Часика на два. А то и на три-четыре. Богдан их ждет лишь к семи, когда начнет спадать жара.
«О-о-о, а Леськино платье?! То есть мое платье! Если Леська явится к Богдану в своем, он примет меня за врушку. Решит, что я на нее наговариваю, потому что… – Рита непроизвольно сжала кулаки. – Ни за что! Он первым в меня влюбится! Увидит сегодня вечером… Я уж постараюсь одеться как следует и накраситься. Да, и обязательно нужно параллельно его дружков зацепить. Обычно это помогает. Если сам не видит, какая я…»
Рита запуталась и раздраженно посмотрела на Лесю. Почему-то в последнее время девочка все свои неудачи связывала именно с ней. Знала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
Леська ее бесила! Хотя бы своим кротким видом. И глаза у Леськи круглые, бессмысленные, как у новорожденной. То темно-карие, зрачка не видно, а то золотистые, аж светятся. Темного только и остается, что полоска вдоль радужки да сам зрачок.
Рита не понимала, о чем троюродная сестра все время думала, и злилась. У Леськи вечно отсутствующий вид! Мечтательный. Сто раз ее нужно окликнуть, чтоб услышала.
Присматриваясь к ней, Рита теряла свою обычную невозмутимость. Леська казалась ей странной. И временами – непостижимо красивой. Хотя никуда не исчезали Леськина детская худоба, царапины на ногах, обкусанные ногти, бледность, и вечно встрепанные кудряшки.
Рита очень надеялась, что Богдан не замечает непонятного очарования троюродной сестры. Мальчишки так невнимательны!
Мысль о вечере встревожила Риту. Она остановилась в кухонных дверях и с деланным равнодушием спросила:
– Ты какое платье вечером наденешь? Уже выбрала?
Леся рассмеялась и кивнула. Рита сердито поджала губы, и Леся с улыбкой пояснила:
– Выбирать-то не из чего. Платье у меня одно.
– Зато очень-очень красивое! – хором закричали Маша с Дашей.
– Как – одно? – изумленно протянула Рита, не обращая внимания на девочек.
– Мне больше и не нужно, – спокойно отозвалась Леся. Она мыла тарелки и ставила их в сушку. – Оно на выход. Я летом в шортах хожу, так удобнее. Или в джинсах, когда холодно.
– Еще юбка есть, – громким шепотом подсказала Даша.
Ей вдруг стало обидно за старшую подругу. До этого Даша как-то не задумывалась о ее гардеробе. А сейчас сравнила с Ритиным и насупилась.
– Точно, – засмеялась Леся. – Джинсовая. С разрезом и пятью карманами. Мне ее папа из Франции привез. Давным-давно. Я еще маленькой была, а он купил. На вырост. Она ему просто понравилась.
– Платье у Леси классное, ты не думай, – враждебно глядя на гостью, заявила Маша. – Белое. А воротник и подол в полоску. Тоненькую-тоненькую. Сиреневую. Вот.
– Лесе идет, – гордо сообщила Даша. Зажмурилась и мечтательно пропела: – Мама сказала – Леся в нем на принцессу похожа. Из сказки. Возду-ушная…
Рита с любопытством спросила:
– Ну и где это волшебное платье?
– Я его на своем диване разложила, – Леся поставила кастрюлю с борщом в холодильник. – Чтоб не помялось. И на вешалке не обвисло. Оно влажное еще после глажки.
Ритины глаза стали задумчивыми. Она стояла у порога и машинально постукивала пальцем по деревянному косяку. Потом бросила в воздух:
– Что-то мне… как они называются, черные такие, сладкие-сладкие?
Даша с Машей смотрели удивленно. Леся вытерла руки и тоже обернулась к сестре. Рита недовольно протянула:
– Ну, у самой изгороди растут. Когда падают, кляксы на тротуаре прямо чернильные.
– Шелковица! – радостно крикнула Даша.
– Вот ее-то мне и хочется, – кивнула Рита. – Сейчас возьму блюдечко и наберу себе.
– Уж лучше пакет. Или банку, – проворчала Маша. – В блюдечко много не поместится.
– Мне хватит.
Рита вытащила из буфета блюдце и побежала в сад. Леся в спину ей крикнула:
– Рви осторожнее! Чтоб ягода на тебя не шлепнулась! Тютина не отстирывается!
«Тютина! Шелковица! Напридумывали, – фыркнула про себя Рита, сбегая с крыльца. – А что не отстирывается – так это просто замечательно. Мне и не нужно, чтоб она отстирывалась. Не в шортах же Леська пойдет на вечеринку? А так я предложу свое платье, куда она денется, убогая!»
* * *
Ягоды действительно оказались очень сладкими и сочными. Как ни старалась Рита, шелковица все равно текла, окрашивая пальцы в темный, почти черный цвет со слабым оттенком фиолетового.
Маша с Дашей крутились рядом. До веток они не дотягивались, поэтому собирали с дорожки падалицу. Жевали ее и блаженно жмурились. Еще и уверяли Риту, что она слаще тех ягод, что на дереве. Мол, падает только самая спелая!
Дожидаться, пока сестры уйдут, Рита не стала. Набрала свое блюдечко с горкой и неприязненно покосилась на перемазанных шелковицей девчонок. А когда они побежали за Ритой к дому, она лишь пожала плечами.
«И пусть. По крайней мере, засвидетельствуют перед Леськой, что я испортила ее платье нечаянно. – Рита растроенно вздохнула. – Жаль, из-за этих соплюх придется и своим топиком жертвовать. Так бы уронила блюдце на Леськино платье и всех дел. А теперь самой падать придется. Чтоб натурально все. Хоть бы уж шорты не испачкать».
Рита медленно брела к дому и бросала в рот по одной ягоде. Давила ее во рту и непроизвольно улыбалась: очень уж вкусная. Зашла в дом и прислушалась, Леся все еще возилась на кухне.
«Прям пчелка трудолюбивая, – язвительно хмыкнула Рита. – Все время какие-то дела находит. Рука больная, так она одной умудряется посуду мыть. Щеткой! Назло мне, наверное. Ни разу не попросила – мол, Марго, помоги. Все сама! Еще и заявила – дедушка всю жизнь одной рукой управляется, а ей всего-то неделю мучиться. И пусть! Хотя… – Рита озабоченно наморщила лоб. – Нужно обязательно после полдника чашки сполоснуть. Чтобы Богдану небрежно так бросить – кожа на руках пересохла, зря после мытья посуды их кремом не смазала, забыла. И опять получится – ни слова вранья. – Она криво усмехнулась. – Естественно, он решит, что я больную Леську к раковине не подпускаю. Но это его проблемы. Я-то лишь правду скажу!»
Рита увидела на Лесином диване платье, и ей вдруг стало не по себе. Оно и правда оказалось очень красивым, малявка Машка не соврала. Или то Дашка сказала?
Рита судорожно вздохнула: ну и повезло Леське! Ослепительно белое, из натурального шелка, осязаемо легкое, невесомое, будто из воздуха сшитое… Тонкие и частые полосы на воротничке и на подоле едва различимы глазом, они смотрелись сиреневой дымкой.
Митридат на рассвете кутался в такую же. Леська называла это растение «тамариском».
Рита почувствовала себя преступницей и разозлилась. На Леську. Последнее время она почти постоянно мучалась угрызениями совести. И зря. Ленка Сахарова сто раз повторяла ей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
«О-о-о, а Леськино платье?! То есть мое платье! Если Леська явится к Богдану в своем, он примет меня за врушку. Решит, что я на нее наговариваю, потому что… – Рита непроизвольно сжала кулаки. – Ни за что! Он первым в меня влюбится! Увидит сегодня вечером… Я уж постараюсь одеться как следует и накраситься. Да, и обязательно нужно параллельно его дружков зацепить. Обычно это помогает. Если сам не видит, какая я…»
Рита запуталась и раздраженно посмотрела на Лесю. Почему-то в последнее время девочка все свои неудачи связывала именно с ней. Знала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
Леська ее бесила! Хотя бы своим кротким видом. И глаза у Леськи круглые, бессмысленные, как у новорожденной. То темно-карие, зрачка не видно, а то золотистые, аж светятся. Темного только и остается, что полоска вдоль радужки да сам зрачок.
Рита не понимала, о чем троюродная сестра все время думала, и злилась. У Леськи вечно отсутствующий вид! Мечтательный. Сто раз ее нужно окликнуть, чтоб услышала.
Присматриваясь к ней, Рита теряла свою обычную невозмутимость. Леська казалась ей странной. И временами – непостижимо красивой. Хотя никуда не исчезали Леськина детская худоба, царапины на ногах, обкусанные ногти, бледность, и вечно встрепанные кудряшки.
Рита очень надеялась, что Богдан не замечает непонятного очарования троюродной сестры. Мальчишки так невнимательны!
Мысль о вечере встревожила Риту. Она остановилась в кухонных дверях и с деланным равнодушием спросила:
– Ты какое платье вечером наденешь? Уже выбрала?
Леся рассмеялась и кивнула. Рита сердито поджала губы, и Леся с улыбкой пояснила:
– Выбирать-то не из чего. Платье у меня одно.
– Зато очень-очень красивое! – хором закричали Маша с Дашей.
– Как – одно? – изумленно протянула Рита, не обращая внимания на девочек.
– Мне больше и не нужно, – спокойно отозвалась Леся. Она мыла тарелки и ставила их в сушку. – Оно на выход. Я летом в шортах хожу, так удобнее. Или в джинсах, когда холодно.
– Еще юбка есть, – громким шепотом подсказала Даша.
Ей вдруг стало обидно за старшую подругу. До этого Даша как-то не задумывалась о ее гардеробе. А сейчас сравнила с Ритиным и насупилась.
– Точно, – засмеялась Леся. – Джинсовая. С разрезом и пятью карманами. Мне ее папа из Франции привез. Давным-давно. Я еще маленькой была, а он купил. На вырост. Она ему просто понравилась.
– Платье у Леси классное, ты не думай, – враждебно глядя на гостью, заявила Маша. – Белое. А воротник и подол в полоску. Тоненькую-тоненькую. Сиреневую. Вот.
– Лесе идет, – гордо сообщила Даша. Зажмурилась и мечтательно пропела: – Мама сказала – Леся в нем на принцессу похожа. Из сказки. Возду-ушная…
Рита с любопытством спросила:
– Ну и где это волшебное платье?
– Я его на своем диване разложила, – Леся поставила кастрюлю с борщом в холодильник. – Чтоб не помялось. И на вешалке не обвисло. Оно влажное еще после глажки.
Ритины глаза стали задумчивыми. Она стояла у порога и машинально постукивала пальцем по деревянному косяку. Потом бросила в воздух:
– Что-то мне… как они называются, черные такие, сладкие-сладкие?
Даша с Машей смотрели удивленно. Леся вытерла руки и тоже обернулась к сестре. Рита недовольно протянула:
– Ну, у самой изгороди растут. Когда падают, кляксы на тротуаре прямо чернильные.
– Шелковица! – радостно крикнула Даша.
– Вот ее-то мне и хочется, – кивнула Рита. – Сейчас возьму блюдечко и наберу себе.
– Уж лучше пакет. Или банку, – проворчала Маша. – В блюдечко много не поместится.
– Мне хватит.
Рита вытащила из буфета блюдце и побежала в сад. Леся в спину ей крикнула:
– Рви осторожнее! Чтоб ягода на тебя не шлепнулась! Тютина не отстирывается!
«Тютина! Шелковица! Напридумывали, – фыркнула про себя Рита, сбегая с крыльца. – А что не отстирывается – так это просто замечательно. Мне и не нужно, чтоб она отстирывалась. Не в шортах же Леська пойдет на вечеринку? А так я предложу свое платье, куда она денется, убогая!»
* * *
Ягоды действительно оказались очень сладкими и сочными. Как ни старалась Рита, шелковица все равно текла, окрашивая пальцы в темный, почти черный цвет со слабым оттенком фиолетового.
Маша с Дашей крутились рядом. До веток они не дотягивались, поэтому собирали с дорожки падалицу. Жевали ее и блаженно жмурились. Еще и уверяли Риту, что она слаще тех ягод, что на дереве. Мол, падает только самая спелая!
Дожидаться, пока сестры уйдут, Рита не стала. Набрала свое блюдечко с горкой и неприязненно покосилась на перемазанных шелковицей девчонок. А когда они побежали за Ритой к дому, она лишь пожала плечами.
«И пусть. По крайней мере, засвидетельствуют перед Леськой, что я испортила ее платье нечаянно. – Рита растроенно вздохнула. – Жаль, из-за этих соплюх придется и своим топиком жертвовать. Так бы уронила блюдце на Леськино платье и всех дел. А теперь самой падать придется. Чтоб натурально все. Хоть бы уж шорты не испачкать».
Рита медленно брела к дому и бросала в рот по одной ягоде. Давила ее во рту и непроизвольно улыбалась: очень уж вкусная. Зашла в дом и прислушалась, Леся все еще возилась на кухне.
«Прям пчелка трудолюбивая, – язвительно хмыкнула Рита. – Все время какие-то дела находит. Рука больная, так она одной умудряется посуду мыть. Щеткой! Назло мне, наверное. Ни разу не попросила – мол, Марго, помоги. Все сама! Еще и заявила – дедушка всю жизнь одной рукой управляется, а ей всего-то неделю мучиться. И пусть! Хотя… – Рита озабоченно наморщила лоб. – Нужно обязательно после полдника чашки сполоснуть. Чтобы Богдану небрежно так бросить – кожа на руках пересохла, зря после мытья посуды их кремом не смазала, забыла. И опять получится – ни слова вранья. – Она криво усмехнулась. – Естественно, он решит, что я больную Леську к раковине не подпускаю. Но это его проблемы. Я-то лишь правду скажу!»
Рита увидела на Лесином диване платье, и ей вдруг стало не по себе. Оно и правда оказалось очень красивым, малявка Машка не соврала. Или то Дашка сказала?
Рита судорожно вздохнула: ну и повезло Леське! Ослепительно белое, из натурального шелка, осязаемо легкое, невесомое, будто из воздуха сшитое… Тонкие и частые полосы на воротничке и на подоле едва различимы глазом, они смотрелись сиреневой дымкой.
Митридат на рассвете кутался в такую же. Леська называла это растение «тамариском».
Рита почувствовала себя преступницей и разозлилась. На Леську. Последнее время она почти постоянно мучалась угрызениями совести. И зря. Ленка Сахарова сто раз повторяла ей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34