он так же ставил ногу на пятку, как Трэй Нортон. Его отвели в сторону, заставили разуться. У Пруди забрали маникюрные ножницы и швейцарский армейский нож. Жаль, забыла отдать Дину, нож ей нравился.
Пруди летела рейсом «Саутвест». Ей достался посадочный талон в секторе «С». Еще оставались шансы на место у прохода, но только если попасть в самое начало очереди, и то не факт.
При посадке, вынимая из сумки паспорт, Пруди рассыпала карточки. «Хочешь сыграть в "Собери всю колоду"?» — как-то спросила она у матери. Этой шутке ее научили в детском саду. «Давай, — ответила мать, а когда Пруди раскидала все карты, попросила: — Будь добрым эльфом, собери за меня».
Пруди упала на колени и бросилась подбирать карточки. Люди перешагивали через нее. Кто-то рвался вперед. Надежда на место у прохода погибла. До самолета Пруди добрела в слезах. За колой, в качестве успокаивающего дзенского упражнения, она пересчитала карточки. Их оказалось сорок две, так долго Пруди готовилась. На всякий случай она сосчитала еще раз.
Сначала она решала кроссворд в журнале. Потом смотрела в иллюминатор на пустое небо. Все хорошо. Разумеется, ее мать sain et sauf, и Пруди категорически отказывалась притворяться, что это не так.
Сон Пруди:
Во сне Джейн Остен водила Пруди по комнатам большого особняка. Джейн совсем не похожа на свой портрет. Она скорее напоминает Джослин и временами даже превращается в Джослин, но все-таки это Джейн. Подтянутая, современная блондинка в широких шелковых брюках.
Они стоят на кухне, такой же бело-голубой и медной, как у Джослин. Джейн и Пруди сходятся на мысли, что для кулинарных тонкостей обязательно нужна газовая плита. Джейн говорит, что у нее самой, судя по отзывам, неплохо получаются французские блюда. Она обещает попозже что-нибудь приготовить для Пруди, но та знает, что Джейн забудет.
Они спускаются в винный погреб. Вдоль темной стены тянется решетка для бутылок, однако в большинстве ячеек сидят кошки. Их глаза поблескивают в темноте, словно монеты. Пруди хочет об этом сказать, но решает, что неудобно.
Потом она, хоть и не поднималась по лестнице, вдруг оказывается наверху — одна, в коридоре со множеством дверей. Она дергает несколько, но все закрыты. Между дверьми висят портреты в натуральную величину и зеркала. Они расположены так, что каждый портрет отражается в зеркале напротив. Пруди может встать перед зеркалами и увидеть себя вместе с изображенным человеком.
Снова появляется Джейн. Теперь она куда-то спешит, тащит Пруди за собой мимо дверей и резко останавливается.
— Вот где мы разместили твою мать, — говорит она. — Думаю, ты заметишь кое-какие улучшения.
Пруди в нерешительности.
— Открой дверь, — приказывает Джейн, и Пруди открывает. Вместо комнаты за дверью оказывается пляж, парус, остров вдали и океан, насколько хватает глаз.
Июнь. Глава четвертая, в которой мы читаем «Нортенгерское аббатство» и собираемся у Григга
На следующую встречу Пруди не пришла. Джослин принесла открытку, чтобы мы ее подписали. Она сказала, что это соболезнования; пришлось поверить на слово, так как все было по-французски.
Картинка выглядела достаточно строго — море, дюны, чайки и прибой. Врачующая природа, что-то в этом духе, — холодное утешение.
— Так грустно, что ей пришлось отменить путешествие во Францию, — сказала Сильвия и смущенно отвела взгляд: едва ли это было самым грустным.
Джослин тут же подала голос:
— Ты знаешь, что она там ни разу не была.
Почти все мы тоже потеряли матерей. Минуту мы сидели, тоскуя по ним. Солнце розовело на западе. Деревья пышно зеленели. В прозрачном и теплом воздухе плавали ароматы травы, кофе, плавленого бри. Как бы нашим матерям здесь понравилось!
Аллегра наклонилась и взяла Сильвию за руку, погладила пальцы, отпустила. Сегодня Сильвия выглядела необычайно элегантно. Она коротко подстриглась, как Аллегра, надела длинную юбку и облегающий рыже-алый топ. Накрасила губы помадой сливового цвета, выщипала брови. Нас порадовало, что Сильвия достигла этой неотразимой стадии в разводе — боевой дух, умопомрачительный наряд.
Аллегра, как всегда, оделась ярко. Джослин — классически. Григг — непринужденно: вельветовые брюки и зеленая футболка. Бернадетта уже пролила соус на свои штаны для занятий йогой.
Штаны были усеяны оливковыми и голубыми цветочками, а теперь появилось еще и бурое пятно на животе. Впрочем, пятно можно было и не заметить. Можно было вообще не смотреть на штаны. Дело в том, что с момента нашей предыдущей встречи Бернадетта успела разбить очки, и сейчас их удерживал внушительный ком скрепок и скотча.
Возможно, они даже не разбились. Возможно, она просто потеряла винтик.
Мы собрались у Григга. Некоторые сомневались, хочет ли Григг когда-нибудь устроить вечер, а некоторые думали, что нет, и уже сердились. Мужчины вечно ожидают поблажек; они никогда не готовят праздничный ужин, жены пишут за них благодарственные письма, жены рассылают открытки. Когда наше терпение уже затрещало по швам, Григг предложил обсуждать «Нортенгерское аббатство» у него дома: ведь, наверное, только ему «Аббатство» пока нравится больше всего.
Нам не верилось, что такое бывает. Мы надеялись, Григг не хотел нас поразить. Нельзя же привлекать к себе внимание за счет Остен.
Любопытно было посмотреть, как живет Григг. Многие из нас не видели холостяцкую квартиру с семидесятых. Мы представляли себе зеркальные шары и Энди Уорхола.
А получили светильники в виде связки перцев и Беатрикс Поттер. Григг снимал уютный кирпичный коттедж в дорогом районе города. Жестяная крыша, веранда, увитая виноградом. Внутри была спальня на мансарде и такой маленький камин, каких мы в жизни не видывали. В феврале, сказал Григг, этот камин обогревает весь дом; правда, поленья туда не помещаются, а как нарубишь щепок, так и огонь не нужен: взмокнешь как мышь.
Мы узнали коврик у дивана — из каталога «Санденс», с маками по краям, какой и сами хотели. В медных горшках на кухонном окне отражалось солнце.
В каждом горшке росла белая или лиловая африканская фиалка, а мужчина, который не дает умереть своим цветам, достоин восхищения, особенно если горшки без дырочек. Мы почти простили ему коврик. Конечно, фиалки могли быть куплены недавно, чтобы произвести на нас впечатление. Но, опять же, кто мы такие, чтобы производить на нас впечатление?
Всю стену у лестницы занимали встроенные шкафы; книги в них не только стояли, но и лежали вигвамами поверх других. Большинство в мягком переплете, потрепанные. Аллегра подошла посмотреть.
— Сколько у вас ракет, — заметила она.
— Вы любите научную фантастику? — спросила Сильвия. По ее тону можно было подумать, что она интересуется научной фантастикой и людьми, которые это читают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Пруди летела рейсом «Саутвест». Ей достался посадочный талон в секторе «С». Еще оставались шансы на место у прохода, но только если попасть в самое начало очереди, и то не факт.
При посадке, вынимая из сумки паспорт, Пруди рассыпала карточки. «Хочешь сыграть в "Собери всю колоду"?» — как-то спросила она у матери. Этой шутке ее научили в детском саду. «Давай, — ответила мать, а когда Пруди раскидала все карты, попросила: — Будь добрым эльфом, собери за меня».
Пруди упала на колени и бросилась подбирать карточки. Люди перешагивали через нее. Кто-то рвался вперед. Надежда на место у прохода погибла. До самолета Пруди добрела в слезах. За колой, в качестве успокаивающего дзенского упражнения, она пересчитала карточки. Их оказалось сорок две, так долго Пруди готовилась. На всякий случай она сосчитала еще раз.
Сначала она решала кроссворд в журнале. Потом смотрела в иллюминатор на пустое небо. Все хорошо. Разумеется, ее мать sain et sauf, и Пруди категорически отказывалась притворяться, что это не так.
Сон Пруди:
Во сне Джейн Остен водила Пруди по комнатам большого особняка. Джейн совсем не похожа на свой портрет. Она скорее напоминает Джослин и временами даже превращается в Джослин, но все-таки это Джейн. Подтянутая, современная блондинка в широких шелковых брюках.
Они стоят на кухне, такой же бело-голубой и медной, как у Джослин. Джейн и Пруди сходятся на мысли, что для кулинарных тонкостей обязательно нужна газовая плита. Джейн говорит, что у нее самой, судя по отзывам, неплохо получаются французские блюда. Она обещает попозже что-нибудь приготовить для Пруди, но та знает, что Джейн забудет.
Они спускаются в винный погреб. Вдоль темной стены тянется решетка для бутылок, однако в большинстве ячеек сидят кошки. Их глаза поблескивают в темноте, словно монеты. Пруди хочет об этом сказать, но решает, что неудобно.
Потом она, хоть и не поднималась по лестнице, вдруг оказывается наверху — одна, в коридоре со множеством дверей. Она дергает несколько, но все закрыты. Между дверьми висят портреты в натуральную величину и зеркала. Они расположены так, что каждый портрет отражается в зеркале напротив. Пруди может встать перед зеркалами и увидеть себя вместе с изображенным человеком.
Снова появляется Джейн. Теперь она куда-то спешит, тащит Пруди за собой мимо дверей и резко останавливается.
— Вот где мы разместили твою мать, — говорит она. — Думаю, ты заметишь кое-какие улучшения.
Пруди в нерешительности.
— Открой дверь, — приказывает Джейн, и Пруди открывает. Вместо комнаты за дверью оказывается пляж, парус, остров вдали и океан, насколько хватает глаз.
Июнь. Глава четвертая, в которой мы читаем «Нортенгерское аббатство» и собираемся у Григга
На следующую встречу Пруди не пришла. Джослин принесла открытку, чтобы мы ее подписали. Она сказала, что это соболезнования; пришлось поверить на слово, так как все было по-французски.
Картинка выглядела достаточно строго — море, дюны, чайки и прибой. Врачующая природа, что-то в этом духе, — холодное утешение.
— Так грустно, что ей пришлось отменить путешествие во Францию, — сказала Сильвия и смущенно отвела взгляд: едва ли это было самым грустным.
Джослин тут же подала голос:
— Ты знаешь, что она там ни разу не была.
Почти все мы тоже потеряли матерей. Минуту мы сидели, тоскуя по ним. Солнце розовело на западе. Деревья пышно зеленели. В прозрачном и теплом воздухе плавали ароматы травы, кофе, плавленого бри. Как бы нашим матерям здесь понравилось!
Аллегра наклонилась и взяла Сильвию за руку, погладила пальцы, отпустила. Сегодня Сильвия выглядела необычайно элегантно. Она коротко подстриглась, как Аллегра, надела длинную юбку и облегающий рыже-алый топ. Накрасила губы помадой сливового цвета, выщипала брови. Нас порадовало, что Сильвия достигла этой неотразимой стадии в разводе — боевой дух, умопомрачительный наряд.
Аллегра, как всегда, оделась ярко. Джослин — классически. Григг — непринужденно: вельветовые брюки и зеленая футболка. Бернадетта уже пролила соус на свои штаны для занятий йогой.
Штаны были усеяны оливковыми и голубыми цветочками, а теперь появилось еще и бурое пятно на животе. Впрочем, пятно можно было и не заметить. Можно было вообще не смотреть на штаны. Дело в том, что с момента нашей предыдущей встречи Бернадетта успела разбить очки, и сейчас их удерживал внушительный ком скрепок и скотча.
Возможно, они даже не разбились. Возможно, она просто потеряла винтик.
Мы собрались у Григга. Некоторые сомневались, хочет ли Григг когда-нибудь устроить вечер, а некоторые думали, что нет, и уже сердились. Мужчины вечно ожидают поблажек; они никогда не готовят праздничный ужин, жены пишут за них благодарственные письма, жены рассылают открытки. Когда наше терпение уже затрещало по швам, Григг предложил обсуждать «Нортенгерское аббатство» у него дома: ведь, наверное, только ему «Аббатство» пока нравится больше всего.
Нам не верилось, что такое бывает. Мы надеялись, Григг не хотел нас поразить. Нельзя же привлекать к себе внимание за счет Остен.
Любопытно было посмотреть, как живет Григг. Многие из нас не видели холостяцкую квартиру с семидесятых. Мы представляли себе зеркальные шары и Энди Уорхола.
А получили светильники в виде связки перцев и Беатрикс Поттер. Григг снимал уютный кирпичный коттедж в дорогом районе города. Жестяная крыша, веранда, увитая виноградом. Внутри была спальня на мансарде и такой маленький камин, каких мы в жизни не видывали. В феврале, сказал Григг, этот камин обогревает весь дом; правда, поленья туда не помещаются, а как нарубишь щепок, так и огонь не нужен: взмокнешь как мышь.
Мы узнали коврик у дивана — из каталога «Санденс», с маками по краям, какой и сами хотели. В медных горшках на кухонном окне отражалось солнце.
В каждом горшке росла белая или лиловая африканская фиалка, а мужчина, который не дает умереть своим цветам, достоин восхищения, особенно если горшки без дырочек. Мы почти простили ему коврик. Конечно, фиалки могли быть куплены недавно, чтобы произвести на нас впечатление. Но, опять же, кто мы такие, чтобы производить на нас впечатление?
Всю стену у лестницы занимали встроенные шкафы; книги в них не только стояли, но и лежали вигвамами поверх других. Большинство в мягком переплете, потрепанные. Аллегра подошла посмотреть.
— Сколько у вас ракет, — заметила она.
— Вы любите научную фантастику? — спросила Сильвия. По ее тону можно было подумать, что она интересуется научной фантастикой и людьми, которые это читают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60