Авторы полагают, что левое полушарие обеспечивает и поверхностные, и глубинные структуры приобретенного языка. Однако, что в этом случае говорит о самом существовании глубинных структур? Ни классификация слов, ни классификация фраз, ни пересказ текста при выключении правого полушария и сохранности левого не свидетельствуют ни о чем, кроме достаточно высоко развитой способности к пониманию и воссозданию сложных грамматических конструкций. Классификация слов происходит с ориентацией только на чисто языковые показатели, без тенденции к построению целостного образа референта. Грамматически правильный пересказ текста не передает сюжет рассказа.
Возникает вопрос: не являются ли глубинными структурами приобретенного в школе языка глубинные структуры материнского языка, на которых базируются поверхностные структуры обоих языков? Однако испытуемый достаточно успешно использует второй язык в коммуникациях после выключения правого полушария, и это может означать, что поверхностные структуры языка способны выполнять роль самостоятельного языкового образования, отщепленного от глубинных структур и тем не менее сохраняющего коммуникативные функции. Но в таком случае может быть следует говорить не о разных компонентах и структурах единой речевой функции, а о разных коммуникативных функциях языка.
С одной стороны, язык – это конкретное воплощение и орудие логико-аналитических компонентов мышления. В языке закрепляются определенные значения и такие отношения между ними, которые обеспечивают их однозначное понимание. Без этого был бы также невозможен никакой последовательный анализ. Но, с другой стороны, язык – это средство живого неформального общения, в процессе которого возникают и меняются неповторимые личностные смыслы, и без их передачи невозможно истинное взаимопонимание. Родной язык обладает богатейшими возможностями для передачи таких смыслов, и возможности эти обеспечиваются образными компонентами мышления. В естественном языке имя гораздо более виртуально и меньше привязано к единственному значению, чем в любом искусственном и любом выученном языке.
Именно правое полушарие воспринимает слова как неконвенциональные. Смысл виртуальных имен в каждый момент целиком определяется контекстом, в который они вписаны. Это не только контекст высказывания в структуре речи – это весь широкий контекст отношений между людьми, как и отношений человека с миром, включая его прошлый опыт и широкий круг ассоциаций.
Чтобы не потерять самих образов за системой их наименования, речь должна отражать множественность связей между ними. Поэтому подлинная глубина и полнота взаимопонимания требует использования метафор, и попытка избавиться от них во имя точности высказывания ведет к потере этих свойств, а следовательно и самой точности. Считается, что показанием знания иностранного языка является понимание анекдотов. Действительно, в основе понимания анекдотов лежит способность к пониманию широких контекстов, выходящих за формальные пределы, особенно языковых построений.
Поэтому естественный язык не может рассматриваться в оппозиции к невербальным формам коммуникации, а должен рассматриваться в неразрывной связи с ними, ибо речь в родном языке формируется параллельно возможностям образного контекста и с опорой на эти возможности. Отсюда так важна активация образного контекста для восстановления нарушений речи. Хотя в естественном языке обе функции полушарий – создание однозначного и создание многозначного контекста – тесно переплетены, по существу они совершенно различны и даже прямо противоположны по направленности и в определенных условиях могут быть разделены. Поверхностные структуры языка – сложные грамматические конструкции, подчиненные законам формальной логики, – формируются в онтогенезе позднее, чем глубинные структуры.
Образуясь на базе этих глубинных структур, они в дальнейшем могут приобретать вполне самостоятельное значение и стать основой создания искусственных языков (математический язык, язык компьютеров, а в наиболее общем виде – тот однозначно понимаемый язык учебников, часто отождествляемый с языком науки, который заведомо должен быть лишен метафоричности).
В связи с вышесказанным можно предполагать, что активация образного мышления необходима прежде всего для восстановления именно виртуальной функции родного языка, обеспечивающей передачу индивидуальных смыслов, а не формализованных и обобщенных значений. Если в онтогенезе образные компоненты мышления, способность к организации многозначного контекста являются базисными для экспликации речи, то активация этих же компонентов мышления при афазии как бы воспроизводит естественную последовательность событий в становлении родного языка. Представляется также совершенно закономерным, что у лиц, владеющих двумя языками, один из которых выучен в школе, острое выключение правого полушария приводит к выпадению глубинных структур (виртуальности, соотнесенности с миром) не только материнского, но и приобретенного второго языка. Как может быть иначе, если глубинные структуры языка закладываются одновременно с развитием многозначного контекста и в неразрывной связи с ним в процессе приобретения первичного чувственного образа? Новые языки должны базироваться на уже устоявшихся глубинных структурах материнского. И, может быть, особые, выдающиеся способности к языкам отдельных полиглотов объясняются их способностью на протяжении всей жизни, а не только первых ее лет, обеспечивать каждый вновь усваиваемый язык «золотым запасом» образного мышления, как бы независимо от ранее усвоенных языков. Это должно быть особенно сложно, когда освоение языка происходит не в стране его носителей и, следовательно, вне всего контекста жизненных, бытовых реалий, соответствующих всему строю языка. Методы погружения, которые используют для активного и ускоренного изучения языка – это по существу погружение не только в языковую, но и в мета-языковую среду, и поэтому участникам этих занятий предлагается поменять свои имена на имена, принятые в этом языке, и по возможности почувствовать себя живущими с этими именами. Если иметь в виду, что при этом создается атмосфера коллективной суггестии, которая активирует образные компоненты мышления, то станет ясно, что практика погружения по меньшей мере не противоречит основным положениям данной работы.
Представление о двух полярных функциях языка, неразрывно связанных в естественной речи, но поддающихся разделению в экспериментальных условиях, в условиях патологии и при создании искусственных языков, может способствовать дальнейшей разработке проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Возникает вопрос: не являются ли глубинными структурами приобретенного в школе языка глубинные структуры материнского языка, на которых базируются поверхностные структуры обоих языков? Однако испытуемый достаточно успешно использует второй язык в коммуникациях после выключения правого полушария, и это может означать, что поверхностные структуры языка способны выполнять роль самостоятельного языкового образования, отщепленного от глубинных структур и тем не менее сохраняющего коммуникативные функции. Но в таком случае может быть следует говорить не о разных компонентах и структурах единой речевой функции, а о разных коммуникативных функциях языка.
С одной стороны, язык – это конкретное воплощение и орудие логико-аналитических компонентов мышления. В языке закрепляются определенные значения и такие отношения между ними, которые обеспечивают их однозначное понимание. Без этого был бы также невозможен никакой последовательный анализ. Но, с другой стороны, язык – это средство живого неформального общения, в процессе которого возникают и меняются неповторимые личностные смыслы, и без их передачи невозможно истинное взаимопонимание. Родной язык обладает богатейшими возможностями для передачи таких смыслов, и возможности эти обеспечиваются образными компонентами мышления. В естественном языке имя гораздо более виртуально и меньше привязано к единственному значению, чем в любом искусственном и любом выученном языке.
Именно правое полушарие воспринимает слова как неконвенциональные. Смысл виртуальных имен в каждый момент целиком определяется контекстом, в который они вписаны. Это не только контекст высказывания в структуре речи – это весь широкий контекст отношений между людьми, как и отношений человека с миром, включая его прошлый опыт и широкий круг ассоциаций.
Чтобы не потерять самих образов за системой их наименования, речь должна отражать множественность связей между ними. Поэтому подлинная глубина и полнота взаимопонимания требует использования метафор, и попытка избавиться от них во имя точности высказывания ведет к потере этих свойств, а следовательно и самой точности. Считается, что показанием знания иностранного языка является понимание анекдотов. Действительно, в основе понимания анекдотов лежит способность к пониманию широких контекстов, выходящих за формальные пределы, особенно языковых построений.
Поэтому естественный язык не может рассматриваться в оппозиции к невербальным формам коммуникации, а должен рассматриваться в неразрывной связи с ними, ибо речь в родном языке формируется параллельно возможностям образного контекста и с опорой на эти возможности. Отсюда так важна активация образного контекста для восстановления нарушений речи. Хотя в естественном языке обе функции полушарий – создание однозначного и создание многозначного контекста – тесно переплетены, по существу они совершенно различны и даже прямо противоположны по направленности и в определенных условиях могут быть разделены. Поверхностные структуры языка – сложные грамматические конструкции, подчиненные законам формальной логики, – формируются в онтогенезе позднее, чем глубинные структуры.
Образуясь на базе этих глубинных структур, они в дальнейшем могут приобретать вполне самостоятельное значение и стать основой создания искусственных языков (математический язык, язык компьютеров, а в наиболее общем виде – тот однозначно понимаемый язык учебников, часто отождествляемый с языком науки, который заведомо должен быть лишен метафоричности).
В связи с вышесказанным можно предполагать, что активация образного мышления необходима прежде всего для восстановления именно виртуальной функции родного языка, обеспечивающей передачу индивидуальных смыслов, а не формализованных и обобщенных значений. Если в онтогенезе образные компоненты мышления, способность к организации многозначного контекста являются базисными для экспликации речи, то активация этих же компонентов мышления при афазии как бы воспроизводит естественную последовательность событий в становлении родного языка. Представляется также совершенно закономерным, что у лиц, владеющих двумя языками, один из которых выучен в школе, острое выключение правого полушария приводит к выпадению глубинных структур (виртуальности, соотнесенности с миром) не только материнского, но и приобретенного второго языка. Как может быть иначе, если глубинные структуры языка закладываются одновременно с развитием многозначного контекста и в неразрывной связи с ним в процессе приобретения первичного чувственного образа? Новые языки должны базироваться на уже устоявшихся глубинных структурах материнского. И, может быть, особые, выдающиеся способности к языкам отдельных полиглотов объясняются их способностью на протяжении всей жизни, а не только первых ее лет, обеспечивать каждый вновь усваиваемый язык «золотым запасом» образного мышления, как бы независимо от ранее усвоенных языков. Это должно быть особенно сложно, когда освоение языка происходит не в стране его носителей и, следовательно, вне всего контекста жизненных, бытовых реалий, соответствующих всему строю языка. Методы погружения, которые используют для активного и ускоренного изучения языка – это по существу погружение не только в языковую, но и в мета-языковую среду, и поэтому участникам этих занятий предлагается поменять свои имена на имена, принятые в этом языке, и по возможности почувствовать себя живущими с этими именами. Если иметь в виду, что при этом создается атмосфера коллективной суггестии, которая активирует образные компоненты мышления, то станет ясно, что практика погружения по меньшей мере не противоречит основным положениям данной работы.
Представление о двух полярных функциях языка, неразрывно связанных в естественной речи, но поддающихся разделению в экспериментальных условиях, в условиях патологии и при создании искусственных языков, может способствовать дальнейшей разработке проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78