овальные
матовые плафоны над головой, полированные двери кают с обеих сторон,
красная ковровая дорожка под ногами - все это, казалось, где-то далеко
впереди сходилось в одной точке.
В кафе было прохладно и чисто. Столы застыли белыми накрахмаленными
айсбергами в каком-то торжественном безмолвии, и лишь только фужеры,
сдвинутые вместе, тихо и мелко позванивали в такт работы двигателей. Кафе
только что открыли и кроме шести человек за двумя столиками в нем еще
никого не было.
Через час они были хорошими знакомыми, но это сближение было только
кажущимся, - продолжался все тот же отвлеченный разговор, начатый на
палубе, - и после Андрей не мог вспомнить, где работали Сергей Иванович и
Нина, и на каком отделении училась в университете Валерия.
О себе Андрей почти ничего не говорил. Да и какой смысл было
рассказывать, чем он занимался последнее время? И как передать то
состояние тягучего ожидания, которое под конец сменяется безразличием? А
кроме ожидания и пухлых конвертов из редакций со стереотипными ответами за
последние четыре года ничего не было.
- Молодому человеку грустно? - спросил Сергей Иванович, разливая по
бокалам темное вино.
Андрей улыбнулся. Нет, ему не грустно, а если и грустно, то самую
малость, и грусть эта светла, как теплый солнечный вечер. Ему казалось,
что между ним и Ниной шел какой-то неслышный и только им одним понятный
разговор, и от этой мысли слегка кружилась голова.
После черного кофе Валерия стала уговаривать всех пойти на танцы,
которые устраивали вечерами на корме прогулочной палубы. Нина поддержала
ее, а Сергей Иванович задумчиво улыбнулся и сказал:
- Идите без меня, я еще посижу в читальном салоне. Молодой человек,
надеюсь, составит вам компанию.
Они поднялись наверх. Теплоход входил в широкие ворота шлюза. Ветер
раскачивал верхушки тополей на берегу, но было тепло. Яркая луна плавила
гривы бронзовых коней, вздыбившихся на постаменте, наполняла пространство
серебристой дымкой, похожей на легкий туман, высвечивала колеблющейся
ртутью на темной воде.
На небольшом пятачке прогулочной палубы в перерывах, когда меняли
ленту в старом магнитофоне, массовик (должность из тех времен) играл на
аккордеоне.
- Репертуар детского сада, - констатировала Нина.
- Ты опять! - возмутилась Валерия, будто продолжая старый спор.
- Не буду, честное слово, не буду, - засмеялась Нина.
Теплоход вошел в шлюзовую камеру тихо и настороженно, словно опасаясь
западни. Серые стены из бетонных блоков возвышались строгие, как часовые.
По шершавой, с пятнами зеленой слизи, поверхности стекала вода.
Валерию тотчас же окружили и увели сверстники. Андрей и Нина остались
в толпе скучающих.
- А мы будем говорить о снежном человеке? - спросила Нина.
Андрей засмеялся и пригласил ее. Взявшись за руки, они протиснулись
на середину площадки. Прокручивали редкую запись танго середины тридцатых
годов прошлого века. Низкий голос негритянского певца, казалось, стелился
по палубе.
Теплоход стан подыматься. Стены шлюза, будто подтаивая, оплывали
вниз, а сверху над рядами тумб, скованных тяжелыми якорными цепями,
выплывали созвездия.
Они танцевали не останавливаясь, пока не кончилась получасовая
емкость кассеты. Ветер охапками бросал густые, мягкие волосы Нины Андрею в
лицо. Она смеялась и, запрокидывая голову, отбрасывала их на плечи. Он
тоже смеялся, сам не зная, отчего: то ли от выпитого вина, то ли от
близости молодой и красивой женщины, а может быть, и от того, что
выплывают созвездия.
Танцы еще продолжались, но Нина вдруг загрустила и захотела уйти.
Андрей проводил ее по опустевшей палубе сквозь ветер. Резко похолодало.
Деревья метались на берегу встревоженными тенями. Возле стеклянной двери
вестибюля они остановились, Андрею нужно было спускаться ниже. "Спокойной
ночи" - сказала Нина, продолжая стоять, смотря через плечо Андрея на
проплывающий мимо мощеный откос канала. Он взял ее за руки чуть повыше
локтей и потянул к себе. В расширенных зрачках Нины отражалось звездное
небо. Андрей поцеловал ее в пухлые безвольные губы и слегка оттолкнул к
двери. Она вошла в вестибюль вместе с ветром. По коридорам пронеслись
сквозняки.
Андрей выкурил сигарету и пошел к себе в каюту. Ночью он часто
просыпался от толчков; теплоход терся боками о мокрые щеки шлюзов.
На следующее утро, когда "Александр Невский" сделал первую большую
остановку, Андрей не поехал вместе с экскурсионными группами, а сел в
переполненный вагон монорельсовой электрички, курсирующей с интервалами в
три минуты между дебаркадером и Курганом.
Перед этим завтракали на скорую руку, и он старался не смотреть в
сторону стола у противоположного борта: на трезвую голову люди редко
остаются довольны своими поступками, совершенными под настроение. Андрей
не делал скидки ни на выпитое вино, которого было не так уж и много, ни на
ночь, когда все иначе, чем днем, и поэтому злился на себя все утро.
Электричка, описав дугу где-то над крышами домов, остановилась у
начала широкой лестницы, пролеты и горизонтальные участки которой своим
ритмом напоминали тот путь, который пришлось преодолевать другим, - чьи
имена там наверху в пантеоне бессмертия, - преодолевать, чтобы смогли
когда-то построить эту лестницу, и не им самим, а вот этим людям и ему -
Андрею, было легко подыматься наверх.
Здесь не было никаких табличек, указателей, никаких экскурсоводов, но
все было ясным, знакомым с детства, и люди, приобщаясь к этому застывшему
мгновению, к этим поющим стенам и белым березам, переходили на шепот.
Отсюда уходили как после исповеди...
"Александр Невский" отшвартовался поздно вечером, а на его место уже
заходил теплоход "Минин", шедший с туристами встречным маршруте вниз по
реке.
Андрей спустился на нижнюю палубу, которая не пользовалась особой
популярностью: значительно уже других - не умещались даже шезлонги -
какая-то неуютная и темная, а главное - близко расположенные открытые
иллюминаторы чужих кают не располагали ни к уединению, ни к дружеской
беседе.
Андрей не искал ни того, ни другого. Просто ему пока не хотелось
встречаться с Ниной и Сергеем Ивановичем.
На палубе было пусто как никогда. Только невдалеке у поручней стояла
девушка в блестящем, платье, да в самом конце матрос с красной повязкой на
руке нагнулся возле лебедки.
Теплоход вышел на середину реки, но город, казалось, нависал над ним
светящейся стеною.
1 2 3 4 5 6
матовые плафоны над головой, полированные двери кают с обеих сторон,
красная ковровая дорожка под ногами - все это, казалось, где-то далеко
впереди сходилось в одной точке.
В кафе было прохладно и чисто. Столы застыли белыми накрахмаленными
айсбергами в каком-то торжественном безмолвии, и лишь только фужеры,
сдвинутые вместе, тихо и мелко позванивали в такт работы двигателей. Кафе
только что открыли и кроме шести человек за двумя столиками в нем еще
никого не было.
Через час они были хорошими знакомыми, но это сближение было только
кажущимся, - продолжался все тот же отвлеченный разговор, начатый на
палубе, - и после Андрей не мог вспомнить, где работали Сергей Иванович и
Нина, и на каком отделении училась в университете Валерия.
О себе Андрей почти ничего не говорил. Да и какой смысл было
рассказывать, чем он занимался последнее время? И как передать то
состояние тягучего ожидания, которое под конец сменяется безразличием? А
кроме ожидания и пухлых конвертов из редакций со стереотипными ответами за
последние четыре года ничего не было.
- Молодому человеку грустно? - спросил Сергей Иванович, разливая по
бокалам темное вино.
Андрей улыбнулся. Нет, ему не грустно, а если и грустно, то самую
малость, и грусть эта светла, как теплый солнечный вечер. Ему казалось,
что между ним и Ниной шел какой-то неслышный и только им одним понятный
разговор, и от этой мысли слегка кружилась голова.
После черного кофе Валерия стала уговаривать всех пойти на танцы,
которые устраивали вечерами на корме прогулочной палубы. Нина поддержала
ее, а Сергей Иванович задумчиво улыбнулся и сказал:
- Идите без меня, я еще посижу в читальном салоне. Молодой человек,
надеюсь, составит вам компанию.
Они поднялись наверх. Теплоход входил в широкие ворота шлюза. Ветер
раскачивал верхушки тополей на берегу, но было тепло. Яркая луна плавила
гривы бронзовых коней, вздыбившихся на постаменте, наполняла пространство
серебристой дымкой, похожей на легкий туман, высвечивала колеблющейся
ртутью на темной воде.
На небольшом пятачке прогулочной палубы в перерывах, когда меняли
ленту в старом магнитофоне, массовик (должность из тех времен) играл на
аккордеоне.
- Репертуар детского сада, - констатировала Нина.
- Ты опять! - возмутилась Валерия, будто продолжая старый спор.
- Не буду, честное слово, не буду, - засмеялась Нина.
Теплоход вошел в шлюзовую камеру тихо и настороженно, словно опасаясь
западни. Серые стены из бетонных блоков возвышались строгие, как часовые.
По шершавой, с пятнами зеленой слизи, поверхности стекала вода.
Валерию тотчас же окружили и увели сверстники. Андрей и Нина остались
в толпе скучающих.
- А мы будем говорить о снежном человеке? - спросила Нина.
Андрей засмеялся и пригласил ее. Взявшись за руки, они протиснулись
на середину площадки. Прокручивали редкую запись танго середины тридцатых
годов прошлого века. Низкий голос негритянского певца, казалось, стелился
по палубе.
Теплоход стан подыматься. Стены шлюза, будто подтаивая, оплывали
вниз, а сверху над рядами тумб, скованных тяжелыми якорными цепями,
выплывали созвездия.
Они танцевали не останавливаясь, пока не кончилась получасовая
емкость кассеты. Ветер охапками бросал густые, мягкие волосы Нины Андрею в
лицо. Она смеялась и, запрокидывая голову, отбрасывала их на плечи. Он
тоже смеялся, сам не зная, отчего: то ли от выпитого вина, то ли от
близости молодой и красивой женщины, а может быть, и от того, что
выплывают созвездия.
Танцы еще продолжались, но Нина вдруг загрустила и захотела уйти.
Андрей проводил ее по опустевшей палубе сквозь ветер. Резко похолодало.
Деревья метались на берегу встревоженными тенями. Возле стеклянной двери
вестибюля они остановились, Андрею нужно было спускаться ниже. "Спокойной
ночи" - сказала Нина, продолжая стоять, смотря через плечо Андрея на
проплывающий мимо мощеный откос канала. Он взял ее за руки чуть повыше
локтей и потянул к себе. В расширенных зрачках Нины отражалось звездное
небо. Андрей поцеловал ее в пухлые безвольные губы и слегка оттолкнул к
двери. Она вошла в вестибюль вместе с ветром. По коридорам пронеслись
сквозняки.
Андрей выкурил сигарету и пошел к себе в каюту. Ночью он часто
просыпался от толчков; теплоход терся боками о мокрые щеки шлюзов.
На следующее утро, когда "Александр Невский" сделал первую большую
остановку, Андрей не поехал вместе с экскурсионными группами, а сел в
переполненный вагон монорельсовой электрички, курсирующей с интервалами в
три минуты между дебаркадером и Курганом.
Перед этим завтракали на скорую руку, и он старался не смотреть в
сторону стола у противоположного борта: на трезвую голову люди редко
остаются довольны своими поступками, совершенными под настроение. Андрей
не делал скидки ни на выпитое вино, которого было не так уж и много, ни на
ночь, когда все иначе, чем днем, и поэтому злился на себя все утро.
Электричка, описав дугу где-то над крышами домов, остановилась у
начала широкой лестницы, пролеты и горизонтальные участки которой своим
ритмом напоминали тот путь, который пришлось преодолевать другим, - чьи
имена там наверху в пантеоне бессмертия, - преодолевать, чтобы смогли
когда-то построить эту лестницу, и не им самим, а вот этим людям и ему -
Андрею, было легко подыматься наверх.
Здесь не было никаких табличек, указателей, никаких экскурсоводов, но
все было ясным, знакомым с детства, и люди, приобщаясь к этому застывшему
мгновению, к этим поющим стенам и белым березам, переходили на шепот.
Отсюда уходили как после исповеди...
"Александр Невский" отшвартовался поздно вечером, а на его место уже
заходил теплоход "Минин", шедший с туристами встречным маршруте вниз по
реке.
Андрей спустился на нижнюю палубу, которая не пользовалась особой
популярностью: значительно уже других - не умещались даже шезлонги -
какая-то неуютная и темная, а главное - близко расположенные открытые
иллюминаторы чужих кают не располагали ни к уединению, ни к дружеской
беседе.
Андрей не искал ни того, ни другого. Просто ему пока не хотелось
встречаться с Ниной и Сергеем Ивановичем.
На палубе было пусто как никогда. Только невдалеке у поручней стояла
девушка в блестящем, платье, да в самом конце матрос с красной повязкой на
руке нагнулся возле лебедки.
Теплоход вышел на середину реки, но город, казалось, нависал над ним
светящейся стеною.
1 2 3 4 5 6