Потом вдруг повернулась и припала лицом к его груди. Тогда он как-то странно медленно вскинул руки и осторожно обнял ее.
Глава сто семьдесят вторая
Анхела все поняла своим женским и материнским чутьем, и сказала только коротко: – Пусть будет так.
Конечно, главным лицом в их семье была она. Мигель отвернул помрачневшее лицо и склонил голову в знак согласия.
Далее ход событий ускорился. Решено было увезти Ану во дворец Монтойя и начать подготовку к свадьбе. К тому же и Селия и Чоки скоро должны были вернуться. Теодоро-Мигель пока проявлял благородство (если к его поведению вообще применимо было подобное определение). Во всяком случае, он не призывал Николаоса к себе.
Николаос был задумчив, и я понимала, что у него много поводов для серьезных размышлений. Он разумеется понимал, что эта девочка искренне полюбила его. Но как он объяснит ей свои отношения с Чоки? Как поведет себя Теодоро-Мигель? Но когда я радостно думала, что мой друг не покончит с собой, не прервет нить своей жизни, все остальные сложности казались мне легко и просто разрешимыми.
В тот же день, когда Ана открылась в своей любви к Николаосу, Анхелита сразу же предложила мне ехать вместе с ними. Ведь я еще не видела своего сына Карлоса. Но я отказалась ехать тотчас же и сказала, что приеду чуть позже. Я попросила Анхелиту подготовить моего сына к встрече со мной. Я хорошо помнила мою встречу с Селией во дворце Монтойя и второй раз испытать нечто подобное вовсе не хотела. Я начала волноваться и почувствовала свою вину, ведь я мало думала о своем младшем сыне все это время. Но поехать сразу с Анхелитой и Мигелем я не решилась бы и еще по одной причине. Мне надо было поговорить с Николаосом, твердо увериться, что он ничего плохого не сделает над собой.
Я проводила Анхелиту, Мигеля и Ану. Но когда вернулась в комнату, не нашла Николаоса. В саду тоже не было его. Альберто сказал мне, что Николаос у себя, лег отдохнуть. В этом ничего странного, казалось, не было. Николаос еще не настолько окреп, и, конечно, все только что происшедшее утомило его. Но все же… Почему он не дождался меня? Я встревожилась.
Подошла к двери его комнаты и постучала.
– Что? – тихо отозвался он.
– Это я, Николаос. Разбудила тебя? Прости.
– Войди, – позвал он дружески. Я открыла дверь и вошла.
Он присел на застланной постели, где отдыхал, не раздевшись.
– Садись, – он протянул руку и улыбнулся. – Я слышал, слепые очень чутки, способны улавливать малейший звук, но я еще не успел приобрести все эти полезные свойства.
Мне стало больно, когда он сказал это.
– Не будем ни о чем таком говорить, Николаос. – Я присела на край постели. – Ты лучше подумай о там, как все странно складывается. Странно и хорошо. Я сразу поняла, что Ана полюбила тебя. Помнишь, ты рассказывал, какое впечатление производило на тебя изображение Святой Инессы… – я осеклась, невольно я снова напомнила ему о его слепоте.
– Да, теперь, когда живая Святая Инесса будет жить под моим кровом, я не буду видеть ее. Что-то странное, да? – В голосе его появились ноты беззащитности. Мне так хотелось ободрить его.
– Ты любишь эту девочку, хотя бы немного любишь? – спросила я.
– И снова странно, но мне трудно ответить на твой такой простой вопрос. Когда я в ту ночь говорил ему (он не мог выговорить имя Теодоро-Мигеля), что хочу жениться на ней, так надо было говорить. Надо было, чтобы спасти ее. Жениться на ком бы то ни было, тем более на этой девочке, – нет, у меня никогда не возникало подобных желаний. Можно ли сказать, что я люблю ее? Отношусь ли я к ней так же, как я отношусь к моему Чоки? О нет. Люблю ли я ее, как Чоки любит твою дочь? Нет. Но какие-то прежде неведомые мне чувства мягкости, нежности, теплой доброты – это и есть моя любовь к этой девочке.
– Как ты посвятишь ее в свои отношения с Чоки?
– Не думаю, что это будет трудно. Она любит меня.
– Как ты покорил ее сердце. А ведь эта девочка уже знала, что такое блестящая партия, знатность и благородное происхождение.
– Но никто прежде не рассказывал ей таких занимательных историй, – с некоторым лукавством заметил Николаос.
– И никто не рисковал ради нее своей жизнью, – серьезно докончила я.
Глава сто семьдесят третья
Я привела себя в порядок, велела заложить карету и отправилась во дворец Монтойя, к своему младшему сыну Карлосу.
Самые разные мысли одолевали меня. Я заметила, что мне неприятно вспоминать о своей любовной связи с королем, отцом моего мальчика. Тогдашняя я не нравилась мне нынешней. Неужели та тщеславная, грубо чувственная, с неразвитыми куцыми мыслями молодая женщина – это была я? И ведь я любила Карла II Английского. Но с тех пор я любила так много, так насыщенно, так трагически и странно, что та, давняя любовь уже казалась мне слишком простой и плоской.
Я воскрешала в памяти облик маленького моего сына, его смуглое лицо, черные глаза и волосы. Потом задумалась о дочери. Как я встречусь с ней, что она мне скажет? Встречи с Чоки я не боялась, он легко простит меня, забудет все плохое.
Карета подъехала к парадным воротам дворца Монтойя.
Анхелита встретила меня и сказала, что мой сын сейчас на конном дворе вместе с сыновьями Мигеля. Она уже хотела послать за ним слуг.
– Нет, не надо, – вдруг решила я. – Проводи меня к нему.
И снова я шла по коридорам и галереям дворца Монтойя. Но на этот раз я не волновалась, не изнывала от тревоги. Я почему-то была уверена, знала, что встреча с младшим сыном будет радостной и счастливой.
На конном дворе я увидела подростка, почти юношу, и двух мальчиков помладше. Они ездили верхом по широкой гладкой площадке в форме круга. Увидев Анхелиту, самый младший замахал рукой и радостно закричал: – Мама!
Все трое повернули коней и подъехали к нам, старшие спешились. Анхелита подошла к самому младшему. Он протянул к ней руки. Она крепко обняла его и подхватила на руки. Несколько минут она так и стояла, держа своего сына на руках и крепко прижимая его к груди. Я почувствовала, что она безумно любит его, и ей стоит немалого труда сдерживать свои материнские порывы, не баловать его чрезмерно, относиться ко всем детям одинаково внимательно и ласково.
Наконец Анхелита опустила мальчика на землю. Тотчас старший брат весело и дружески привлек его к себе.
– Вот, – сказала Анхелита, – это наши мальчики. Самый старший – Мигель, Ласаро – младший, а Карлос – средний.
Все получалось так просто и легко. Карлос посмотрел на меня открытым веселым взглядом.
– Я знаю, – сказал он, – вы моя мать. Здравствуйте. Пойдемте в дом.
Он и вправду оказался очень смуглым, черноволосым и черноглазым, совсем испанский мальчик. Он так дружески и бережно обращался со мной, что я едва не расплакалась. Не помню, как мы оказались в комнате вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
Глава сто семьдесят вторая
Анхела все поняла своим женским и материнским чутьем, и сказала только коротко: – Пусть будет так.
Конечно, главным лицом в их семье была она. Мигель отвернул помрачневшее лицо и склонил голову в знак согласия.
Далее ход событий ускорился. Решено было увезти Ану во дворец Монтойя и начать подготовку к свадьбе. К тому же и Селия и Чоки скоро должны были вернуться. Теодоро-Мигель пока проявлял благородство (если к его поведению вообще применимо было подобное определение). Во всяком случае, он не призывал Николаоса к себе.
Николаос был задумчив, и я понимала, что у него много поводов для серьезных размышлений. Он разумеется понимал, что эта девочка искренне полюбила его. Но как он объяснит ей свои отношения с Чоки? Как поведет себя Теодоро-Мигель? Но когда я радостно думала, что мой друг не покончит с собой, не прервет нить своей жизни, все остальные сложности казались мне легко и просто разрешимыми.
В тот же день, когда Ана открылась в своей любви к Николаосу, Анхелита сразу же предложила мне ехать вместе с ними. Ведь я еще не видела своего сына Карлоса. Но я отказалась ехать тотчас же и сказала, что приеду чуть позже. Я попросила Анхелиту подготовить моего сына к встрече со мной. Я хорошо помнила мою встречу с Селией во дворце Монтойя и второй раз испытать нечто подобное вовсе не хотела. Я начала волноваться и почувствовала свою вину, ведь я мало думала о своем младшем сыне все это время. Но поехать сразу с Анхелитой и Мигелем я не решилась бы и еще по одной причине. Мне надо было поговорить с Николаосом, твердо увериться, что он ничего плохого не сделает над собой.
Я проводила Анхелиту, Мигеля и Ану. Но когда вернулась в комнату, не нашла Николаоса. В саду тоже не было его. Альберто сказал мне, что Николаос у себя, лег отдохнуть. В этом ничего странного, казалось, не было. Николаос еще не настолько окреп, и, конечно, все только что происшедшее утомило его. Но все же… Почему он не дождался меня? Я встревожилась.
Подошла к двери его комнаты и постучала.
– Что? – тихо отозвался он.
– Это я, Николаос. Разбудила тебя? Прости.
– Войди, – позвал он дружески. Я открыла дверь и вошла.
Он присел на застланной постели, где отдыхал, не раздевшись.
– Садись, – он протянул руку и улыбнулся. – Я слышал, слепые очень чутки, способны улавливать малейший звук, но я еще не успел приобрести все эти полезные свойства.
Мне стало больно, когда он сказал это.
– Не будем ни о чем таком говорить, Николаос. – Я присела на край постели. – Ты лучше подумай о там, как все странно складывается. Странно и хорошо. Я сразу поняла, что Ана полюбила тебя. Помнишь, ты рассказывал, какое впечатление производило на тебя изображение Святой Инессы… – я осеклась, невольно я снова напомнила ему о его слепоте.
– Да, теперь, когда живая Святая Инесса будет жить под моим кровом, я не буду видеть ее. Что-то странное, да? – В голосе его появились ноты беззащитности. Мне так хотелось ободрить его.
– Ты любишь эту девочку, хотя бы немного любишь? – спросила я.
– И снова странно, но мне трудно ответить на твой такой простой вопрос. Когда я в ту ночь говорил ему (он не мог выговорить имя Теодоро-Мигеля), что хочу жениться на ней, так надо было говорить. Надо было, чтобы спасти ее. Жениться на ком бы то ни было, тем более на этой девочке, – нет, у меня никогда не возникало подобных желаний. Можно ли сказать, что я люблю ее? Отношусь ли я к ней так же, как я отношусь к моему Чоки? О нет. Люблю ли я ее, как Чоки любит твою дочь? Нет. Но какие-то прежде неведомые мне чувства мягкости, нежности, теплой доброты – это и есть моя любовь к этой девочке.
– Как ты посвятишь ее в свои отношения с Чоки?
– Не думаю, что это будет трудно. Она любит меня.
– Как ты покорил ее сердце. А ведь эта девочка уже знала, что такое блестящая партия, знатность и благородное происхождение.
– Но никто прежде не рассказывал ей таких занимательных историй, – с некоторым лукавством заметил Николаос.
– И никто не рисковал ради нее своей жизнью, – серьезно докончила я.
Глава сто семьдесят третья
Я привела себя в порядок, велела заложить карету и отправилась во дворец Монтойя, к своему младшему сыну Карлосу.
Самые разные мысли одолевали меня. Я заметила, что мне неприятно вспоминать о своей любовной связи с королем, отцом моего мальчика. Тогдашняя я не нравилась мне нынешней. Неужели та тщеславная, грубо чувственная, с неразвитыми куцыми мыслями молодая женщина – это была я? И ведь я любила Карла II Английского. Но с тех пор я любила так много, так насыщенно, так трагически и странно, что та, давняя любовь уже казалась мне слишком простой и плоской.
Я воскрешала в памяти облик маленького моего сына, его смуглое лицо, черные глаза и волосы. Потом задумалась о дочери. Как я встречусь с ней, что она мне скажет? Встречи с Чоки я не боялась, он легко простит меня, забудет все плохое.
Карета подъехала к парадным воротам дворца Монтойя.
Анхелита встретила меня и сказала, что мой сын сейчас на конном дворе вместе с сыновьями Мигеля. Она уже хотела послать за ним слуг.
– Нет, не надо, – вдруг решила я. – Проводи меня к нему.
И снова я шла по коридорам и галереям дворца Монтойя. Но на этот раз я не волновалась, не изнывала от тревоги. Я почему-то была уверена, знала, что встреча с младшим сыном будет радостной и счастливой.
На конном дворе я увидела подростка, почти юношу, и двух мальчиков помладше. Они ездили верхом по широкой гладкой площадке в форме круга. Увидев Анхелиту, самый младший замахал рукой и радостно закричал: – Мама!
Все трое повернули коней и подъехали к нам, старшие спешились. Анхелита подошла к самому младшему. Он протянул к ней руки. Она крепко обняла его и подхватила на руки. Несколько минут она так и стояла, держа своего сына на руках и крепко прижимая его к груди. Я почувствовала, что она безумно любит его, и ей стоит немалого труда сдерживать свои материнские порывы, не баловать его чрезмерно, относиться ко всем детям одинаково внимательно и ласково.
Наконец Анхелита опустила мальчика на землю. Тотчас старший брат весело и дружески привлек его к себе.
– Вот, – сказала Анхелита, – это наши мальчики. Самый старший – Мигель, Ласаро – младший, а Карлос – средний.
Все получалось так просто и легко. Карлос посмотрел на меня открытым веселым взглядом.
– Я знаю, – сказал он, – вы моя мать. Здравствуйте. Пойдемте в дом.
Он и вправду оказался очень смуглым, черноволосым и черноглазым, совсем испанский мальчик. Он так дружески и бережно обращался со мной, что я едва не расплакалась. Не помню, как мы оказались в комнате вдвоем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121