— Адус вкратце объяснил, как найти это место.
— Чья это гробница?
— Она принадлежит мне.
— Тебе? — удивился Верховный Жрец. — И ты хочешь сказать…
— Да, я купил её. Сегодня утром, прежде, чем прийти сюда.
— Вот оно что! Ты предусмотрителен, раб.
— Распорядись выслать к гробнице своих рыцарей, Жрец, и прикажи им охранять её до завтрашнего утра. Мы же с тобой без промедления отправимся за телом казнённого пророка.
— Мы с тобой?! Ты что же, хочешь, чтобы я на себе, через весь Город, тащил этого мертвеца?! Твоя дерзость не знает пределов, раб, и ты поплатишься за неё!
— Не забывай, что тело пророка всё ещё в моих руках, — твёрдо произнес Адус. — Либо мои условия будут выполнены, либо…
— Либо? — грозно спросил Верховный Жрец, подавшись вперёд.
— …либо пророк воскреснет.
Поставленный перед дилеммой, Иерарх недолго колебался: гордость уступила место целесообразности.
— Я готов последовать за тобой, раб.
— Я знал, что разум твой восторжествует, — склонился в поклоне Адус. — Не отчаивайся, Жрец, ты будешь лишь сопровождать тело пророка к гробнице — не более.
— Зачем тебе это нужно?
— У твоего верного раба нет иных помыслов, — смиренно произнёс Адус, — кроме блага твоего, Верховный Жрец, и блага великой Империи. Сопровождая тело пророка к месту погребения, ты сможешь удостовериться, что не произошло подмены и погребён именно тот человек, чьё воскресение из мёртвых способно лишить тебя трона твоего.
— Я мог бы послать вместо себя кого-либо из своих людей, — возразил Верховный Жрец.
— Ты веришь своим людям? — вкрадчиво спросил Адус.
Жрец отвернулся. Он не верил никому — этот презренный раб задел наиболее потаённую струну его души.
— Что же ты хочешь за тело пророка? — спросил он.
— О, совсем немного! Милости к тем одиннадцати слепцам, коих именуют учениками пророка. Обещай, что не станешь преследовать их — они и так уже наказаны за слепоту свою.
Взметнулись вверх густые брови Иерарха.
— Ты хочешь, чтобы я пощадил их? Я ожидал услышать от тебя иное.
— Что же, Жрец?
— Требования их голов, раб.
— На что мне головы ничтожеств, Жрец? — презрительно усмехнулся Адус.
— Ты не хочешь отомстить им? — удивлённо спросил Верховный Жрец.
— За что же, Жрец?
— За то, что не они, а ты предал их Учителя!
Адус покачал головой.
— Я сделал лишь то, что предначертано судьбой, — чуть слышно прошептал он. И уже громче добавил: — Нет, Жрец, за это я мстить не хочу. Но есть другое…
— Что же, раб?
Понять ли гордому властителю, что творится в душе ничтожнейшего из рабов его!
— Оставим это, Жрец, — ответил Адус. — Но ты прав: я жажду возмездия. — Глаза его сверкнули. — А разве может быть месть слаще, чем заступничество за врагов своих перед сильным мира сего? Великодушие недруга всегда больно ранит душу врага его.
И снова удивился Верховный Жрец.
— Ты не так прост, доносчик, — сказал он, качая головой. — Хорошо, я выполню твою просьбу. Даю слово Верховного Жреца не преследовать учеников казнённого.
— Я верю слову твоему, Верховный Жрец, — склонился в благодарном поклоне Адус.
— Итак?..
— Я жду тебя у ворот Обители.
13.
Уже к полудню Священный Город оправился от ночного землетрясения. Растащены завалы, расчищены кривые улочки, убраны трупы, смыта кровь с булыжной мостовой… Жизнь постепенно входила в привычную колею.
И всё же ужас минувшей ночи оставил глубокий след в душах суеверных горожан. Страх сквозил в их глазах — страх перед неведомым, перед зыбкостью земного существования, перед гневом Господним. Храм, олицетворявший всемогущество Бога Единого, Храм, испокон века служивший прибежищем людей в страданиях и горестях их, Храм, надёжно цементирующий основы всего Ирийского царства, символизирующий его и освящающий его — превращённый в груду мёртвых камней, лежал он теперь в руинах. И страх людской был потому не перед минувшим — страх был направлен в будущее: чего же ждать бренному, ничтожному человеку, коли земное обиталище самого Бога обратилось в прах? Не предзнаменование ли сие грядущего конца?
Понимал это и Верховный Жрец. Охранить пошатнувшиеся основы вчера ещё могущественной Церкви, не допустить краха собственного всевластья, сохранить и укрепить авторитет касты жрецов, предотвратить возможность бунта черни — вот в чём видел Иерарх основную свою задачу. Потому и ухватился он за предложение Адуса: торжество над уже мёртвым, но ещё не поверженным пророком могло — и должно — было стать началом новой эры его, Верховного Жреца, могущества. Кто знает, не потеснится ли тогда и Наместник…
В платье рыночного торговца покинул Обитель свою Иерарх. Присоединился к ожидавшему его Адусу — и безмолвно последовал через весь Священный Город за этим странным, непонятным и непонятым человеком. Тот уверенно вёл его к хижине своей.
Кошкой крался за ними верный слуга Иерарха, призванный блюсти безопасность властелина своего и жизнь его беречь пуще ока своего. То был единственный из смертных, кто пользовался неограниченным доверием Верховного Жреца, и честь сия высоко телохранителем ценилась.
До хижины добрались беспрепятственно. Адус жестом пригласил Иерарха войти. Тот подчинился. Сырой полумрак и убогость жилища казначея отразились на гордом челе Верховного Жреца гримасой брезгливости.
— Да разве может здесь жить человек! — воскликнул он, скользя взглядом по тёмным углам хижины.
Усмехнулся Адус и жёстко ответил гостю:
— Моё обиталище — хоромы царские в сравнении с теми норами, где нищие Священного Города ютятся… Но приступим к делу.
У стены, на грубой лежанке, где проводил обычно одинокие свои ночи Адус, прикрытое старым халатом, неподвижно лежало тело Учителя. Адус бережно отпахнул полу халата, обнажив лицо умершего.
— Скажи, Жрец, не обманул ли тебя верный твой слуга? — вопросил он. — Пророк ли пред тобой?
Одно короткое мгновение задержал Иерарх взгляд свой на застывшем челе Учителя — и отвернулся, смущённый.
— Пророк, — тихо сказал он, кивнув.
— Тогда за дело, Верховный Жрец.
Невольно поморщился Иерарх: сей титул под сводами глинобитной лачуги прозвучал откровенной насмешкой.
И вновь тело несчастного перекочевало на старую, скрипучую телегу, и снова худой, вечно голодный мул мучительно потащил её за собой через весь Город. Оба сообщника — ибо теперь они были сообщниками — молча, подобно почётному эскорту, шли по обе стороны от телеги. Торжествующий огонёк зажёгся в глазах Адуса, на губах заиграла едва заметная усмешка — и не сходила уже вплоть до самого конца пути их.
Базарная площадь встретила их обычным многолюдием: бойкие торговцы вовсю расхваливали товар свой, зорко наблюдая за конкурентами и вездесущими базарными карманниками, горожане всех сословий сновали меж торговых рядов, скользя взглядами по изобилию выставленных для продажи товаров и до исступления торгуясь с их владельцами — жизнь снова вступала в свои права, словно предав забвению ужас минувшей ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Чья это гробница?
— Она принадлежит мне.
— Тебе? — удивился Верховный Жрец. — И ты хочешь сказать…
— Да, я купил её. Сегодня утром, прежде, чем прийти сюда.
— Вот оно что! Ты предусмотрителен, раб.
— Распорядись выслать к гробнице своих рыцарей, Жрец, и прикажи им охранять её до завтрашнего утра. Мы же с тобой без промедления отправимся за телом казнённого пророка.
— Мы с тобой?! Ты что же, хочешь, чтобы я на себе, через весь Город, тащил этого мертвеца?! Твоя дерзость не знает пределов, раб, и ты поплатишься за неё!
— Не забывай, что тело пророка всё ещё в моих руках, — твёрдо произнес Адус. — Либо мои условия будут выполнены, либо…
— Либо? — грозно спросил Верховный Жрец, подавшись вперёд.
— …либо пророк воскреснет.
Поставленный перед дилеммой, Иерарх недолго колебался: гордость уступила место целесообразности.
— Я готов последовать за тобой, раб.
— Я знал, что разум твой восторжествует, — склонился в поклоне Адус. — Не отчаивайся, Жрец, ты будешь лишь сопровождать тело пророка к гробнице — не более.
— Зачем тебе это нужно?
— У твоего верного раба нет иных помыслов, — смиренно произнёс Адус, — кроме блага твоего, Верховный Жрец, и блага великой Империи. Сопровождая тело пророка к месту погребения, ты сможешь удостовериться, что не произошло подмены и погребён именно тот человек, чьё воскресение из мёртвых способно лишить тебя трона твоего.
— Я мог бы послать вместо себя кого-либо из своих людей, — возразил Верховный Жрец.
— Ты веришь своим людям? — вкрадчиво спросил Адус.
Жрец отвернулся. Он не верил никому — этот презренный раб задел наиболее потаённую струну его души.
— Что же ты хочешь за тело пророка? — спросил он.
— О, совсем немного! Милости к тем одиннадцати слепцам, коих именуют учениками пророка. Обещай, что не станешь преследовать их — они и так уже наказаны за слепоту свою.
Взметнулись вверх густые брови Иерарха.
— Ты хочешь, чтобы я пощадил их? Я ожидал услышать от тебя иное.
— Что же, Жрец?
— Требования их голов, раб.
— На что мне головы ничтожеств, Жрец? — презрительно усмехнулся Адус.
— Ты не хочешь отомстить им? — удивлённо спросил Верховный Жрец.
— За что же, Жрец?
— За то, что не они, а ты предал их Учителя!
Адус покачал головой.
— Я сделал лишь то, что предначертано судьбой, — чуть слышно прошептал он. И уже громче добавил: — Нет, Жрец, за это я мстить не хочу. Но есть другое…
— Что же, раб?
Понять ли гордому властителю, что творится в душе ничтожнейшего из рабов его!
— Оставим это, Жрец, — ответил Адус. — Но ты прав: я жажду возмездия. — Глаза его сверкнули. — А разве может быть месть слаще, чем заступничество за врагов своих перед сильным мира сего? Великодушие недруга всегда больно ранит душу врага его.
И снова удивился Верховный Жрец.
— Ты не так прост, доносчик, — сказал он, качая головой. — Хорошо, я выполню твою просьбу. Даю слово Верховного Жреца не преследовать учеников казнённого.
— Я верю слову твоему, Верховный Жрец, — склонился в благодарном поклоне Адус.
— Итак?..
— Я жду тебя у ворот Обители.
13.
Уже к полудню Священный Город оправился от ночного землетрясения. Растащены завалы, расчищены кривые улочки, убраны трупы, смыта кровь с булыжной мостовой… Жизнь постепенно входила в привычную колею.
И всё же ужас минувшей ночи оставил глубокий след в душах суеверных горожан. Страх сквозил в их глазах — страх перед неведомым, перед зыбкостью земного существования, перед гневом Господним. Храм, олицетворявший всемогущество Бога Единого, Храм, испокон века служивший прибежищем людей в страданиях и горестях их, Храм, надёжно цементирующий основы всего Ирийского царства, символизирующий его и освящающий его — превращённый в груду мёртвых камней, лежал он теперь в руинах. И страх людской был потому не перед минувшим — страх был направлен в будущее: чего же ждать бренному, ничтожному человеку, коли земное обиталище самого Бога обратилось в прах? Не предзнаменование ли сие грядущего конца?
Понимал это и Верховный Жрец. Охранить пошатнувшиеся основы вчера ещё могущественной Церкви, не допустить краха собственного всевластья, сохранить и укрепить авторитет касты жрецов, предотвратить возможность бунта черни — вот в чём видел Иерарх основную свою задачу. Потому и ухватился он за предложение Адуса: торжество над уже мёртвым, но ещё не поверженным пророком могло — и должно — было стать началом новой эры его, Верховного Жреца, могущества. Кто знает, не потеснится ли тогда и Наместник…
В платье рыночного торговца покинул Обитель свою Иерарх. Присоединился к ожидавшему его Адусу — и безмолвно последовал через весь Священный Город за этим странным, непонятным и непонятым человеком. Тот уверенно вёл его к хижине своей.
Кошкой крался за ними верный слуга Иерарха, призванный блюсти безопасность властелина своего и жизнь его беречь пуще ока своего. То был единственный из смертных, кто пользовался неограниченным доверием Верховного Жреца, и честь сия высоко телохранителем ценилась.
До хижины добрались беспрепятственно. Адус жестом пригласил Иерарха войти. Тот подчинился. Сырой полумрак и убогость жилища казначея отразились на гордом челе Верховного Жреца гримасой брезгливости.
— Да разве может здесь жить человек! — воскликнул он, скользя взглядом по тёмным углам хижины.
Усмехнулся Адус и жёстко ответил гостю:
— Моё обиталище — хоромы царские в сравнении с теми норами, где нищие Священного Города ютятся… Но приступим к делу.
У стены, на грубой лежанке, где проводил обычно одинокие свои ночи Адус, прикрытое старым халатом, неподвижно лежало тело Учителя. Адус бережно отпахнул полу халата, обнажив лицо умершего.
— Скажи, Жрец, не обманул ли тебя верный твой слуга? — вопросил он. — Пророк ли пред тобой?
Одно короткое мгновение задержал Иерарх взгляд свой на застывшем челе Учителя — и отвернулся, смущённый.
— Пророк, — тихо сказал он, кивнув.
— Тогда за дело, Верховный Жрец.
Невольно поморщился Иерарх: сей титул под сводами глинобитной лачуги прозвучал откровенной насмешкой.
И вновь тело несчастного перекочевало на старую, скрипучую телегу, и снова худой, вечно голодный мул мучительно потащил её за собой через весь Город. Оба сообщника — ибо теперь они были сообщниками — молча, подобно почётному эскорту, шли по обе стороны от телеги. Торжествующий огонёк зажёгся в глазах Адуса, на губах заиграла едва заметная усмешка — и не сходила уже вплоть до самого конца пути их.
Базарная площадь встретила их обычным многолюдием: бойкие торговцы вовсю расхваливали товар свой, зорко наблюдая за конкурентами и вездесущими базарными карманниками, горожане всех сословий сновали меж торговых рядов, скользя взглядами по изобилию выставленных для продажи товаров и до исступления торгуясь с их владельцами — жизнь снова вступала в свои права, словно предав забвению ужас минувшей ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17