Руки и лицо у нее были загорелыми, а открытый ворот платья позволял увидеть нежную белизну шеи.
– Вот мой домик, – сказала она, ставя на берег миниатюрное здание.
Разогнувшись, повторила капризно:
– Мой домик!
Затем покачала головой и села на траву.
– Я что, вам помешала? – спросила девушка после паузы. – Вы из деревни? Ах да, я вспомнила, я вас уже встречала.
– А вы? – произнес Баско.
– Я оттуда, с той стороны леса, с фермы, что рядом с Мороном… Меня зовут Жанни.
– А меня зовут…
Он начал было: «Раймонд», но, столкнувшись с девушкой взглядом, сказал:
– Меня зовут Баско. Это имя переходит от отца к сыну.
Она повторила:
– Баско? Баско!
Она произнесла это таким обезоруживающе веселым тоном, что Баско, тут же повеселев, сел рядом с ней.
– Разве у вас каникулы? Ах да, четверг, нет занятий… Скоро Пасха, скажите, у вас будут каникулы?
– О! – протянул Баско. – Разве это каникулы! Две недели всего. И потом еще ведь долго. Пасха в этом году…
– Пасха через двадцать два дня, – сказала она очень быстро.
– Вы прямо как календарь!
Взгляд ее блестящих бархатно-черных глаз переходил с моего товарища на меня, а мы в свою очередь рассматривали Жанни. Когда она улыбалась, становился виден белый шрам, проходящий от одного из крыльев носа к углу рта, – как сказала потом Жанни, она поранилась, упав лицом на осколок бутылки. Сначала мы смущались, но затем этот шрам, этот недостаток, который так плохо сочетался с грациозной живостью черт ее лица, растрогал нас (и мы расценили его как символ женской хрупкости), он полюбился нам, как понравилась и покрытая нежным пушком кожа щек, красивый носик, маленький рот с жадными плотными губками, небольшой овал подбородка и черные вьющиеся, чуть-чуть растрепанные волосы, придававшие Жанни мальчишеский вид.
– А вам не холодно? – спросила Жанни (красивое имя, и как приятно будет произнести его однажды, когда родится наша дружба), – у меня мурашки по коже от вашего ручейка!
Она попыталась согреться, растирая ноги от колен до сандалий. Затем встала и взяла свою корзину:
– Мне нужно набрать травы для кроликов… Да и вам пора на солнышко.
Но мы еще некоторое время сидели, следя украдкой за тем, как она наклоняется, чтобы сорвать пучок травы.
– А здесь и правда не жарко.
– Поможем?
Она не была удивлена нашим предложением помочь, попросила не собирать звездчатку и цикуту; за разговором и ходьбой мы не заметили, как быстро наполнили корзину.
– Если бы вы поработали со мной на ферме, это было бы весело!
– Как вам в Мороне?
– Иногда и трудно приходится. Но я привыкла.
– А ваши родители?
Жанни затараторила:
– Они мне не родители. Мои родители… Впрочем, это я расскажу вам в следующий раз.
– Фермеры хоть добрые?
– Они как все. У него свои причуды; его жена получше, но боится его… Да и вообще это неважно.
Вокруг нас мирно паслись коровы, и слышно было, как они пережевывают траву.
– Но ведь вы видите так мало людей!
– Сегодня… да, я еще никогда не видела… Затем, поколебавшись, она улыбнулась и добавила:
– Хотя, конечно, видела…
В это время мы подошли к самому высокому, освещенному солнцем месту на поляне. Она растянулась на траве, заложив руки за голову, наслаждаясь нежной мягкостью дня.
– Скажите! – заговорила она чуть приглушенным, теплым голосом. – Еще три недели – и Пасха! Разве вы не счастливы?
Счастливы?! Ну, мы были, конечно, довольны. Но эта восхищенная девушка, лежащая на солнце, сощурив глаза, что ожидала она? "Конечно, – думал я, – какой-то радости, не похожей на наши школярские удовольствия, не имеющей ничего общего с ними, – радости, приближение которой наполняло воздухом легкие, заставляя биться сильнее сердце". Она не скрывала своих чувств, мы смотрели на нее улыбающуюся и все-таки смущались, ощущая себя невольно подглядывающими. Радости? Только радости она ждала? Но вот улыбка ее угасла, она убрала руки с затылка и, задержав их на мгновение в воздухе, положила на живот. Мы отвели глаза.
– Слишком рано вести скот обратно. Пошли зайдем в дом.
Было около пяти часов пополудни. Солнце золотило верхушку дома, а за пристройкой уже сгустились зеленые сумерки.
Девушка засунула руку под ставень и удивленно обернулась.
– Под дверью… – сказал Баско с непринужденным видом.
– А, вы нашли тайник!
И уже беря ключ из-под двери:
– Ну хотя бы не меняйте больше места, хорошо? Она медленно вошла в комнату, как будто ничего не замечая.
– Я не была здесь с самого Рождества.
И шепотом:
– Нет, с Нового года.
– С Нового года? Так ведь снегу больше метра нанесло!
– Да! Вот это был снег! С ледяной коркой, блестящий! А ветер! С ног сбивал!
И мечтательно продолжила:
– Было красиво…
Затем она заметила пепел в камине:
– Вы часто приходите сюда?
– Да нет, всего два или три раза заходили, по четвергам…
– Послушайте, – она внезапно посерьезнела (казалось, она собралась нас упрашивать), – не приводите сюда никого.
– Да что вы! – воскликнул Баско. – Это же пустыня, она принадлежит только нам.
– Пустыня?
Но Баско осекся, рассердившись на себя за то, что нас выдал. Жанни мягко спросила меня:
– О чем он говорит? Какая пустыня? И зачем ее защищать от других?
– Гм! – и тут уже я свалял дурака. – Пустыня Зели.
Она продолжала смотреть на меня, а я ничего не видел, кроме белого шрама на ее щеке, смущавшего меня все больше.
Мой товарищ подтолкнул меня локтем:
– Ну ладно! Расскажи!
– Сам говори, ты ведь начал…
– Я начал?!
Она взяла нас за руки, посадила на лавку возле себя и, вопросами помогая преодолеть некоторую застенчивость, наше хихиканье и косноязычие, узнала историю нашей пустыни.
После нашего рассказа воцарилась тишина. Ее нарушил Баско.
– Здесь ужасно холодно, – проворчал он. Девушка, казалось, его не слышала:
– Какая красивая история!
Она не иронизировала, не улыбалась даже, и можно было подумать, что ее целиком захватило наше приключение. В этот момент родилась наша дружба. Тем не менее мой товарищ счел нужным добавить:
– Это же только чтобы веселей было!
– Как это красиво! – повторяла Жанни. – Пустыня… Пустыня Зели…
Затем, будто боясь насмешек, Жанни осторожно сказала:
– Вы знаете, а ведь, может, это и моя пустыня.
– Пустыня Жанни… – Баско произносил имя девушки грубо: «Жа-ни», что, по-моему, ранило такое нежное красивое имя.
И опять наступила тишина, до того тяжелая и гнетущая, что мы не решались пальцем пошевелить. И так как девушка сидела ссутулившись, не отрывая взгляда от потухших углей в камине, Баско за ее спиной скорчил гримасу. Я посмотрел на него с укоризной. Конечно, в Жанни было что-то, что нам было ново и непонятно.
– Ну вот! Кажется, я заснула! Может быть, сыграем в загадки?
Изменчивость ее настроения была нам уже знакома, и мы, забыв про неловкость, поддались ее внезапному порыву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Вот мой домик, – сказала она, ставя на берег миниатюрное здание.
Разогнувшись, повторила капризно:
– Мой домик!
Затем покачала головой и села на траву.
– Я что, вам помешала? – спросила девушка после паузы. – Вы из деревни? Ах да, я вспомнила, я вас уже встречала.
– А вы? – произнес Баско.
– Я оттуда, с той стороны леса, с фермы, что рядом с Мороном… Меня зовут Жанни.
– А меня зовут…
Он начал было: «Раймонд», но, столкнувшись с девушкой взглядом, сказал:
– Меня зовут Баско. Это имя переходит от отца к сыну.
Она повторила:
– Баско? Баско!
Она произнесла это таким обезоруживающе веселым тоном, что Баско, тут же повеселев, сел рядом с ней.
– Разве у вас каникулы? Ах да, четверг, нет занятий… Скоро Пасха, скажите, у вас будут каникулы?
– О! – протянул Баско. – Разве это каникулы! Две недели всего. И потом еще ведь долго. Пасха в этом году…
– Пасха через двадцать два дня, – сказала она очень быстро.
– Вы прямо как календарь!
Взгляд ее блестящих бархатно-черных глаз переходил с моего товарища на меня, а мы в свою очередь рассматривали Жанни. Когда она улыбалась, становился виден белый шрам, проходящий от одного из крыльев носа к углу рта, – как сказала потом Жанни, она поранилась, упав лицом на осколок бутылки. Сначала мы смущались, но затем этот шрам, этот недостаток, который так плохо сочетался с грациозной живостью черт ее лица, растрогал нас (и мы расценили его как символ женской хрупкости), он полюбился нам, как понравилась и покрытая нежным пушком кожа щек, красивый носик, маленький рот с жадными плотными губками, небольшой овал подбородка и черные вьющиеся, чуть-чуть растрепанные волосы, придававшие Жанни мальчишеский вид.
– А вам не холодно? – спросила Жанни (красивое имя, и как приятно будет произнести его однажды, когда родится наша дружба), – у меня мурашки по коже от вашего ручейка!
Она попыталась согреться, растирая ноги от колен до сандалий. Затем встала и взяла свою корзину:
– Мне нужно набрать травы для кроликов… Да и вам пора на солнышко.
Но мы еще некоторое время сидели, следя украдкой за тем, как она наклоняется, чтобы сорвать пучок травы.
– А здесь и правда не жарко.
– Поможем?
Она не была удивлена нашим предложением помочь, попросила не собирать звездчатку и цикуту; за разговором и ходьбой мы не заметили, как быстро наполнили корзину.
– Если бы вы поработали со мной на ферме, это было бы весело!
– Как вам в Мороне?
– Иногда и трудно приходится. Но я привыкла.
– А ваши родители?
Жанни затараторила:
– Они мне не родители. Мои родители… Впрочем, это я расскажу вам в следующий раз.
– Фермеры хоть добрые?
– Они как все. У него свои причуды; его жена получше, но боится его… Да и вообще это неважно.
Вокруг нас мирно паслись коровы, и слышно было, как они пережевывают траву.
– Но ведь вы видите так мало людей!
– Сегодня… да, я еще никогда не видела… Затем, поколебавшись, она улыбнулась и добавила:
– Хотя, конечно, видела…
В это время мы подошли к самому высокому, освещенному солнцем месту на поляне. Она растянулась на траве, заложив руки за голову, наслаждаясь нежной мягкостью дня.
– Скажите! – заговорила она чуть приглушенным, теплым голосом. – Еще три недели – и Пасха! Разве вы не счастливы?
Счастливы?! Ну, мы были, конечно, довольны. Но эта восхищенная девушка, лежащая на солнце, сощурив глаза, что ожидала она? "Конечно, – думал я, – какой-то радости, не похожей на наши школярские удовольствия, не имеющей ничего общего с ними, – радости, приближение которой наполняло воздухом легкие, заставляя биться сильнее сердце". Она не скрывала своих чувств, мы смотрели на нее улыбающуюся и все-таки смущались, ощущая себя невольно подглядывающими. Радости? Только радости она ждала? Но вот улыбка ее угасла, она убрала руки с затылка и, задержав их на мгновение в воздухе, положила на живот. Мы отвели глаза.
– Слишком рано вести скот обратно. Пошли зайдем в дом.
Было около пяти часов пополудни. Солнце золотило верхушку дома, а за пристройкой уже сгустились зеленые сумерки.
Девушка засунула руку под ставень и удивленно обернулась.
– Под дверью… – сказал Баско с непринужденным видом.
– А, вы нашли тайник!
И уже беря ключ из-под двери:
– Ну хотя бы не меняйте больше места, хорошо? Она медленно вошла в комнату, как будто ничего не замечая.
– Я не была здесь с самого Рождества.
И шепотом:
– Нет, с Нового года.
– С Нового года? Так ведь снегу больше метра нанесло!
– Да! Вот это был снег! С ледяной коркой, блестящий! А ветер! С ног сбивал!
И мечтательно продолжила:
– Было красиво…
Затем она заметила пепел в камине:
– Вы часто приходите сюда?
– Да нет, всего два или три раза заходили, по четвергам…
– Послушайте, – она внезапно посерьезнела (казалось, она собралась нас упрашивать), – не приводите сюда никого.
– Да что вы! – воскликнул Баско. – Это же пустыня, она принадлежит только нам.
– Пустыня?
Но Баско осекся, рассердившись на себя за то, что нас выдал. Жанни мягко спросила меня:
– О чем он говорит? Какая пустыня? И зачем ее защищать от других?
– Гм! – и тут уже я свалял дурака. – Пустыня Зели.
Она продолжала смотреть на меня, а я ничего не видел, кроме белого шрама на ее щеке, смущавшего меня все больше.
Мой товарищ подтолкнул меня локтем:
– Ну ладно! Расскажи!
– Сам говори, ты ведь начал…
– Я начал?!
Она взяла нас за руки, посадила на лавку возле себя и, вопросами помогая преодолеть некоторую застенчивость, наше хихиканье и косноязычие, узнала историю нашей пустыни.
После нашего рассказа воцарилась тишина. Ее нарушил Баско.
– Здесь ужасно холодно, – проворчал он. Девушка, казалось, его не слышала:
– Какая красивая история!
Она не иронизировала, не улыбалась даже, и можно было подумать, что ее целиком захватило наше приключение. В этот момент родилась наша дружба. Тем не менее мой товарищ счел нужным добавить:
– Это же только чтобы веселей было!
– Как это красиво! – повторяла Жанни. – Пустыня… Пустыня Зели…
Затем, будто боясь насмешек, Жанни осторожно сказала:
– Вы знаете, а ведь, может, это и моя пустыня.
– Пустыня Жанни… – Баско произносил имя девушки грубо: «Жа-ни», что, по-моему, ранило такое нежное красивое имя.
И опять наступила тишина, до того тяжелая и гнетущая, что мы не решались пальцем пошевелить. И так как девушка сидела ссутулившись, не отрывая взгляда от потухших углей в камине, Баско за ее спиной скорчил гримасу. Я посмотрел на него с укоризной. Конечно, в Жанни было что-то, что нам было ново и непонятно.
– Ну вот! Кажется, я заснула! Может быть, сыграем в загадки?
Изменчивость ее настроения была нам уже знакома, и мы, забыв про неловкость, поддались ее внезапному порыву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23