– Я все знаю, – доложил мне Чан Ванли смиренно. – Вы все – подлецы, предатели и негодяи. Я же чересчур добр к вам… был!
Вы станете оправдываться… Так. Хорошо. Послушаем. Как выглядит дело с вашей точки зрения? Интересно.
– Мы прилетели, – с уважением начал я. – Расположились в монастыре. Хьюи устроил гулянку. Все перепились, играли в карты… Тун тоже… Кто-то облил его томатным соусом…
– Соком, – поправил Сухой Бамбук тупо.
– Существенная деталь, – сказал Чан Ванли смиренно.
– Соком, – согласился я. – Я в это время спал… Ну, он отправился к озеру. Очевидно, был пьян, утонул…
На лице Чан Ванли проступила скука. Он дернул шнур звонка и негромко сказал в сторону приоткрывшейся двери:
– Хьюи сюда.
Вошел Хьюи – бледный и скромный. Многократно кланяясь. В шортах. С испуганной улыбкой.
– Брат Тао, – произнес Чан Ванли, размышляя о чем-то отвлеченном. – Сегодня вы зашьете этому псу таблетки. Полагаю, они в значительной степени повлияют на его контакт с рюмкой. И горе будет тебе… – Он вяло погрозил пальцем подобравшемуся, потному от страха Хьюи, – если ты посмеешь избавиться от них!
Сегодня же… вы поняли, брат Тао?
– Если сегодня же – он умрет, – посмел возразить я. –
Операции такого рода предшествует некоторый период: десять дней; организм должен очиститься, иначе…
– Прекрасно. Десять дней.
– Ты будешь свободен от всех обязанностей, – сказал я Хьюи в попытке подсластить пилюлю.
– А он их что, исполняет? – осведомился старец с гримасой ухмылки.
– У тебя будет высокая тепература, – продолжил я в сторону затравленно кивающего Хьюи. – Я введу лекарство, и полторы недели ты не сможешь подняться с постели…
Чан Ванли, слушая, умиротворенно прикрыл глаза.
– Но, господа… – лепетал Хьюи, ползая у шефа в ногах. –
Я не буду и так… Я боюсь!
– Убрать этого, – вскользь проронил старец, обернувшись к двери, и Хьюи сноровисто вытащили под локотки вон.
Мерцающими камнями перстней Чан Ванли бережно коснулся лба, замер, страдальчески смежив веки, будто оглушенный приступом головной боли; затем сквозь растопыренные пальцы как бы испуганно воззрился на нас. И – начался театрализованный фарс разноса.
– Погиб человек! Наш брат! – вскричал Чан Ванли патетически. – И виноваты в его смерти вы! За что я вам плачу?
Безответственные дармоеды! У одного – понос, у другого – только и мысль, чтобы приложиться к бутылке, у вас, брат Тао, вовсе хроническая эйфория – плевать на все… Н-не понимаю. Вы были обязаны взять командование на себя! Пресечь пьянство!
Зачинщиков наказать!
– Но каким образом, позвольте…
– Молчать! Что? Каким образом? Расстрелять! Да! И я бы одобрил! А ты? – Он вывернул ладонь, целя ею как клинком в понурого Сухого Бамбука. – Как ты посмел оставить группу? Ты не имел никакого права болеть! Потом, что за болезнь – понос?
Чушь. В вертолете есть пулеметные люки, в конце концов…
Неженки, бездельники, пустозвоны! Кстати, – щепотка пальцев, собранная в острие, теперь указывала на меня, – ответьте, зачем нужен этот Тибет? Я рискую техникой, людьми, трачу горючеее…
Я каждый раз с трудом покупаю маршрут у пограничной охраны…
Хватит, существуют пределы!
– Но откуда брать сырье для лекарств?
– Найдите агентов. Молчать! Я говорю! Есть люди, умеющие достать все, лишь бы им платили. И мы будем платить, и это обойдется куда дешевле, будьте уверены! Вы же просто лентяй и никогда о подобных вариантах не думали, вот и все. Теперь – задумайтесь!
Я знал, что беспокоило Чан Ванли… Тун мог оказаться жив, и его встреча с властями…
– Затем вы плохо осмотрели берег… – продолжил Чан Ванли озабоченно. – Надо было обыскать дно озера… Нет, бестолковые, безынициативные… тьфу! – Лицо его столо угрюмо. – Я наказываю вас утратой доверия.
– Господин. К вам господин Робинс, – сказал из-за двери на ноте безупречного терпения сытый баритон лакея.
– Вон! Оба! – засуетился шеф. – Эй, там! Пусть он войдет… А!… вы останьтесь, брат Тао.
И появился Робинс. Раскланялся. Посмотрел на меня. При этом один глаз его выражал холодную тревогу, другой – радость, подобающую ситуации.
– Ах, мистер Тао! – развел он руки, как обороняющийся краб клешни. – Я так хотел поговорить с вами, но вы отсутствовали…
А сегодня я улетаю. Обстоятельства… Впрочем, обязательно заеду попрощаться. И возьму заодно лекарство. Если, конечно, вы его приготовили. То… – Он выждал паузу. – Тибетское.
Успокаивающее, хе-хе…
– Я сделал все от меня зависящее. И, думаю, сделал хорошо.
– Не сомневаюсь, – откликнулся Робинс. – Особенно после того, что я слышал о вашем искусстве от господина Чан Ванли…
А такой мудрый человек как господин Чан Ванли никогда не ошибается в людях, и к опрометчивым характеристикам не склонен…
– Ну полно, полно, – польщенно отмахнулся шеф.
– Я буду в клинике через час, – сказал я. – Так что к вашим услугам, жду…
– Господа, – вмешался Чан Ванли елейно, – Сожалею, но вряд ли у вас будет сколько-нибудь времени… Некоторые проблемы с вашим багажом, мистер Робинс. Я потому вас, собственно, и пригласил. Сейчас мы должны ехать в Кай-Так, обсудить там кое-что с таможней… Ваши вещи из отеля доставят мои люди, они же оплатят счета… Кстати, бра… мистер Тао сам может привезти лекарство. – Впрочем, нет. Я пошлю в клинику человека, он возьмет и доставит. На таможне некоторая неразбериха… До свидания, мистер Тао, мы спешим.
«Что поделаешь… – говорит мне ускользающий взгляд Робинса. – Я знаю, у тебя много вопросов, но видишь как…»
Я выхожу из резиденции Чан Ванли – проклятой сушеной жабы, черт бы его забрал, в самом деле…
Да, у меня много вопросов. Но только смог бы на них ответить Робинс? Знает ли он, как жить мне дальше и на что надеяться? И верно ли истолковал я сожаление в его взгляде? А вдруг он также досадовал на невозможность получить ответы? Но они даны. Вернее, дан один, главный. Тогда – остается неудовлетворенное любопытство профессионала. К тому, насколько отлична теория исполнения приказа в сравнении с его практическим воплощением. В таком случае – мне бы ваши заботы, дорогой Робинс…
Но неужели вся моя жизнь предшествовала тому, что я сделал по воле этого пришлого человека? Тому, чтобы провести кого-то куда-то и опять очутиться в темноте коридора и вновь идти в нем наощупь, как прежде?…
Я вижу перед собой Сухого Бамбука. Волнуясь, тот облизывает губы розовым, свидетельствующим о прекрасном самочувствии языком.
– Надо было найти труп и закопать, – сообщает он, сокрушаясь. – Тогда бы сошло. Меня лишили трех зарплат.
Я машинально проверяю маску. Она вполне способна служить выражением соболезнования.
Бледно-голубой флаг неба с желтым кружком улыбающейся луны.
Асфальт несется навстречу, как крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13