Все, кроме Клайва, кажутся блестящими. Я замечаю, что вся его одежда и волосы обтрепаны на концах и в пыли. Наконец-то добравшись до меня, он протягивает руки.
– Я подумал, может, вдвоем будет веселее. Ты идешь в школу?
– Пожалуй, да.
– Сюда.
Он ведет меня через толпу, мимо машины, из которой теперь орет хип-хоп. потом вверх по крутой темной тропинке. Парни спорят, какую музыку поставить.
– К тебе в школу или ко мне? – Он показывает на высокий сетчатый забор, отделяющий школу Святого Себастьяна от Восточного технического колледжа.
– Ты ходишь в Тех?
– Да, мэм. – Он пинает ограду.
Восточный технический колледж – последнее прибежище для тех. кто выбрал столярную работу, механику и «профессиональное обучение» – чтобы это ни значило. Это школа для трудных подростков. То и дело мы слышим, что у них то подожгли машину, то кто-то порезал друг друга в коридоре. Для того чтобы между школой Святого Себастьяна и колледжем был трехметровый забор с шипами, есть причина. Учителя, особенно мистер Форд, говорят нам, что там учатся хулиганы, нечестивцы и наркоманы. Я знала, что Клайв ходит в общественную школу, но не знала, что в технический колледж.
– Школа не по мне.
Да уж, думаю я, а он трясет забор и карабкается по нему. Я колеблюсь секунду, потом лезу за ним. Он садится наверху, дожидаясь меня, слегка покачивается туда-сюда, его джинсы сзади натянулись. Спрыгнув по ту сторону, мы некоторое время молча идем по лесу.
– Ты думаешь, там открыто? – спрашиваю я. когда мы подходим к оранжевым дверям, но на самом деле я могу думать только о том, каким образом такой симпатичный и спокойный парень, как Клайв, умудрился попасть в Тех.
– Подожди здесь, – говорит он, вынимает маленький ножик и вскрывает дверь.
Он берет емкость из-под сока из моих рук и исчезает в школе.
Потом мы перелезаем через ограду и останавливаемся на вершине холма, чтобы выкурить еще один тощий косячок.
– Как же тебя угораздило попасть в Тех? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня в сгущающемся мраке, вынимает косяк изо рта и перелает его мне. У него мягкие, но недоверчивые глаза. Я долго затягиваюсь, и дым не без труда пробирается по моему горлу в живот.
– Я наорал на учительницу в старой школе. Ну, не просто наорал.
– А что?
– Эта тетка, дрянь такая, в девятом классе заставила меня читать «Изюм и солнце».
– «Изюм на солнце».
– Ну да, плевать, как угодно, в общем, она меня доставала, действовала на нервы… А мне в тот день читать не хотелось.
– И что?
– И я, ну, разозлился.
– А.
Я передаю ему косяк и смотрю на холм. Наверное, нам придется съехать вниз на заду. Уже совсем стемнело. Я различаю маленький нос и полные губы Клайва при огоньке самокрутки. Я думаю, какой он симпатичный, но мне надо придумать и сказать что-нибудь такое крутое.
– Значит, у нас есть кое-что общее.
– Это что же?
– Нас обоих вытурили из школы.
– Да, мне Джон сказал. Ну вы и вляпались, девушки. – Он ухмыляется, его зубы блестят.
– Да уж, – вздыхаю я, притворяюсь крутой и отказываюсь докуривать. – Короче, предлагаю съехать вниз на заднице, ногами вперед.
– Погоди.
Он давит ботинком таракана и берет меня за запястье. Крепко-крепко.
– Холли, а ты хорошенькая. Я смеюсь.
Он хочет поцеловать меня в губы, но я отворачиваюсь, и он промахивается и слюнявит мне правую щеку. Тогда он берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо к своему, и даже в темноте я вижу вблизи его глаза.
Сначала я нервничаю, у нас пересохло во рту из-за выпивки, я не могу даже пошевелить губами или найти правильный способ его поцеловать. Но потом он находит меня, он находит теплое, влажное место в моем неловком рту и притягивает меня к себе, и я прижата к его животу, мои руки у него на спине, под рубашкой. Я не могу решить, что делать потом, поэтому я пытаюсь вспомнить один старый фильм из тех, на которые водил нас Сол, «Касабланку». Обходительный Хамфри Богарт обнимает Лорен Бэколл. Но потом я растворяюсь у Клайва во рту, мы забываем обо всем, кроме того, что мы два неудачника, катящиеся с холма.
Мы скатываемся к подножию, и я вскакиваю раньше Клайва. У меня исцарапаны руки и ноги, трава в волосах, и Клайв так хохочет, что не может подняться, поэтому я бегу вперед одна. Джен, слава богу, в порядке, она даже кажется почти трезвой. На ней все еще бейсбольная кепка, под которой моя подруга прячет прическу. Я смеюсь, когда вижу ее. Кто-то завернул Джен в одеяло, и она попеременно то рыгает, то глотает кока-колу со льдом и подпевает «Отель «Калифорния» группе хиппарей у гаснущего костра.
Джен предлагает мне глотнуть кока-колы, а сама протяжно рыгает с довольным видом. Я глотаю и тут же чувствую, как у меня леденеет в голове.
– Ой, ой, ой. – Я прислоняю голову к ее пушистому одеялу, пытаясь прийти в себя.
– Где это вы пропадали?
– Да тут, поблизости. Мы тебе воды принесли.
– Спасибо.
Она выгибает брови. Я оглядываю толпу и вижу Клайва с другой стороны от костра. Он снял рубашку и гоняет мяч с компанией парней. Джен следит за моим взглядом и пихает меня под ребра.
– Эй, перестань дуться.
– Заткнись.
– Кажется, ты…
– Ну что еще?!
– Я хотела сказать, прежде чем меня прервали таким грубым образом, что, кажется, ты нашла себе такого же чокнутого, как ты сама.
Глава 30
При хорошей организации операционной риск заражения от инструментов и сопутствующих материалов минимален.
В операционной внутри меня светились огни. Перед тем как отключиться, я шутила с анестезиологом.
– Вы кардиолог? – глупо спросила я, пьяная от первого вдоха наркоза, хмельного и безвоздушного.
Я отношусь к болтливым и агрессивным пациентам; по-моему, лечь под нож по-другому никак нельзя.
– Нет, милая, – сказал хирург, а сестра поправила ему очки. – Я гинеколог.
Электроэнцефалография. ЭЭГ – самый распространенный тест на эпилепсию, ЭЭГ регистрирует электрическую активность мозга; во время эпилептического припадка электрическая активность мозга аномальна.
Черная дыра анестезии, запах больницы, едва заглушающий вонь рвоты и крови, – все это сливается, чтобы сотворить воспоминания, которые снова и снова прокручиваются у меня в голове, словно сюрреалистический цветной кинофильм. И сейчас я точно знаю, что это произошло.
На мне миленькое розовое платье в цветочек, белые колготки и блестящие черные лакированные туфли. Нам «назначено», и Холли оставили с нянькой, так что родители полностью в моем распоряжении. Это редкий день моих удовольствий: сначала мы идем в магазин игрушек, а потом в книжный. Мне можно выбрать одну игрушку и все книги, которые хочется, и еще диснеевский мультфильм. И все эти старания ради того, чтобы забыть, выветрить запах жженых волос и лоснящиеся пятна геля у меня на висках и затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Я подумал, может, вдвоем будет веселее. Ты идешь в школу?
– Пожалуй, да.
– Сюда.
Он ведет меня через толпу, мимо машины, из которой теперь орет хип-хоп. потом вверх по крутой темной тропинке. Парни спорят, какую музыку поставить.
– К тебе в школу или ко мне? – Он показывает на высокий сетчатый забор, отделяющий школу Святого Себастьяна от Восточного технического колледжа.
– Ты ходишь в Тех?
– Да, мэм. – Он пинает ограду.
Восточный технический колледж – последнее прибежище для тех. кто выбрал столярную работу, механику и «профессиональное обучение» – чтобы это ни значило. Это школа для трудных подростков. То и дело мы слышим, что у них то подожгли машину, то кто-то порезал друг друга в коридоре. Для того чтобы между школой Святого Себастьяна и колледжем был трехметровый забор с шипами, есть причина. Учителя, особенно мистер Форд, говорят нам, что там учатся хулиганы, нечестивцы и наркоманы. Я знала, что Клайв ходит в общественную школу, но не знала, что в технический колледж.
– Школа не по мне.
Да уж, думаю я, а он трясет забор и карабкается по нему. Я колеблюсь секунду, потом лезу за ним. Он садится наверху, дожидаясь меня, слегка покачивается туда-сюда, его джинсы сзади натянулись. Спрыгнув по ту сторону, мы некоторое время молча идем по лесу.
– Ты думаешь, там открыто? – спрашиваю я. когда мы подходим к оранжевым дверям, но на самом деле я могу думать только о том, каким образом такой симпатичный и спокойный парень, как Клайв, умудрился попасть в Тех.
– Подожди здесь, – говорит он, вынимает маленький ножик и вскрывает дверь.
Он берет емкость из-под сока из моих рук и исчезает в школе.
Потом мы перелезаем через ограду и останавливаемся на вершине холма, чтобы выкурить еще один тощий косячок.
– Как же тебя угораздило попасть в Тех? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня в сгущающемся мраке, вынимает косяк изо рта и перелает его мне. У него мягкие, но недоверчивые глаза. Я долго затягиваюсь, и дым не без труда пробирается по моему горлу в живот.
– Я наорал на учительницу в старой школе. Ну, не просто наорал.
– А что?
– Эта тетка, дрянь такая, в девятом классе заставила меня читать «Изюм и солнце».
– «Изюм на солнце».
– Ну да, плевать, как угодно, в общем, она меня доставала, действовала на нервы… А мне в тот день читать не хотелось.
– И что?
– И я, ну, разозлился.
– А.
Я передаю ему косяк и смотрю на холм. Наверное, нам придется съехать вниз на заду. Уже совсем стемнело. Я различаю маленький нос и полные губы Клайва при огоньке самокрутки. Я думаю, какой он симпатичный, но мне надо придумать и сказать что-нибудь такое крутое.
– Значит, у нас есть кое-что общее.
– Это что же?
– Нас обоих вытурили из школы.
– Да, мне Джон сказал. Ну вы и вляпались, девушки. – Он ухмыляется, его зубы блестят.
– Да уж, – вздыхаю я, притворяюсь крутой и отказываюсь докуривать. – Короче, предлагаю съехать вниз на заднице, ногами вперед.
– Погоди.
Он давит ботинком таракана и берет меня за запястье. Крепко-крепко.
– Холли, а ты хорошенькая. Я смеюсь.
Он хочет поцеловать меня в губы, но я отворачиваюсь, и он промахивается и слюнявит мне правую щеку. Тогда он берет меня за подбородок и поворачивает мое лицо к своему, и даже в темноте я вижу вблизи его глаза.
Сначала я нервничаю, у нас пересохло во рту из-за выпивки, я не могу даже пошевелить губами или найти правильный способ его поцеловать. Но потом он находит меня, он находит теплое, влажное место в моем неловком рту и притягивает меня к себе, и я прижата к его животу, мои руки у него на спине, под рубашкой. Я не могу решить, что делать потом, поэтому я пытаюсь вспомнить один старый фильм из тех, на которые водил нас Сол, «Касабланку». Обходительный Хамфри Богарт обнимает Лорен Бэколл. Но потом я растворяюсь у Клайва во рту, мы забываем обо всем, кроме того, что мы два неудачника, катящиеся с холма.
Мы скатываемся к подножию, и я вскакиваю раньше Клайва. У меня исцарапаны руки и ноги, трава в волосах, и Клайв так хохочет, что не может подняться, поэтому я бегу вперед одна. Джен, слава богу, в порядке, она даже кажется почти трезвой. На ней все еще бейсбольная кепка, под которой моя подруга прячет прическу. Я смеюсь, когда вижу ее. Кто-то завернул Джен в одеяло, и она попеременно то рыгает, то глотает кока-колу со льдом и подпевает «Отель «Калифорния» группе хиппарей у гаснущего костра.
Джен предлагает мне глотнуть кока-колы, а сама протяжно рыгает с довольным видом. Я глотаю и тут же чувствую, как у меня леденеет в голове.
– Ой, ой, ой. – Я прислоняю голову к ее пушистому одеялу, пытаясь прийти в себя.
– Где это вы пропадали?
– Да тут, поблизости. Мы тебе воды принесли.
– Спасибо.
Она выгибает брови. Я оглядываю толпу и вижу Клайва с другой стороны от костра. Он снял рубашку и гоняет мяч с компанией парней. Джен следит за моим взглядом и пихает меня под ребра.
– Эй, перестань дуться.
– Заткнись.
– Кажется, ты…
– Ну что еще?!
– Я хотела сказать, прежде чем меня прервали таким грубым образом, что, кажется, ты нашла себе такого же чокнутого, как ты сама.
Глава 30
При хорошей организации операционной риск заражения от инструментов и сопутствующих материалов минимален.
В операционной внутри меня светились огни. Перед тем как отключиться, я шутила с анестезиологом.
– Вы кардиолог? – глупо спросила я, пьяная от первого вдоха наркоза, хмельного и безвоздушного.
Я отношусь к болтливым и агрессивным пациентам; по-моему, лечь под нож по-другому никак нельзя.
– Нет, милая, – сказал хирург, а сестра поправила ему очки. – Я гинеколог.
Электроэнцефалография. ЭЭГ – самый распространенный тест на эпилепсию, ЭЭГ регистрирует электрическую активность мозга; во время эпилептического припадка электрическая активность мозга аномальна.
Черная дыра анестезии, запах больницы, едва заглушающий вонь рвоты и крови, – все это сливается, чтобы сотворить воспоминания, которые снова и снова прокручиваются у меня в голове, словно сюрреалистический цветной кинофильм. И сейчас я точно знаю, что это произошло.
На мне миленькое розовое платье в цветочек, белые колготки и блестящие черные лакированные туфли. Нам «назначено», и Холли оставили с нянькой, так что родители полностью в моем распоряжении. Это редкий день моих удовольствий: сначала мы идем в магазин игрушек, а потом в книжный. Мне можно выбрать одну игрушку и все книги, которые хочется, и еще диснеевский мультфильм. И все эти старания ради того, чтобы забыть, выветрить запах жженых волос и лоснящиеся пятна геля у меня на висках и затылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54