до того, как его успели предупредить.
— Бедняга всегда любил поесть, — вздохнул Мильтон. — Мне кажется, у него было неладно с обменом веществ. О мертвых ничего, кроме хорошего не говорят, однако я часто говорил Хансену, что он роет себе могилу собственными зубами. Так и вышло.
— Вы считаете, что Ревсон не виноват?
— Никто вообще не виноват. Хуже другое. Ревсон под подозрением. Мы знаем, что Брэнсон очень умен. Сейчас он уверен, что на мосту работает агент ФБР, и почти уверен, что это Ревсон. Думаю, Брэнсоном движет инстинкт, и ему не в чем обвинить Ревсона.
— Который так же очень умен, — Хегенбах помолчал, потом бросил взгляд на Хендрикса. — Если бы Брэнсон подозревал Ревсона, то не дал бы ему и на милю приблизиться к вам. Ведь он прекрасно знал, что вы отправляетесь на берег, не так ли?
— Ревсон ко мне не подходил. Записку мне передал генерал Картленд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64