– Вон, искрят… Из окна того можно достать. Их электры создали. Ни вспышки, ни лунного света нет, а бенгалы есть. Надо их взять, Андрюха, от них себя лучше чувствовать начинаешь. Тебе это сейчас не помешает.
– Бенгальские огни мышечный тонус повышают, – проворчал я, не оборачиваясь. – Причем совсем слабо, зачем они мне? Ты лучше погляди, там улитки висят. Редкая штука.
– Висят, ага.
– Странно.
– Чего странного?
– Это артефакты слизистого пузыря. А сам пузырь я что-то не вижу.
– Так он мог рассосаться, – пояснил напарник. – Электры с мясоворотом остались, а он исчез уже. Так бывает.
– Бывает, – согласился я. – Ладно, надо снять их, хотя бы часть.
– Зачем?
Ты что, не видишь, что со мной?
– Ну… зеленый ты.
– Зеленый! Меня контузило, Никита. Я же тебе рассказывал: «вертушка» в крышу провалилась, в зыбь то есть. И потом выстрелила, а я рядом был, меня оглушило. Хорошо, перепонки не лопнули. Голова до сих пор вроде золой набита. А улитки знаешь как действуют?
– Знаю, знаю. Ты мне сам и показывал.
– Ну вот, значит, они мне нужны. Доставай трофеи, делиться будем.
Постоянно оглядываясь, контролируя улицу и перекресток, мы встали с двух сторон от кара, положили оружие на сиденья и стали разбираться с ним. В магазине «Кедра» осталось одиннадцать патронов, в «зигане» напарника – три, в «файв-севене» пять, АКМ был пуст.
– Вдвоем нельзя подниматься, надо кому-то за улицей следить, – сказал Никита.
– Ясное дело, ты здесь стой. Только нож еще мне дай.
– А твой «басурманин» где?
– На крыше оставил, когда от вертолета бегали. Напарник не без сожаления отдал мне стилет с рукоятьюкастетом, которым гордился, будто сыном-отличником – из литого аносовского булата, с антибликовым покрытием, – и ножны к нему.
– Так, ладно, – сказал он, попятился и задрал голову. – Значит, я на первом этаже внутри встану и в окошко это буду осторожно выглядывать. Как раз погрузчик его сейчас прикрывает, я все вижу, а меня трудно заметить. А ты наверх. Только осторожно. И быстро. Улитки возьмешь, на башку нацепишь – сразу назад.
– Ладно, не копти копченого, – проворчал я.
Сквозь пролом мы вошли в здание. Пол усеивала всякая дрянь, осколки и мусор хрустели под каблуками. На второй этаж вела широкая лестница, из оконных проемов лился свет – светло, тепло, тихо. Напарник шагнул к окну, присел на колченогую тумбочку и положил оружие на подоконник.
– Быстро давай, – повторил он. – Пока опять вертолет какой-нибудь не объявился.
Сжимая в одной руке нож, в другой пистолет, я поднялся по лестнице. На втором этаже ничего интересного не оказалось – завалы мусора да лоскуты обоев на стенах. С площадки я увидел два коридора и часть кухни, там на боку лежала газовая плита с вывороченными конфорками. Осколки стекла, деревяшки и всякие железяки хрустели под ребристыми подошвами. Внутри разрушенного дома стояла ясная весенняя тишина, но я не расслаблялся и оружие не опускал. Когда стал подниматься на третий этаж, сверху донеслись ритмичные удары. Стало ясно: они звучали и раньше, но треск мусора под ногами мешал услышать их. Сделав несколько шагов, я остановился. Глухой размеренный звук, будто кто-то выколачивает пыль. Причем занимались этим старушка или ребенок – удары были слабые.
Вроде никакая аномалия такие звуки не порождает. Я присел, подняв пистолет, на корточках подобрался к перилам, глянул между пролетами. Серый потолок над лестницей был близко. Посмотрел вниз, собрался было окликнуть Пригоршню, но передумал.
Звук не смолкал. Ладно, хватит медлить, в любой момент могут опять эти лешие появиться. Выпрямившись, я взбежал на верхний этаж с пистолетом наизготовку.
Здесь было еще светлее. Потолок оставался только над лестницей, дальше половина крыши провалилась. Упавшая гипсовая перегородка, сломав трюмо, лежала на обломках, как трамплин, верхняя ее часть мешала мне увидеть весь этаж.
Высоко над проломом плыли облака, в помещение задувал ветер, шелестел обрывками обоев. Глухой ритмичный звук стал громче.
Рукоять ножа удобно лежала в руке, дуги кастета облегали пальцы. Если кто появится – так врежу, что зубы через затылок вылетят. Ну и про пистолет не забуду, конечно…
Пригибаясь, я пошел вдоль нижнего края перегородки. Выяснилось, что обойти ее не удастся – с одной стороны она упиралась в несущую стену здания, с другой громоздилась куча искореженных паркетин. Залезть по ним можно, но скрипу и треску будет на весь квартал.
Я шагнул на перегородку, присел и на корточках стал подбираться к верхнему краю.
Постепенно всё большая часть помещения открывалась взгляду. А потом я увидел голову. Волосы на ней частично вылезли, нос провалился, щеки запали, между серыми губами не было зубов, лишь синеватые десны.
Облаченный в полуистлевшую военную форму зомби сидел между окнами под дальней стеной. Он не заметил меня, и я уселся на краю «трамплина», свесив ноги.
И порадовался, что еще могу сделать это – то есть свесить куда-нибудь ноги, поболтать ими, к примеру, в воздухе или постучать друг о друга. Потому что зомби ничего такого сделать больше не мог: его нижние конечности были перебиты, раздроблены так, что и взглянуть страшно. Он медленно поднимал кулаки и с глухим стуком ударял ими о пол – размеренно, неторопливо, с какой-то обреченностью, даже тоской.
Рядом валялся сломанный «Кедр» – не знаю, что надо делать с оружием, чтобы у него согнулся ствол. Наверно, швырнуть о бетонную стену с нечеловеческой силой.
Я огляделся – и понял, как это произошло. В углу притаился небольшой мясоворот.
Не замечая меня, зомби вновь и вновь бил кулаками по полу. Я слез с перегородки, сделал несколько осторожных шагов. Встал так, чтобы видеть и его, и аномалию. Голова болела невероятно, каждый шаг отдавался острой пульсацией в темени.
А сильный зомбак – мясоворот его, выходит, схватил, начал «выжимать», как хозяйка мокрое белье, ноги переломал, но в ядро свое, где самый центр гравитационной турбуленции, затянуть не смог, жертва вырвалась.
Посматривая на зомби, я подступил к окну. Зомби стучал кулаками, иногда поскрипывали обломки под перегородкой, а больше ничего не слышно. Пригоршня тревоги не подымает, но это еще ничего не значит, снизу у него обзор не такой большой. Я сунул стилет в ножны, сжал «файв-севен» обеими руками и резко повернулся, выставил ствол наружу, повел влево-вправо.
От быстрого движения будто молотком стукнули по затылку, я даже негромко застонал. Ну и тряхнуло меня тогда, в цехе, ни разу в жизни так башка не болела!
На улице было пусто. Я высунулся дальше, оперевшись о подоконник, глянул вниз. Гроздь улиток мерцала в метре под окном, ниже поблескивали молнии аномалий, левее стоял кар и виднелся ствол торчащего из окна автомата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Бенгальские огни мышечный тонус повышают, – проворчал я, не оборачиваясь. – Причем совсем слабо, зачем они мне? Ты лучше погляди, там улитки висят. Редкая штука.
– Висят, ага.
– Странно.
– Чего странного?
– Это артефакты слизистого пузыря. А сам пузырь я что-то не вижу.
– Так он мог рассосаться, – пояснил напарник. – Электры с мясоворотом остались, а он исчез уже. Так бывает.
– Бывает, – согласился я. – Ладно, надо снять их, хотя бы часть.
– Зачем?
Ты что, не видишь, что со мной?
– Ну… зеленый ты.
– Зеленый! Меня контузило, Никита. Я же тебе рассказывал: «вертушка» в крышу провалилась, в зыбь то есть. И потом выстрелила, а я рядом был, меня оглушило. Хорошо, перепонки не лопнули. Голова до сих пор вроде золой набита. А улитки знаешь как действуют?
– Знаю, знаю. Ты мне сам и показывал.
– Ну вот, значит, они мне нужны. Доставай трофеи, делиться будем.
Постоянно оглядываясь, контролируя улицу и перекресток, мы встали с двух сторон от кара, положили оружие на сиденья и стали разбираться с ним. В магазине «Кедра» осталось одиннадцать патронов, в «зигане» напарника – три, в «файв-севене» пять, АКМ был пуст.
– Вдвоем нельзя подниматься, надо кому-то за улицей следить, – сказал Никита.
– Ясное дело, ты здесь стой. Только нож еще мне дай.
– А твой «басурманин» где?
– На крыше оставил, когда от вертолета бегали. Напарник не без сожаления отдал мне стилет с рукоятьюкастетом, которым гордился, будто сыном-отличником – из литого аносовского булата, с антибликовым покрытием, – и ножны к нему.
– Так, ладно, – сказал он, попятился и задрал голову. – Значит, я на первом этаже внутри встану и в окошко это буду осторожно выглядывать. Как раз погрузчик его сейчас прикрывает, я все вижу, а меня трудно заметить. А ты наверх. Только осторожно. И быстро. Улитки возьмешь, на башку нацепишь – сразу назад.
– Ладно, не копти копченого, – проворчал я.
Сквозь пролом мы вошли в здание. Пол усеивала всякая дрянь, осколки и мусор хрустели под каблуками. На второй этаж вела широкая лестница, из оконных проемов лился свет – светло, тепло, тихо. Напарник шагнул к окну, присел на колченогую тумбочку и положил оружие на подоконник.
– Быстро давай, – повторил он. – Пока опять вертолет какой-нибудь не объявился.
Сжимая в одной руке нож, в другой пистолет, я поднялся по лестнице. На втором этаже ничего интересного не оказалось – завалы мусора да лоскуты обоев на стенах. С площадки я увидел два коридора и часть кухни, там на боку лежала газовая плита с вывороченными конфорками. Осколки стекла, деревяшки и всякие железяки хрустели под ребристыми подошвами. Внутри разрушенного дома стояла ясная весенняя тишина, но я не расслаблялся и оружие не опускал. Когда стал подниматься на третий этаж, сверху донеслись ритмичные удары. Стало ясно: они звучали и раньше, но треск мусора под ногами мешал услышать их. Сделав несколько шагов, я остановился. Глухой размеренный звук, будто кто-то выколачивает пыль. Причем занимались этим старушка или ребенок – удары были слабые.
Вроде никакая аномалия такие звуки не порождает. Я присел, подняв пистолет, на корточках подобрался к перилам, глянул между пролетами. Серый потолок над лестницей был близко. Посмотрел вниз, собрался было окликнуть Пригоршню, но передумал.
Звук не смолкал. Ладно, хватит медлить, в любой момент могут опять эти лешие появиться. Выпрямившись, я взбежал на верхний этаж с пистолетом наизготовку.
Здесь было еще светлее. Потолок оставался только над лестницей, дальше половина крыши провалилась. Упавшая гипсовая перегородка, сломав трюмо, лежала на обломках, как трамплин, верхняя ее часть мешала мне увидеть весь этаж.
Высоко над проломом плыли облака, в помещение задувал ветер, шелестел обрывками обоев. Глухой ритмичный звук стал громче.
Рукоять ножа удобно лежала в руке, дуги кастета облегали пальцы. Если кто появится – так врежу, что зубы через затылок вылетят. Ну и про пистолет не забуду, конечно…
Пригибаясь, я пошел вдоль нижнего края перегородки. Выяснилось, что обойти ее не удастся – с одной стороны она упиралась в несущую стену здания, с другой громоздилась куча искореженных паркетин. Залезть по ним можно, но скрипу и треску будет на весь квартал.
Я шагнул на перегородку, присел и на корточках стал подбираться к верхнему краю.
Постепенно всё большая часть помещения открывалась взгляду. А потом я увидел голову. Волосы на ней частично вылезли, нос провалился, щеки запали, между серыми губами не было зубов, лишь синеватые десны.
Облаченный в полуистлевшую военную форму зомби сидел между окнами под дальней стеной. Он не заметил меня, и я уселся на краю «трамплина», свесив ноги.
И порадовался, что еще могу сделать это – то есть свесить куда-нибудь ноги, поболтать ими, к примеру, в воздухе или постучать друг о друга. Потому что зомби ничего такого сделать больше не мог: его нижние конечности были перебиты, раздроблены так, что и взглянуть страшно. Он медленно поднимал кулаки и с глухим стуком ударял ими о пол – размеренно, неторопливо, с какой-то обреченностью, даже тоской.
Рядом валялся сломанный «Кедр» – не знаю, что надо делать с оружием, чтобы у него согнулся ствол. Наверно, швырнуть о бетонную стену с нечеловеческой силой.
Я огляделся – и понял, как это произошло. В углу притаился небольшой мясоворот.
Не замечая меня, зомби вновь и вновь бил кулаками по полу. Я слез с перегородки, сделал несколько осторожных шагов. Встал так, чтобы видеть и его, и аномалию. Голова болела невероятно, каждый шаг отдавался острой пульсацией в темени.
А сильный зомбак – мясоворот его, выходит, схватил, начал «выжимать», как хозяйка мокрое белье, ноги переломал, но в ядро свое, где самый центр гравитационной турбуленции, затянуть не смог, жертва вырвалась.
Посматривая на зомби, я подступил к окну. Зомби стучал кулаками, иногда поскрипывали обломки под перегородкой, а больше ничего не слышно. Пригоршня тревоги не подымает, но это еще ничего не значит, снизу у него обзор не такой большой. Я сунул стилет в ножны, сжал «файв-севен» обеими руками и резко повернулся, выставил ствол наружу, повел влево-вправо.
От быстрого движения будто молотком стукнули по затылку, я даже негромко застонал. Ну и тряхнуло меня тогда, в цехе, ни разу в жизни так башка не болела!
На улице было пусто. Я высунулся дальше, оперевшись о подоконник, глянул вниз. Гроздь улиток мерцала в метре под окном, ниже поблескивали молнии аномалий, левее стоял кар и виднелся ствол торчащего из окна автомата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93