Бойтесь!» И поливать, поливать воткнутый в землю посох, чтобы получить от Бога прощение и прозреть. Варавва был согласен на все: он изнемог жить в тоске и печали и был рад послужить Распятому, неся свое покаяние.
Елиуд же был крещен праведным и принят в монастырь послушником.
Прощаясь, Иоанн напутствовал повернувшегося лицом к Богу доброго юношу:
– Возлюби Господа нашего Иисуса Христа более всякой земной твари, – прилепись к Нему сердцем своим. Молись Ему устами, и сердцем, и языком твоим, и умом. С новой братией своей ходи в церковь. Все молитвы твои да будут соединены с сокрушением сердечным, со слезами и вздыханием. Плачь перед Богом каждый день, да сподобишься вечного утешения. Слушайся игумена и братию, храни незлобие отныне и до конца жизни своей; загради молчанием уста свои; старайся, чтобы не осудить кого-нибудь и не посмеяться чужому греху; видя же согрешающего, помолись о нем Единому безгрешному Богу, да исправит грешника. Ничего не говори ни праздного, ни скверного, ни хульного; будь кроток и смиренен сердцем, всех почитай за отцов и благодетелей своих, а себя считай ниже всех. Соблюдай себя тщательно от бесовских козней, трезвись и бодрствуй, ибо дьявол не дремлет, ища поглотить всякого служащего Богу. Умертви уды свои, не давай покоя и послабления телу своему: как осла непокорного смиряй его голодом, жаждою, работою, ранами, пока не представишь Христу душу свою, как чистую невесту. Нищету и нестяжание люби так, как бы многоценное сокровище… Помни, нет для человека ничего важнее Бога и Божественной любви Его. Он есть сокровище наше и богатство. Он пища и питие. Он одежда и покров. Он здравие наше и крепость. Он надежда и упование наше. Его потщись стяжать, сын мой.
На этом они расстались. Однако судьба скоро вновь сведет Елиуда с праведным Иоанном. И случится это при печалящих старца обстоятельствах: ибо читатель, конечно, не забыл, Кем было поручено Сыну Громову спасение этого юноши.
Глава 22
Учение Платония о «Закулисе»
Случилось Иоанну во время странствий по земле Малоазий-ской остановиться на ночлег в захудалой го-стинице на окраине сирийского города Дамаска. Солнце уже опустилось за горизонт, багрово подкрашивая темнеющие облака, умолкли птицы. Изредка кричали ослы. Во дворе, огороженном невысоким, сложенным из камней забором, ходили несколько замызганных, шелудивых коз. Козы терлись облезлыми боками друг о друга и жалостно блеяли. Пахло едой. Вокруг костра сидели уставшие за день люди разного возраста и достоинства: погонщик мулов, купец, продавец дынь, обувных дел мастер, слепой странник с поводырем – в общем, народец из тех, кто заночевал в гостинице или от безденежья собирался прилечь во дворе на соломе. И сейчас, в ожидании ячменных лепешек, которые пек на горячих камнях старый сгорбленный вольноотпущенник, армянин, они вели разговор на злободневную, но опасную по тем временам тему: окоротит ли новый христианский Бог, призывающий людей к всепрощению, своеволие и жестокость римлян. Все сидящие у костра, за исключением одного иерусалимского иудея, были язычниками, далекими от Бога истинного, и смысла в их разговоре Иоанн, как ни старался, никак не мог обнаружить. Корысть, вечное недовольство жизнью, обиды, наветы на ближнего, страх перед ордами римлян, распространившихся на все видимое земное пространство, беспокоили собравшихся у огня… Простых этих людей, судя по тому, как они горячились, спорили, очень волновало и огорчало, что до сей поры ни один бог – ни христианский, ни иудейский, ни сонмы языческих богов – не заступался за человека, ибо не было справедливости на земле и не было на их земле дороги, ведущей из Рима, на которой не стояли бы столбы с распятиями.
– Нужен новый Потоп, – сказал иудей. – Бог Израиля уже один раз очистил землю от зла. Только наш Бог спасет мир от римлян.
– А не за грехи ли царя Соломона по поручению Ягве архангел Гавриил посадил в море росток, из которого и вырос Рим, чтобы поработить мир и уничтожить Иуду? – указал иудею на просчет иудейского Бога купец-финикиец. – И разве не пророчествовал молодой Бог христианский, что римляне сравняют Иерусалим с землей? Вот и думай, будет ли у вас, иудеев, время очищать мир от зла?
Иоанн сидел на траве, в некотором отдалении от костра, прислонившись спиной к хранившему еще дневное тепло камню и вытянув ноги. Он сейчас думал о своих уставших, израненных хождением по равнинным дорогам и горным тропам ногах, изредка вслушивался в разговор, периодически задремывал и уже собрался было по бедности своей улечься возле козьего загона на охапке пожертвованной хозяином гостиницы апостолу соломы, как новый оратор пробудил в нем интерес к разговору.
Некоторое время тому назад из дверей гостиницы вывалился полупьяный взъерошенный грек – пуче-глазый, крючконосый, похожий на филина коротышка; он, качаясь, подошел к костру, растолкал сидящих, уселся на край каменной скамьи и, казалось, заснул. Но нет. Оказывается, пьянчужка только прикидывался, что спит, а сам слушал, мотал на ус. И вдруг его прорвало.
– Ну да! Ну да! Я знаю, что ничего не знаю! – прервал он беседу, резко поднявшись и поднимая вверх руку с вытянутым указательным пальцем, указывая своим перстом в небо. Будто это там, на небе, были произнесены эти слова, прозвучавшие здесь как заклинание. – Шум ваших бессмысленных слов разбудил меня, – сказал коротышка, – и слушайте, что буду вам говорить я, эллин, свободный гражданин Эллады, давшей человечеству Сократа, Платона и Аристотеля. Откройте ваши слепые глаза и прочистите затянутые паутиной глупости глухие уши. Послушайте старого Архилая…
Грек посмотрел в сторону седобородого Иоанна, чувствуя в нем единственного, по его мнению, достойного слушателя и стараясь втянуть седобородого праведника в разговор, и потому, обращаясь как будто только к нему, сказал:
– Как у известного, я думаю, вам Сократа любимым учеником был Платон, так и среди учеников великого Платона блистал юноша по имени Платоний. Вот его-то учение о некоем непознаваемом «даймоне», именуемом в просторечии «Закулисой» или «Софией», которая больше богов, потому что была раньше их и является истинной правительницей мира, – вот это учение наконец и расставит все по своим местам. Поверьте старому Архилаю: оно рассудит и грека, и иудея, и христианина, и всякого иного, претендующего на свое место под солнцем мирянина.
Иоанн никак не отреагировал на это явное приглашение к разговору. Хотя в памяти шевельнулось что-то связанное с «Закулисой», и он огорчился, что теперь будет долго и напряженно вспоминать, откуда взялась в его голове эта странная «Закулиса». Поскольку лицо его оставалось равнодушным, грек досадливо хмыкнул, отвернулся от Иоанна и, обращаясь теперь уже только к иудею, заявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Елиуд же был крещен праведным и принят в монастырь послушником.
Прощаясь, Иоанн напутствовал повернувшегося лицом к Богу доброго юношу:
– Возлюби Господа нашего Иисуса Христа более всякой земной твари, – прилепись к Нему сердцем своим. Молись Ему устами, и сердцем, и языком твоим, и умом. С новой братией своей ходи в церковь. Все молитвы твои да будут соединены с сокрушением сердечным, со слезами и вздыханием. Плачь перед Богом каждый день, да сподобишься вечного утешения. Слушайся игумена и братию, храни незлобие отныне и до конца жизни своей; загради молчанием уста свои; старайся, чтобы не осудить кого-нибудь и не посмеяться чужому греху; видя же согрешающего, помолись о нем Единому безгрешному Богу, да исправит грешника. Ничего не говори ни праздного, ни скверного, ни хульного; будь кроток и смиренен сердцем, всех почитай за отцов и благодетелей своих, а себя считай ниже всех. Соблюдай себя тщательно от бесовских козней, трезвись и бодрствуй, ибо дьявол не дремлет, ища поглотить всякого служащего Богу. Умертви уды свои, не давай покоя и послабления телу своему: как осла непокорного смиряй его голодом, жаждою, работою, ранами, пока не представишь Христу душу свою, как чистую невесту. Нищету и нестяжание люби так, как бы многоценное сокровище… Помни, нет для человека ничего важнее Бога и Божественной любви Его. Он есть сокровище наше и богатство. Он пища и питие. Он одежда и покров. Он здравие наше и крепость. Он надежда и упование наше. Его потщись стяжать, сын мой.
На этом они расстались. Однако судьба скоро вновь сведет Елиуда с праведным Иоанном. И случится это при печалящих старца обстоятельствах: ибо читатель, конечно, не забыл, Кем было поручено Сыну Громову спасение этого юноши.
Глава 22
Учение Платония о «Закулисе»
Случилось Иоанну во время странствий по земле Малоазий-ской остановиться на ночлег в захудалой го-стинице на окраине сирийского города Дамаска. Солнце уже опустилось за горизонт, багрово подкрашивая темнеющие облака, умолкли птицы. Изредка кричали ослы. Во дворе, огороженном невысоким, сложенным из камней забором, ходили несколько замызганных, шелудивых коз. Козы терлись облезлыми боками друг о друга и жалостно блеяли. Пахло едой. Вокруг костра сидели уставшие за день люди разного возраста и достоинства: погонщик мулов, купец, продавец дынь, обувных дел мастер, слепой странник с поводырем – в общем, народец из тех, кто заночевал в гостинице или от безденежья собирался прилечь во дворе на соломе. И сейчас, в ожидании ячменных лепешек, которые пек на горячих камнях старый сгорбленный вольноотпущенник, армянин, они вели разговор на злободневную, но опасную по тем временам тему: окоротит ли новый христианский Бог, призывающий людей к всепрощению, своеволие и жестокость римлян. Все сидящие у костра, за исключением одного иерусалимского иудея, были язычниками, далекими от Бога истинного, и смысла в их разговоре Иоанн, как ни старался, никак не мог обнаружить. Корысть, вечное недовольство жизнью, обиды, наветы на ближнего, страх перед ордами римлян, распространившихся на все видимое земное пространство, беспокоили собравшихся у огня… Простых этих людей, судя по тому, как они горячились, спорили, очень волновало и огорчало, что до сей поры ни один бог – ни христианский, ни иудейский, ни сонмы языческих богов – не заступался за человека, ибо не было справедливости на земле и не было на их земле дороги, ведущей из Рима, на которой не стояли бы столбы с распятиями.
– Нужен новый Потоп, – сказал иудей. – Бог Израиля уже один раз очистил землю от зла. Только наш Бог спасет мир от римлян.
– А не за грехи ли царя Соломона по поручению Ягве архангел Гавриил посадил в море росток, из которого и вырос Рим, чтобы поработить мир и уничтожить Иуду? – указал иудею на просчет иудейского Бога купец-финикиец. – И разве не пророчествовал молодой Бог христианский, что римляне сравняют Иерусалим с землей? Вот и думай, будет ли у вас, иудеев, время очищать мир от зла?
Иоанн сидел на траве, в некотором отдалении от костра, прислонившись спиной к хранившему еще дневное тепло камню и вытянув ноги. Он сейчас думал о своих уставших, израненных хождением по равнинным дорогам и горным тропам ногах, изредка вслушивался в разговор, периодически задремывал и уже собрался было по бедности своей улечься возле козьего загона на охапке пожертвованной хозяином гостиницы апостолу соломы, как новый оратор пробудил в нем интерес к разговору.
Некоторое время тому назад из дверей гостиницы вывалился полупьяный взъерошенный грек – пуче-глазый, крючконосый, похожий на филина коротышка; он, качаясь, подошел к костру, растолкал сидящих, уселся на край каменной скамьи и, казалось, заснул. Но нет. Оказывается, пьянчужка только прикидывался, что спит, а сам слушал, мотал на ус. И вдруг его прорвало.
– Ну да! Ну да! Я знаю, что ничего не знаю! – прервал он беседу, резко поднявшись и поднимая вверх руку с вытянутым указательным пальцем, указывая своим перстом в небо. Будто это там, на небе, были произнесены эти слова, прозвучавшие здесь как заклинание. – Шум ваших бессмысленных слов разбудил меня, – сказал коротышка, – и слушайте, что буду вам говорить я, эллин, свободный гражданин Эллады, давшей человечеству Сократа, Платона и Аристотеля. Откройте ваши слепые глаза и прочистите затянутые паутиной глупости глухие уши. Послушайте старого Архилая…
Грек посмотрел в сторону седобородого Иоанна, чувствуя в нем единственного, по его мнению, достойного слушателя и стараясь втянуть седобородого праведника в разговор, и потому, обращаясь как будто только к нему, сказал:
– Как у известного, я думаю, вам Сократа любимым учеником был Платон, так и среди учеников великого Платона блистал юноша по имени Платоний. Вот его-то учение о некоем непознаваемом «даймоне», именуемом в просторечии «Закулисой» или «Софией», которая больше богов, потому что была раньше их и является истинной правительницей мира, – вот это учение наконец и расставит все по своим местам. Поверьте старому Архилаю: оно рассудит и грека, и иудея, и христианина, и всякого иного, претендующего на свое место под солнцем мирянина.
Иоанн никак не отреагировал на это явное приглашение к разговору. Хотя в памяти шевельнулось что-то связанное с «Закулисой», и он огорчился, что теперь будет долго и напряженно вспоминать, откуда взялась в его голове эта странная «Закулиса». Поскольку лицо его оставалось равнодушным, грек досадливо хмыкнул, отвернулся от Иоанна и, обращаясь теперь уже только к иудею, заявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75