Уже несколько дней он ничего не ест, и добрая женщина, чтоб спасти его от голодной смерти, решает кормить его с ложечки. Она размельчает цыплячьи потроха, картошку, капусту и репу и появляется в гостиной с дымящимся блюдом, обжигающим ей подушечки пальцев. Когда глаза ее осваиваются с потемками, она различает его в углу, дрожащего, в обмоченной ночной рубашке, с его неправдоподобным хохолком, вставшим дыбом. Прямо там же она завязывает у него на шее салфетку, целует в лоб и, поддерживая его слабые челюсти своими коленями, начинает заталкивать в них пюре, приговаривая:
– Эта ложечка за легионеров Альбиньяна. Эта за львов Роты. Эта за дружков из аэроклуба. Эта за компанию из баскского ресторана. Эта за генерала Варелу. Эта за Божественную пастушку, в которую, я знаю, вы очень веруете. Эта за кабальеро Геркулеса, который основал город. Эта за Альфонса X, который разбил мавров. Эта за Сто тысяч детей святого Луиса, которые освободили город от либерализма. Эта за марианистов из Сан-Фелипе-Нери, с которыми вы учились. Эта за Коммерческую палату. И эта за донью Энкарнасьон.
Скоро она убеждается, что всякий раз, когда упоминается покойница, дон Себастьян пугается, стискивает зубы, строит ужасные гримасы и наконец благоговейно утыкается между ее огромными грудями бывшей кормилицы. И женщина, которая умеет обращаться с мужчинами только как с детьми, говорит:
– Вы больше похожи на сопливого сироту, дон Себас, чем на безутешного вдовца.
Дон Абрахам не подозревает, какую жалкую жизнь влачит дон Себастьян Пайядор. Он предполагает, что тот уязвлен в самое больное место и, упустив отца, жаждет отомстить сыну. В это время оркестр получает приглашение на три месяца, с возможным продлением контракта в Альхесирас, в отель «Королева Кристина». Хотя это предложение весьма выгодное, поначалу он даже не берет его в расчет, потому что оно означает отдалиться от Кадиса и временно отказаться от возможности отплыть за море. Но, поразмыслив, он приходит к выводу, что это хороший случай, чтоб вырвать Звездочета из когтей дона Себастьяна.
Хотя всего сто четыре километра разделяют два города, для горсти евреев путешествие превращается в пытку. Чтоб переместиться из одного пункта в другой, надо иметь пропуск. Хлопоты долги и обременительны, расшатанные нервы беженцев-евреев снова проверяются на прочность в комиссариатах и в жандармских участках. Так как на обороте их удостоверений личности красными чернилами написано слово «еврей», служащие колеблются и всегда обнаруживают, что для получения окончательного разрешения в их бумагах не хватает той или иной совершенно необходимой подписи. Бумаги копируют те, что заведены в Германии, и представляют собой триптих из трех одинаковых частей, в которых содержатся персональные данные. Перед отъездом надо отдать первую часть в комиссариат того места, которое ты покидаешь. Вторую часть ты хранишь как зеницу ока в течение всей поездки, а третью отдаешь в комиссариат по месту прибытия.
Дирижер выбрал для прощания с публикой «Атлантики» увертюру из «Счастливых рабов» Хуана Крисостомо Арриаги, и уже почти в течение месяца оркестр завершает свои выступления замирающими нотами праздничного и неожиданно радостного финала, полагая каждый раз – и все менее обоснованно, – что завтра утром они отправятся в Альхесирас. Поклонники устали махать платочками; от слез размазывается тушь на ресницах проституток.
Разрешение поступает, когда его уже не ждут, и накануне отъезда музыканты не знают, чем еще удивить публику. Вечер закончен, и дирижер поднимает палочку, чтобы атаковать увертюру Арриаги, но она уже столько раз сыграна, что потеряла смысл в качестве прощального жеста. Публика выжидательно молчит. Тогда дирижер просит Звездочета придумать что-нибудь. Мальчик играет сладостную чувственную песнь, которая входит, как нож, в сердца присутствующих, а особенно в сердце Фридриха, воспринимающего ее как прощание лично с ним, потому что накануне он узнал, что до Альхесираса они будут добираться раздельно. Звездочет попросил у дирижера разрешения сопровождать Дон: она тоже едет в Альхесирас по своим делам и умоляла не бросать ее одну.
Пока Звездочет играет, Фридрих старается не смотреть на него. Он смущен. И всегда, когда он слышит игру друга, он ощущает свой фальшивый образ как досадный балласт, но на этот раз он просто невыносим. Пока Звездочет возится, убирая гитару в чехол, взволнованная тишина террасы нарушается пронзительной жаркой дробью женских каблучков. Дон берет его за руку:
– Что, если мы вместе выпьем? Идем! Я умираю от жажды.
Фридриха уязвляет эта фраза. Он думает о том, что никогда не сможет сказать Звездочету что-нибудь с такой же откровенностью и естественностью, как это получается у Дон. О том, что под своей сдерживающей маской мужчины он лишен ее оружия. Скрипка выскальзывает из его влажных рук: это слезы, которым он запрещает течь из глаз, выступают у него сквозь поры кожи. Он боится, что, когда они снова встретятся в Альхесирасе, Звездочет уже не будет прежним после дороги в компании этой женщины. Но сам Звездочет, похоже, ни о чем таком не думает. Уходя, он посылает Фридриху обычный взгляд своих глаз цвета чернослива, чуть печальных и мрачноватых, и отстраняется от руки Дон.
Этой ночью, пока Фридрих ворочается в постели без сна, ощупывая в темноте свое тело, начинающее обретать формы, его соперница с персиковыми волосами перечисляет Звездочету в «Пай-Пае», между приступами пьяного кашля, свои доводы в пользу того прогноза, что немцы при поддержке армии Франко войдут в Гибралтар. Она очень возбуждена: до нее дошли сведения, что военный комендант Гибралтарской зоны срочно ездил в Германию, где Гитлер показал ему колоссальное орудие, в свое время специально разработанное для прорыва линии Мажино и способное пробить бетон толщиной семь метров с расстояния десяти километров. «То, что нужно для скалы», – как говорят, лаконично прокомментировал фюрер. Он подарил генерал-губернатору пустую гильзу от этого чудовищного орудия, и тот, вернувшись в Кадис, с восхищением ее демонстрирует. Превращенная в цветочную вазу, она украшает стол в его кабинете, а рядом с ней лежит доклад об операции «Феликс», несколько страничек из которого смог прочитать осведомитель Дон – офицер с недостаточной зарплатой. Она цитирует доклад по памяти, приподнятым тоном, в котором нарастает угроза, а желтая пена «порто-флипа» на ее губах закипает от гнева: «Разведгруппы, переодетые в штатское, исследуют зону, чтоб разработать окончательный план нападения. Бранденбургский полк и минеры из Пятидесятого и Инженерного полков будут оставаться в отдалении от испанской границы до самого момента своего перемещения в закрытых грузовиках в лагерь возле Гибралтара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Эта ложечка за легионеров Альбиньяна. Эта за львов Роты. Эта за дружков из аэроклуба. Эта за компанию из баскского ресторана. Эта за генерала Варелу. Эта за Божественную пастушку, в которую, я знаю, вы очень веруете. Эта за кабальеро Геркулеса, который основал город. Эта за Альфонса X, который разбил мавров. Эта за Сто тысяч детей святого Луиса, которые освободили город от либерализма. Эта за марианистов из Сан-Фелипе-Нери, с которыми вы учились. Эта за Коммерческую палату. И эта за донью Энкарнасьон.
Скоро она убеждается, что всякий раз, когда упоминается покойница, дон Себастьян пугается, стискивает зубы, строит ужасные гримасы и наконец благоговейно утыкается между ее огромными грудями бывшей кормилицы. И женщина, которая умеет обращаться с мужчинами только как с детьми, говорит:
– Вы больше похожи на сопливого сироту, дон Себас, чем на безутешного вдовца.
Дон Абрахам не подозревает, какую жалкую жизнь влачит дон Себастьян Пайядор. Он предполагает, что тот уязвлен в самое больное место и, упустив отца, жаждет отомстить сыну. В это время оркестр получает приглашение на три месяца, с возможным продлением контракта в Альхесирас, в отель «Королева Кристина». Хотя это предложение весьма выгодное, поначалу он даже не берет его в расчет, потому что оно означает отдалиться от Кадиса и временно отказаться от возможности отплыть за море. Но, поразмыслив, он приходит к выводу, что это хороший случай, чтоб вырвать Звездочета из когтей дона Себастьяна.
Хотя всего сто четыре километра разделяют два города, для горсти евреев путешествие превращается в пытку. Чтоб переместиться из одного пункта в другой, надо иметь пропуск. Хлопоты долги и обременительны, расшатанные нервы беженцев-евреев снова проверяются на прочность в комиссариатах и в жандармских участках. Так как на обороте их удостоверений личности красными чернилами написано слово «еврей», служащие колеблются и всегда обнаруживают, что для получения окончательного разрешения в их бумагах не хватает той или иной совершенно необходимой подписи. Бумаги копируют те, что заведены в Германии, и представляют собой триптих из трех одинаковых частей, в которых содержатся персональные данные. Перед отъездом надо отдать первую часть в комиссариат того места, которое ты покидаешь. Вторую часть ты хранишь как зеницу ока в течение всей поездки, а третью отдаешь в комиссариат по месту прибытия.
Дирижер выбрал для прощания с публикой «Атлантики» увертюру из «Счастливых рабов» Хуана Крисостомо Арриаги, и уже почти в течение месяца оркестр завершает свои выступления замирающими нотами праздничного и неожиданно радостного финала, полагая каждый раз – и все менее обоснованно, – что завтра утром они отправятся в Альхесирас. Поклонники устали махать платочками; от слез размазывается тушь на ресницах проституток.
Разрешение поступает, когда его уже не ждут, и накануне отъезда музыканты не знают, чем еще удивить публику. Вечер закончен, и дирижер поднимает палочку, чтобы атаковать увертюру Арриаги, но она уже столько раз сыграна, что потеряла смысл в качестве прощального жеста. Публика выжидательно молчит. Тогда дирижер просит Звездочета придумать что-нибудь. Мальчик играет сладостную чувственную песнь, которая входит, как нож, в сердца присутствующих, а особенно в сердце Фридриха, воспринимающего ее как прощание лично с ним, потому что накануне он узнал, что до Альхесираса они будут добираться раздельно. Звездочет попросил у дирижера разрешения сопровождать Дон: она тоже едет в Альхесирас по своим делам и умоляла не бросать ее одну.
Пока Звездочет играет, Фридрих старается не смотреть на него. Он смущен. И всегда, когда он слышит игру друга, он ощущает свой фальшивый образ как досадный балласт, но на этот раз он просто невыносим. Пока Звездочет возится, убирая гитару в чехол, взволнованная тишина террасы нарушается пронзительной жаркой дробью женских каблучков. Дон берет его за руку:
– Что, если мы вместе выпьем? Идем! Я умираю от жажды.
Фридриха уязвляет эта фраза. Он думает о том, что никогда не сможет сказать Звездочету что-нибудь с такой же откровенностью и естественностью, как это получается у Дон. О том, что под своей сдерживающей маской мужчины он лишен ее оружия. Скрипка выскальзывает из его влажных рук: это слезы, которым он запрещает течь из глаз, выступают у него сквозь поры кожи. Он боится, что, когда они снова встретятся в Альхесирасе, Звездочет уже не будет прежним после дороги в компании этой женщины. Но сам Звездочет, похоже, ни о чем таком не думает. Уходя, он посылает Фридриху обычный взгляд своих глаз цвета чернослива, чуть печальных и мрачноватых, и отстраняется от руки Дон.
Этой ночью, пока Фридрих ворочается в постели без сна, ощупывая в темноте свое тело, начинающее обретать формы, его соперница с персиковыми волосами перечисляет Звездочету в «Пай-Пае», между приступами пьяного кашля, свои доводы в пользу того прогноза, что немцы при поддержке армии Франко войдут в Гибралтар. Она очень возбуждена: до нее дошли сведения, что военный комендант Гибралтарской зоны срочно ездил в Германию, где Гитлер показал ему колоссальное орудие, в свое время специально разработанное для прорыва линии Мажино и способное пробить бетон толщиной семь метров с расстояния десяти километров. «То, что нужно для скалы», – как говорят, лаконично прокомментировал фюрер. Он подарил генерал-губернатору пустую гильзу от этого чудовищного орудия, и тот, вернувшись в Кадис, с восхищением ее демонстрирует. Превращенная в цветочную вазу, она украшает стол в его кабинете, а рядом с ней лежит доклад об операции «Феликс», несколько страничек из которого смог прочитать осведомитель Дон – офицер с недостаточной зарплатой. Она цитирует доклад по памяти, приподнятым тоном, в котором нарастает угроза, а желтая пена «порто-флипа» на ее губах закипает от гнева: «Разведгруппы, переодетые в штатское, исследуют зону, чтоб разработать окончательный план нападения. Бранденбургский полк и минеры из Пятидесятого и Инженерного полков будут оставаться в отдалении от испанской границы до самого момента своего перемещения в закрытых грузовиках в лагерь возле Гибралтара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65