На нем была темно — синяя школьная форма с блестящими пуговицами, белая рубашка и галстук, что ему очень шло. Он был аккуратно причесан.
«Какой он красивый, — подумал я, — как я скучал по нему, как долго его не видел!»
— Привет, Женька! — сказал он просто.
— Привет! — ответил я и пожал протянутую мне руку. Какая она сильная и надежная, какой я дурак! Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, как обычно. Мне сразу стало легко на душе, сразу ушли тревоги, и я вдруг понял, как необычайно счастлив.
Ленька осторожно присел в кресло у моей постели, продолжая держать меня за руку и, не отрываясь, смотреть на меня, словно видел впервые. Как интересно: мы, наверное, совсем одинаково думаем и чувствуем…
— Откуда ты взялся? — спросил я, улыбаясь. — Почему ты пришел? Ты же должен быть в школе, уроки ведь еще не кончились.
— А у нас была сначала торжественная линейка, потом общее собрание в актовом зале, а потом всех отпустили домой, — простодушно объяснил он. — Ну, а я сразу же пошел к тебе. Тебя же не было, знаешь, как я испугался!
Мы снова рассмеялись.
— Как хорошо иметь такого друга: настоящего, проверенного в деле, правда, Женя? — сказал отец весело. — Смотри, Леонид, какое у него счастливое лицо! Надо же, смотри, покраснел! Совсем, как девчонка. Давай — ка сюда градусник! Ну вот, температура уже нормальная. Как ты вообще себя чувствуешь? Уже лучше?
Я лежал расслабленный, веселый, в своей постели, в комнате, залитой осенним солнцем, держал Леньку за руку и чувствовал себя абсолютно счастливым и, как следствие, почти совершенно здоровым. Так я и сказал отцу.
— Ну, вот и прекрасно, все-таки хорошие у Ивана лекарства, дорогие, но хорошие! Так что можешь встать, если хочешь, хватит валяться, — он улыбнулся. — Но из дому пока никуда, минимум неделю. Ты уже достаточно погулял. Вот что, ребята, — он посмотрел на часы, — мне нужно по делам. Оставляю его, Леонид, на твое попечение. Смотри, береги его! — он потрепал меня по волосам, и я блаженно зажмурился. — Знаешь, мне этот мальчишка почему-то дорог!
Ленька серьезно кивнул.
— Мне тоже, — сказал он. — Я буду его беречь! Все засмеялись.
— Во сколько ты вернешься? — спросил я.
— В шесть. — Отец, подняв воротничок рубашки, завязывал перед моим зеркалом галстук.
— Смотри, не раньше, — сказал я, передразнивая отца.
Ленька хмыкнул.
— В шесть ноль-ноль. — Отец точными движениями расчески пригладил редкие седеющие волосы. — Чем собираетесь заняться?
Я подумал. Мы с Ленькой переглянулись.
— Ну, я сейчас встану… Может быть, порисуем. Или… — я обвел комнату взглядом, — или, может быть, немножко позанимаемся на тренажерах. Давай, Ленька?
— Точно! — обрадовался мой друг. — У меня как раз есть с собой плавки и полотенце. Я же собирался пойти в бассейн.
— Вот и отлично. — Отец поднял трубку телефона, набрал номер, сказал другим, бесцветным голосом, от которого пробежал мороз по коже: — Это Золотов. Машину к подъезду через пять минут. — Он снова повернулся к нам, опять веселый и шутливый. — Только особенно себя не утруждай, Женька, Смотри, Леонид, он еще не совсем здоров, надо с ним… поаккуратнее. Побереги его, ладно? А то он сам ничего не соображает… — отец легонько потянул меня за ухо. Ленька кивнул. — Когда кончите, можешь тоже пойти принять душ, вместе с Женей. Ну, там, разберетесь. Особенно ты, Женька, вымойся, как следует, приведи себя в порядок. Я приеду, пообедаем и вечером поедем беседовать с психологом. Буду в шесть ноль-ноль. Договорились? — Мы согласно закивали головами.
Отец застегнул пиджак, сделал прощальный знак рукой и вышел. В прихожей щелкнул замок. Мы остались одни.
Солнце весело светило в окно. Странная деталь: вот теперь, когда отец ушел, я почувствовал, что действительно очень волнуюсь и краснею… Мы переглянулись. Мне вдруг стало весело.
— Ну что, будешь вставать? — спросил Ленька, улыбаясь.
— Зачем? Знаешь, как тут хорошо… — я сладко потянулся под одеялом, тоже с озорной, ленивой улыбкой, повернулся набок, так что волосы закрыли мое лицо, и сказал, почти зарывшись лицом в подушку: — Лучше ты ложись ко мне! Раздевайся… чтобы было по-настоящему…
Ленька молниеносно облизнул губы, встал, окинул комнату быстрым взглядом.
— Женька, где твои плавки? — он взглянул на меня.
Я рассмеялся.
— У меня их нет. Только длинная майка, — весело — лениво проговорил я, стягивая белую майку и отбрасывая в сторону. — А теперь и ее нет, теперь я совсем голый, и что тогда? — Я вытянулся под одеялом, закинув руки за голову, чувствуя, как от Ленькиного взгляда все мое тело уже начинает охватывать веселое, счастливое возбуждение.
— Нет, не в этом смысле, — Ленька открыл шкаф, взял мои ярко-красные плавки, достал из сумки свои — синие, бросил те и другие на кресло, возле кровати. — Если отец вернется, услышишь?
— Конечно, — я кивнул. — В прихожей щелкнет замок.
— Как только щелкнет, быстро вскакиваем, надеваем плавки и — на тренажеры: ты — на беговую дорожку, я — на силовой. Запомнил?
— Хитрый какой! — я засмеялся. — Запомнил!
— Хорошо бы, конечно, запереть дверь изнутри, — задумчиво сказал Ленька, — но нет, нельзя: отец что-нибудь может заподозрить. — Он усмехнулся. — Я, конечно, побаиваюсь строгости моего отца, он чуть что накажет, но, в действительности, твой выглядит намного опаснее… Я кивнул:
— Это точно. Надо быть осторожнее… насколько получится. Может быть, включишь музыку?
— Нет, — сказал Ленька. — Лучше не надо. Хочется, конечно, но ты можешь не услышать, как придет твой отец.
— Правильно, — я кивнул. — Иди сюда…
Я любовался, как мой друг, красиво освещенный полуденным солнцем, снимает пиджак, брюки, складывая на кресле — он все делал так аккуратно, как на военной службе — даже когда явно волновался; как он развязывает галстук, как соскальзывает белая, крахмальная рубашка с его легкого, мускулистого тела. Мне нравилось смотреть, как он смущается и краснеет, стягивая узенькие белые хлопковые трусики, как становится видно его неудержимое возбуждение… внутри у меня пробежала сладкая дрожь… Он скинул с себя все, и так, совсем голый забрался ко мне под одеяло, обнял меня… Это было совсем новое ощущение — в теплой, мягкой постели, при ярком свете дня. Мы словно заново узнавали друг друга — наши лица, наши тела, наши волосы. Я сразу почувствовал, как у меня тоже все мучительно напряглось до предела, как обжигает изнутри — и как часто бьются наши сердца.
— Какой ты, Ленька! — шептал я ему в ухо, гладя его плечи, грудь, его бедра, его живот. — Какой ты сильный… какие у тебя мышцы — прямо как каменные! Ты очень красивый, Ленька! Знаешь, как я по тебе скучал! Тебя так долго не было!..
Он обнимал меня, и я таял в его руках, как теплый воск. Все произошло удивительно быстро, почти неожиданно — видно, для наших тел было достаточно лишь нескольких беглых, легких ласк, минутных объятий, одного настоящего, тесного прикосновения и мы одновременно затрепетали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
«Какой он красивый, — подумал я, — как я скучал по нему, как долго его не видел!»
— Привет, Женька! — сказал он просто.
— Привет! — ответил я и пожал протянутую мне руку. Какая она сильная и надежная, какой я дурак! Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись, как обычно. Мне сразу стало легко на душе, сразу ушли тревоги, и я вдруг понял, как необычайно счастлив.
Ленька осторожно присел в кресло у моей постели, продолжая держать меня за руку и, не отрываясь, смотреть на меня, словно видел впервые. Как интересно: мы, наверное, совсем одинаково думаем и чувствуем…
— Откуда ты взялся? — спросил я, улыбаясь. — Почему ты пришел? Ты же должен быть в школе, уроки ведь еще не кончились.
— А у нас была сначала торжественная линейка, потом общее собрание в актовом зале, а потом всех отпустили домой, — простодушно объяснил он. — Ну, а я сразу же пошел к тебе. Тебя же не было, знаешь, как я испугался!
Мы снова рассмеялись.
— Как хорошо иметь такого друга: настоящего, проверенного в деле, правда, Женя? — сказал отец весело. — Смотри, Леонид, какое у него счастливое лицо! Надо же, смотри, покраснел! Совсем, как девчонка. Давай — ка сюда градусник! Ну вот, температура уже нормальная. Как ты вообще себя чувствуешь? Уже лучше?
Я лежал расслабленный, веселый, в своей постели, в комнате, залитой осенним солнцем, держал Леньку за руку и чувствовал себя абсолютно счастливым и, как следствие, почти совершенно здоровым. Так я и сказал отцу.
— Ну, вот и прекрасно, все-таки хорошие у Ивана лекарства, дорогие, но хорошие! Так что можешь встать, если хочешь, хватит валяться, — он улыбнулся. — Но из дому пока никуда, минимум неделю. Ты уже достаточно погулял. Вот что, ребята, — он посмотрел на часы, — мне нужно по делам. Оставляю его, Леонид, на твое попечение. Смотри, береги его! — он потрепал меня по волосам, и я блаженно зажмурился. — Знаешь, мне этот мальчишка почему-то дорог!
Ленька серьезно кивнул.
— Мне тоже, — сказал он. — Я буду его беречь! Все засмеялись.
— Во сколько ты вернешься? — спросил я.
— В шесть. — Отец, подняв воротничок рубашки, завязывал перед моим зеркалом галстук.
— Смотри, не раньше, — сказал я, передразнивая отца.
Ленька хмыкнул.
— В шесть ноль-ноль. — Отец точными движениями расчески пригладил редкие седеющие волосы. — Чем собираетесь заняться?
Я подумал. Мы с Ленькой переглянулись.
— Ну, я сейчас встану… Может быть, порисуем. Или… — я обвел комнату взглядом, — или, может быть, немножко позанимаемся на тренажерах. Давай, Ленька?
— Точно! — обрадовался мой друг. — У меня как раз есть с собой плавки и полотенце. Я же собирался пойти в бассейн.
— Вот и отлично. — Отец поднял трубку телефона, набрал номер, сказал другим, бесцветным голосом, от которого пробежал мороз по коже: — Это Золотов. Машину к подъезду через пять минут. — Он снова повернулся к нам, опять веселый и шутливый. — Только особенно себя не утруждай, Женька, Смотри, Леонид, он еще не совсем здоров, надо с ним… поаккуратнее. Побереги его, ладно? А то он сам ничего не соображает… — отец легонько потянул меня за ухо. Ленька кивнул. — Когда кончите, можешь тоже пойти принять душ, вместе с Женей. Ну, там, разберетесь. Особенно ты, Женька, вымойся, как следует, приведи себя в порядок. Я приеду, пообедаем и вечером поедем беседовать с психологом. Буду в шесть ноль-ноль. Договорились? — Мы согласно закивали головами.
Отец застегнул пиджак, сделал прощальный знак рукой и вышел. В прихожей щелкнул замок. Мы остались одни.
Солнце весело светило в окно. Странная деталь: вот теперь, когда отец ушел, я почувствовал, что действительно очень волнуюсь и краснею… Мы переглянулись. Мне вдруг стало весело.
— Ну что, будешь вставать? — спросил Ленька, улыбаясь.
— Зачем? Знаешь, как тут хорошо… — я сладко потянулся под одеялом, тоже с озорной, ленивой улыбкой, повернулся набок, так что волосы закрыли мое лицо, и сказал, почти зарывшись лицом в подушку: — Лучше ты ложись ко мне! Раздевайся… чтобы было по-настоящему…
Ленька молниеносно облизнул губы, встал, окинул комнату быстрым взглядом.
— Женька, где твои плавки? — он взглянул на меня.
Я рассмеялся.
— У меня их нет. Только длинная майка, — весело — лениво проговорил я, стягивая белую майку и отбрасывая в сторону. — А теперь и ее нет, теперь я совсем голый, и что тогда? — Я вытянулся под одеялом, закинув руки за голову, чувствуя, как от Ленькиного взгляда все мое тело уже начинает охватывать веселое, счастливое возбуждение.
— Нет, не в этом смысле, — Ленька открыл шкаф, взял мои ярко-красные плавки, достал из сумки свои — синие, бросил те и другие на кресло, возле кровати. — Если отец вернется, услышишь?
— Конечно, — я кивнул. — В прихожей щелкнет замок.
— Как только щелкнет, быстро вскакиваем, надеваем плавки и — на тренажеры: ты — на беговую дорожку, я — на силовой. Запомнил?
— Хитрый какой! — я засмеялся. — Запомнил!
— Хорошо бы, конечно, запереть дверь изнутри, — задумчиво сказал Ленька, — но нет, нельзя: отец что-нибудь может заподозрить. — Он усмехнулся. — Я, конечно, побаиваюсь строгости моего отца, он чуть что накажет, но, в действительности, твой выглядит намного опаснее… Я кивнул:
— Это точно. Надо быть осторожнее… насколько получится. Может быть, включишь музыку?
— Нет, — сказал Ленька. — Лучше не надо. Хочется, конечно, но ты можешь не услышать, как придет твой отец.
— Правильно, — я кивнул. — Иди сюда…
Я любовался, как мой друг, красиво освещенный полуденным солнцем, снимает пиджак, брюки, складывая на кресле — он все делал так аккуратно, как на военной службе — даже когда явно волновался; как он развязывает галстук, как соскальзывает белая, крахмальная рубашка с его легкого, мускулистого тела. Мне нравилось смотреть, как он смущается и краснеет, стягивая узенькие белые хлопковые трусики, как становится видно его неудержимое возбуждение… внутри у меня пробежала сладкая дрожь… Он скинул с себя все, и так, совсем голый забрался ко мне под одеяло, обнял меня… Это было совсем новое ощущение — в теплой, мягкой постели, при ярком свете дня. Мы словно заново узнавали друг друга — наши лица, наши тела, наши волосы. Я сразу почувствовал, как у меня тоже все мучительно напряглось до предела, как обжигает изнутри — и как часто бьются наши сердца.
— Какой ты, Ленька! — шептал я ему в ухо, гладя его плечи, грудь, его бедра, его живот. — Какой ты сильный… какие у тебя мышцы — прямо как каменные! Ты очень красивый, Ленька! Знаешь, как я по тебе скучал! Тебя так долго не было!..
Он обнимал меня, и я таял в его руках, как теплый воск. Все произошло удивительно быстро, почти неожиданно — видно, для наших тел было достаточно лишь нескольких беглых, легких ласк, минутных объятий, одного настоящего, тесного прикосновения и мы одновременно затрепетали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42