ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


На квадратный лист ткани с пробитыми в нем близко друг к другу бесчисленными отверстиями, через которые вверх шел горячий воздух, Луций поставил двенадцать прекрасно вылепленных и разрисованных фигурок из кишечной пленки высотой в несколько сантиметров, стоявших до этого группкой на столе и напоминавших шайку диких бродяг. Если сдвинуть их с места, они держались вертикально благодаря грузику, уложенному им в ноги. Вскоре они забегали по ткани, подчиняясь пальцам безумца. Когда на фигурку не попадал никакой вертикальный поток, кроме тех, которые скользили у нее на спине или по животу, она сильно наклонялась и в таком виде передвигалась вперед или назад. Затем, когда она попадала прямо на отверстие под ней, то резко подпрыгивала, и все вместе эти повторяющиеся движения напоминали прыжки в жиге. Другая фигурка в это время начинала вращаться под действием косых потоков, ударявшихся в ее локоть или руку.
Выстроившись наконец в две шеренги по шесть штук лицом друг к другу, воздушные куклы пустились отплясывать по всем правилам знаменитую зажигательную жигу, известную в народе под названием «сэр Роджер де Коверли». Весь танец управлялся Луцием, чьи пальцы виртуозно бегали по репсу, как по клавишам, благо он не жалел времени и терпения на репетиции.
Стоявшие по диагонали танцоры вприпрыжку двигались навстречу друг другу, а сблизившись, тут же возвращались на свои места, в то время как фигурки, расположившиеся на концах другой диагонали, начинали такое же движение со своей стороны. Фигура эта поочередно проделы-валась несколько раз и оживлялась вращениями, исполнявшимися попарно в момент, когда танцоры сходились в центре. Руки Луция скользили по ткани наискосок, а затем резко сгибались, чтобы не перекрывать потоки, удерживающие стоящих на месте кукол.
Затем сумасшедший подводил исподволь к себе две наиболее дальние фигурки и заставлял их крутиться на средней линии кадрили сначала вместе, а затем каждую с танцором из противоположной шеренги, да еще так, чтобы каждый раз они придвигались все ближе. Затем пляска начиналась сначала.
Танец продолжался в том же ритме. Первую фигуру сменяла вторая, и беспрестанное коловращение позволяло двенадцати фигуркам поочередно становиться на углы.
Силой своего таланта и умения Луций поддерживал жизнь танца на ткани, и его первоначально спокойный темп ускорялся, чтобы достичь в конце концов завидной порывистости.
Но внезапно пляска прекратилась. Убрав руки с ткани, над которой продолжали теперь уже бесцельно парить танцоры, Луций растерянно, с ужасом в глазах повернулся к нам лицом, хотя и не видя нас. Как объяснил нам Кантрель, на него надвигался престранный приступ галлюцинаторных рефлексов, связанный с тем страшным зрелищем, которое он только что сам для себя продемонстрировал, повинуясь помимо своей воли жестокому наваждению.
Под властью охватившего его страха по обе стороны лысины на голове безумца дыбом встали по шесть волосков и вдруг заскакали сами по себе, прыгая с одного места на другое. Оторвавшийся от кожаного покрова в результате расслабления глубинных тканей, каждый волосок, казалось, выталкивался из своей поры вверх от сжатия ее верхних краев, описывал малюсенькую траекторию, не меняя вертикального положения, и падал в соседнюю пору, раскрывавшуюся по такому случаю и тут же выталкивавшую волосок в направлении следующего раскрытого убежища, готового проделать с ним то же самое.
Выстроившись после множества таких скачков на блестящем темени двумя рядами друг против друга параллельно воображаемой средней линии, двенадцать волосков не изменили своему способу передвижения, а исполнили вдруг такую же жигу, как и та, которую танцевали фигурки на ткани. Те же поочередные передвижения четырех, занимающих крайние места волосков – по диагонали до середины «площадки» – сначала просто так, а затем с вращением в центре; та же общая вторая фигура, во время которой противоположные волоски, извиваясь, проходили от одного конца «сцены» до другого.
Сжавшийся от боли, похожий на нервнобольного, не выносящего неудержимый тик, Луций поднимал руки к голове, словно желая остановить отвратительную пляску, но какой-то страх не давал ему коснуться волос. И прыгающая жига безжалостно продолжала свой беспрестанный ход, а двенадцать волосков занимали по очереди четыре главных места. Кантрель вполголоса стал говорить нам о громадном интересе, который, с точки зрения анатомии, вызывает этот рефлекс на наваждение, ставшее следствием умственного потрясения.
С болью осознавая, что проклятый танец не только неумолимо продолжается, но и стремительно ускоряется, как это происходило с его легкими куклами, Луций бился в конвульсиях, испуская жалобные стоны.
В какой-то момент кризис, очевидно, достиг наивысшей остроты и начал наконец ослабевать. Пока безумец успокаивался, волосы вернулись на свои прежние места по краям лысины и улеглись как ни в чем не бывало. И тогда Луций разразился долгими рыданиями, уткнувшись лицом в ладони, омываемые потоком слез, вызванных его нервной разрядкой.
И вот некоторое время спустя он встал с лучезарной улыбкой, сделал несколько шагов влево и сел напротив боковой стены к широкому столу, где стояли хрустальные банки без пробок, в каждой из которых мокла в бесцветной жидкости кисть. Там же валялись куски ткани, уже разрезанные и судя по их размерам явно предназначенные для набора пеленок.
Он вынул из кармана и воткнул прямо в какое-то незаметное отверстие в столе белый прутик длиной сантиметров в десять, а толщиной не больше нитки, хотя казался он жестким, как сталь.
Луций смочил кистью верхний конец прутика, а потом, не сделав паузы, поднес к нему сверху два сложенных вместе по краю куска ткани. Внезапно жесткая нитка вытянулась, подобно тонкой змейке, и стала, быстро извиваясь, прокалывать то снизу, то сверху сложенную ткань, выполняя снизу вверх тонкий и поразительно ровный шов – прекрасный стежок, оконченный меньше чем за секунду, по всему свободному пространству. Шитье прекратилось, и Луций оборвал нитку, концы которой на ткани вдруг сами собой свернулись в шарики, напоминающие портняжные узелки, а сама она тут же приобрела совершенную гибкость.
Кантрель обратил наше внимание на белый прутик, лишившийся всего лишь своего крошечного увлажненного кончика, который беспламенное горение, обеспечиваемое определенными химическими свойствами бесцветной жидкости, превратило в огнепроводный шнур.
Луций снова смочил кончик прутика кистью уже из другого флакона и поставил перед ним загнутый край сшитого материала. Мелкой спиралью стал при этом виться белый шнур, выполняя подрубной стежок и прошивая ткань дважды за проход простым и двойным швом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69