Мало того, что московскую картинку не видели не только за пределами «России», но и в её границах, так по всем каналам на территорию, контролируемую новым московским правительством принудительно транслировались только «нужные» каналы: «Голос Америки», «Евроньюс», «ТВ-Свобода», «Всесвiтное Украiньское Телебаченье» и официозные каналы Санкт-Петербурга, Балтийской, Уральской, Сибирской Народной и Дальневосточной республик, а также официальный канал Байкальской Федерации. Кроме того, был ещё и так называемый «диверсионный» канал, который периодически возникал в эфире и призван был изображать собственно «российское» телевидение, якобы вещающее от имени московского правительства. Обычно там выступали какие-то обезьяноподобные существа, зачитывавшие приказы о казнях и конфискациях, а также демонстрировали «документальные» кадры массовых убийств и изнасилований. Так вот новости московского правительства можно было узнать только в компьютерных сетях, да и то, если знать нужные места. В общем-то, информационная блокада была достаточно организованной, хоть и не безупречной. Впрочем, всё это было сущей ерундой, умельцев везде хватало, так или иначе, каждый чих из Москвы мгновенно разносился по всем сетям. Это, конечно, бесило.
Сева вздохнул и продолжил чтение дискуссию. «Обломаете вы зубы об уральский хребет, проклятые москали!», - нудел некто «Уральский патриот». «Подожди, чмо, доберёмся и до тебя, ты за каждую букву тут ответишь, козлина!», - парировал «Русич». «Командарм Дробаков - смерть уральских мудаков!», - дразнился «Stalin». «Никакого конструктива!», - подумал Сева. «Мы же один народ, одна нация, как мы докатились до такого развала? Неужели вы там у себя на Урале не видите, что вами манипулируют америкосы, китайцы и жиды?», - прочитал он очередную запись, озаглавленную: «Нам нужна единая Россия!». К горлу подступила досада и он вошёл на форум как «Рассудительный»: «Послушайте, вы, освободители!», - застучал он по клавишам, стремительно свирепея - «Вы что, думаете мы тут только и ждём, пока вы придёте? Ночей не спим, дрочим на вашего мента рязанского? Нихуя подобного, поняли?! Нафиг вы нам тут не нужны, москали проклятые! Только суньтесь - огребете звездюлей по полной! Будем гнать вас до самой Москвы и дальше!». Он хотел ещё что-нибудь добавить, но настроение изменилось. Даже хотел ничего не сохранять, но потом махнул рукой и нажал ввод. Почему он вообще участвует в этих идиотских перепалках? В чём их смысл? Почему он ненавидит незнакомых ему русских ребят, которые пишут всё это из Москвы, Рязани, Твери или Владимира? Почему они ненавидят его? В конце концов, он даже не помнил той России, вокруг которой ломалось столько копий.
…Так случилось, что отца своего Сева совершенно не помнил: его мать была чрезвычайно шустрой девушкой и как-то между делом оказалась «в интересном положении». Уж по какой причине она сохранила ребёнка - осталось тайной. Тем не менее, оправившись от родов и пристроив Севу у бабушки, она продолжила вести прежний образ жизни и в итоге оказалась женой одного местного олигарха средних размеров. В браке она родила ещё двоих детей. Сначала они переехали жить в Москву, а потом, перед самым кризисом - в Америку, где с тех пор и проживали. Сева сначала рос с бабушкой, а после её смерти остался один. Мать изредка ему звонила и иногда даже присылала немного денег, на чём их контакты и исчерпывались. Политикой он стал заниматься года три назад, забросив университет. Причин тому было две - финансовые трудности и общая бессмысленность пребывания в студенческом звании. Изучал он историю Рима, и в какой-то момент решил, что изучать историю каких-то давно вымерших народов, игнорируя происходящее вокруг - занятие глупое и неблагодарное. С такими мыслями он и попал в политическую журналистику - желал описывать историю современности.
Современность оказалась мелкой и суетливой. Тем не менее, он быстро сделал хорошую карьеру. В отличии от своих более зрелых коллег, он совершено не помнил Федерацию и потому писал об уральской политике без туманных аллюзий и полунамёков, воспринимая действующих лиц такими, какими они ему были представлены.
Конечно, будь он чуть постарше, он бы зафиксировал, как в какой-то момент рухнул мир, в котором он родился. Но в те годы на глазах меняющаяся реальность его совершенно не занимала. Его бабушка была учителем истории в средней школе, и по привычке, она больше интересовалась далёким прошлым.
Поэтому для Севы новый учебник по курсу современной истории Урала казался просто новым, потому что старого он не проходил никогда и даже в глаза не видел. И когда, во время летних каникул, он отрабатывал трудовую практику и грузил в самосвал старые учебники, ему даже не пришло в голову оставить один на память. А зря! Его коллега и сверстник Валера Горячев сохранил один и когда уже интересующийся политикой Сева листал его, он, конечно, был изумлён. Вопреки тому, что говорили в школе и по телепанелям, ничего страшного и ужасного в существовании России как бы и не было. Потом он как-то читал газеты последних предкризисных месяцев и даже лет. Ничего! Никаких даже предчувствий! Жила страна, жила-жила, а потом умерла. Осталась только на старых картах. Да и то! В старых энциклопедиях и атласах, которые ему попадались в букинистических магазинах и на развалах, где нищие пенсионеры пытались продать свои ставшие ненужными «богатства» чаще можно было обнаружить СССР. А Россия… Она как-то потерялась, будто и не было её никогда. Точнее была когда-то очень давно, при царях. Потом долго-долго был великий и уже почти полузабытый СССР, а потом мелькнула какая-то невнятная, странная, постоянно меняющаяся и, казалось, стыдящаяся самой себя, Россия.
Силясь расширить свои познания о недалёком прошлом, Сева при случае не упускал возможность почитать какую-нибудь старую советскую или российскую книгу, пытаясь её понять. Честно сказать, временами это было довольно неловкое и непривычное занятие: пожелтевшие страницы, покрытые цветастым многословием ещё можно было вынести, но вот душевные терзания и проблемы персонажей из советского прошлого были временами непонятнее, чем самые забористые пассажи мистической прозы современных вьетнамских писателей.
С российской предкризисной прозой было проще, но некоторые бытовые детали и ходы мысли откровенно озадачивали. Особенно загадочным казался Пелевин: стоило автору уйти от метафизических рассуждений, как Сева уже не мог понять, на что он намекал и что хотел сказать. Иногда он просто впадал в отчаяние. Пелевина, между прочим, Севе подсунул его сосед, спившийся субъект Юрий Павлович. Подсунул, пьяно хихикая и восторгаясь «глубиной пелевинской прозы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Сева вздохнул и продолжил чтение дискуссию. «Обломаете вы зубы об уральский хребет, проклятые москали!», - нудел некто «Уральский патриот». «Подожди, чмо, доберёмся и до тебя, ты за каждую букву тут ответишь, козлина!», - парировал «Русич». «Командарм Дробаков - смерть уральских мудаков!», - дразнился «Stalin». «Никакого конструктива!», - подумал Сева. «Мы же один народ, одна нация, как мы докатились до такого развала? Неужели вы там у себя на Урале не видите, что вами манипулируют америкосы, китайцы и жиды?», - прочитал он очередную запись, озаглавленную: «Нам нужна единая Россия!». К горлу подступила досада и он вошёл на форум как «Рассудительный»: «Послушайте, вы, освободители!», - застучал он по клавишам, стремительно свирепея - «Вы что, думаете мы тут только и ждём, пока вы придёте? Ночей не спим, дрочим на вашего мента рязанского? Нихуя подобного, поняли?! Нафиг вы нам тут не нужны, москали проклятые! Только суньтесь - огребете звездюлей по полной! Будем гнать вас до самой Москвы и дальше!». Он хотел ещё что-нибудь добавить, но настроение изменилось. Даже хотел ничего не сохранять, но потом махнул рукой и нажал ввод. Почему он вообще участвует в этих идиотских перепалках? В чём их смысл? Почему он ненавидит незнакомых ему русских ребят, которые пишут всё это из Москвы, Рязани, Твери или Владимира? Почему они ненавидят его? В конце концов, он даже не помнил той России, вокруг которой ломалось столько копий.
…Так случилось, что отца своего Сева совершенно не помнил: его мать была чрезвычайно шустрой девушкой и как-то между делом оказалась «в интересном положении». Уж по какой причине она сохранила ребёнка - осталось тайной. Тем не менее, оправившись от родов и пристроив Севу у бабушки, она продолжила вести прежний образ жизни и в итоге оказалась женой одного местного олигарха средних размеров. В браке она родила ещё двоих детей. Сначала они переехали жить в Москву, а потом, перед самым кризисом - в Америку, где с тех пор и проживали. Сева сначала рос с бабушкой, а после её смерти остался один. Мать изредка ему звонила и иногда даже присылала немного денег, на чём их контакты и исчерпывались. Политикой он стал заниматься года три назад, забросив университет. Причин тому было две - финансовые трудности и общая бессмысленность пребывания в студенческом звании. Изучал он историю Рима, и в какой-то момент решил, что изучать историю каких-то давно вымерших народов, игнорируя происходящее вокруг - занятие глупое и неблагодарное. С такими мыслями он и попал в политическую журналистику - желал описывать историю современности.
Современность оказалась мелкой и суетливой. Тем не менее, он быстро сделал хорошую карьеру. В отличии от своих более зрелых коллег, он совершено не помнил Федерацию и потому писал об уральской политике без туманных аллюзий и полунамёков, воспринимая действующих лиц такими, какими они ему были представлены.
Конечно, будь он чуть постарше, он бы зафиксировал, как в какой-то момент рухнул мир, в котором он родился. Но в те годы на глазах меняющаяся реальность его совершенно не занимала. Его бабушка была учителем истории в средней школе, и по привычке, она больше интересовалась далёким прошлым.
Поэтому для Севы новый учебник по курсу современной истории Урала казался просто новым, потому что старого он не проходил никогда и даже в глаза не видел. И когда, во время летних каникул, он отрабатывал трудовую практику и грузил в самосвал старые учебники, ему даже не пришло в голову оставить один на память. А зря! Его коллега и сверстник Валера Горячев сохранил один и когда уже интересующийся политикой Сева листал его, он, конечно, был изумлён. Вопреки тому, что говорили в школе и по телепанелям, ничего страшного и ужасного в существовании России как бы и не было. Потом он как-то читал газеты последних предкризисных месяцев и даже лет. Ничего! Никаких даже предчувствий! Жила страна, жила-жила, а потом умерла. Осталась только на старых картах. Да и то! В старых энциклопедиях и атласах, которые ему попадались в букинистических магазинах и на развалах, где нищие пенсионеры пытались продать свои ставшие ненужными «богатства» чаще можно было обнаружить СССР. А Россия… Она как-то потерялась, будто и не было её никогда. Точнее была когда-то очень давно, при царях. Потом долго-долго был великий и уже почти полузабытый СССР, а потом мелькнула какая-то невнятная, странная, постоянно меняющаяся и, казалось, стыдящаяся самой себя, Россия.
Силясь расширить свои познания о недалёком прошлом, Сева при случае не упускал возможность почитать какую-нибудь старую советскую или российскую книгу, пытаясь её понять. Честно сказать, временами это было довольно неловкое и непривычное занятие: пожелтевшие страницы, покрытые цветастым многословием ещё можно было вынести, но вот душевные терзания и проблемы персонажей из советского прошлого были временами непонятнее, чем самые забористые пассажи мистической прозы современных вьетнамских писателей.
С российской предкризисной прозой было проще, но некоторые бытовые детали и ходы мысли откровенно озадачивали. Особенно загадочным казался Пелевин: стоило автору уйти от метафизических рассуждений, как Сева уже не мог понять, на что он намекал и что хотел сказать. Иногда он просто впадал в отчаяние. Пелевина, между прочим, Севе подсунул его сосед, спившийся субъект Юрий Павлович. Подсунул, пьяно хихикая и восторгаясь «глубиной пелевинской прозы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60