Прием.
– Немного, – согласилась она. – Но это же День благодарения, верно? Прием.
– Вчера вечером я слышал по радио, – сказал Оуэн, – какую-то миссионерскую станцию. Мне понравилась ее передача. Надеюсь, я начинаю прозревать. Я нахожу, что мысли здесь у меня становятся более ясными. Прием.
– Это, должно быть, чудесно. Ты хочешь поговорить с Мэгги? Прием.
В поисках дочери Энн оглянулась. Стрикланд снимал ее у телефона, а Херси записывал звук. Она положила трубку и отправилась на поиски Мэгги.
– Куда ты запропастилась? Твой отец на линии. Пожалуйста, поговори с ним.
Мэгги оторвала от книги взгляд, наполненный ужасом. Она вдавилась в кресло, переменилась в лице и словно обезумела. Не глядя на мать, она дико и глупо засмеялась. Это был ее испытанный способ добиться того, чтобы ее оставили в покое.
– Нет. Я не хочу.
– Оуэн, – проговорила Энн, вернувшись к телефону, – я не могу найти ее. Она куда-то запропастилась. Прием.
– Храни вас Бог, – произнес он через некоторое время. – Поговорим на Рождество. Конец связи.
Энн еще какое-то время сидела с замолкнувшей трубкой.
Стрикланд присоединился к сидящим за столом и потягивал портвейн. К ее удивлению, разговор у них шел о Вьетнаме. Она поспешила в гостиную, к Мэгги. Та сидела, отложив в сторону книгу, и плакала. Гнев у Энн прошел.
– Не плачь, – только и смогла сказать она. – У него все в порядке.
– С чем вы лежали в госпитале? – Мэри Уорд обращалась к Стрикланду.
– Со всякой всячиной. У меня было воспаление почек, осложнение после тропической лихорадки. Переломанные кости я не лечил. Пришлось просто уехать из Вьетнама.
– Я видел ваш фильм, – сообщил Базз. – Его показывали здесь.
– Здесь? – спросил Стрикланд. – В академии? Это удивляет меня.
– По-моему, в академии, – ответил Базз. Джоан смотрела на Стрикланда, как на большое пресмыкающееся на взлетно-посадочной полосе.
Киношники ушли около семи. Энн, Уорды и чета Конли уселись у камина. Мэгги не отрывалась от книги.
Когда уходили Конли, все, кроме Мэгги, провожали их в вестибюле. Базз и Джоан помогали Бенни надеть шинель.
– Мне не нравится этот фотограф, – перед уходом заявил Конли. – Я не думаю, что он мой друг.
– И я тоже, – отозвалась Джоан. Энн стояла с бокалом шампанского.
– Он ужасно заикается, – попробовала объяснить она. – Может быть, из-за этого он производит такое впечатление.
– Интересно, что он делал в Наме? – спросил Конли.
– Снимал фильм, – ответил Базз. – Чрезвычайно пацифистский и антивоенный.
Конли кивнул.
– Вы называли их слюнявыми миролюбцами, не так ли?
– Только не я, – отозвался Базз. – Я никогда не называл их так.
Конли ушли, и Базз, Мэри и Энн вернулись к камину.
– Как Тедди? – поинтересовалась Энн.
– Он в госпитале, – вздохнула Мэри, – проходит курс лечения. Он то выходит оттуда, то опять возвращается.
Какое-то время они грустно смотрели на полыхавший в камине огонь. Когда Мэри поднялась и пошла к телефону, чтобы поздравить родственников с праздником, Энн налила себе еще виски.
– Каким показался тебе его голос? – спросила она Базза. – Я имею в виду Оуэна.
– Голос у него нормальный.
Ей хотелось услышать чуть больше.
– Он не показался тебе несколько взволнованным?
– Да, в нем было что-то такое, – согласился Базз, – как у оратора, импровизирующего на улице.
– Пожалуй.
– А тебе он показался нормальным?
– Да, – ответила Энн, – наверное. Он говорил с тобой перед выходом в море? О своем участии в гонке?
– Ну, мы говорили кое о чем на рыбалке.
– Он спрашивал твое мнение?
Уорд заерзал в кресле.
– Да, ну, мы немного загуляли. Там, на рыбалке. Мне даже удалось заставить его выпить… Мы говорили о его путешествии, конечно, Энни. Мы говорили о многих вещах.
Она усмехнулась, видя, как он изворачивается.
– Что ты сказал ему?
В наступившем молчании каждый из них сделал по глотку виски.
– Ты посоветовал ему не ходить?
Уорд выпрямился в кресле и сложил руки на груди.
– До этого никогда не доходило.
– Не доходило?
Он посмотрел на нее с болью во взгляде.
– Полагаю, что тебе, Энни, придется разузнать об этом разговоре у самого Оуэна.
– Понятно. А теперь скажи мне. Он может справиться с гонкой?
– Конечно же, может. Несомненно.
– Я спрашиваю, потому что мне кажется, тебе известны такие вещи.
– Оуэн не должен сорваться, – проговорил Базз. – Не сорвись и ты.
– Мы оба знаем его, ведь так, Базз?
– Это верно.
Торжественность, с которой это было произнесено, показалась ей забавной, и она, к его неудовольствию, рассмеялась, сама того не желая. Ей пришлось встать и налить себе еще виски.
– Он не страшится физической опасности. И ты тоже. Вы оба отличаетесь этим. Но не все мужчины таковы.
– Да, не все, – согласился Базз.
– Как это проявляется?
Уорд пожал плечами.
– У всех по-разному.
– Мне кажется, что это хорошо, когда мужчина не робкого десятка. Так ведь?
– Да.
– Ну, а все же – почему лучше, когда мужчина храбрый? И почему не все таковы?
– Ладно, Энни, – не выдержал Базз. – Тебе это известно так же хорошо, как и мне.
– Нет, мне неизвестно. Расскажи.
– Все нормальные мужчины не боятся физической опасности, – взялся объяснять Уорд. – Без этого они не мужчины.
– Неужели?
– Увы, – усмехнулся Уорд.
– Но это не по-христиански, – заявила Энн. – Это несправедливо, это дискриминация.
– Вот уж не ожидал услышать это слово от тебя, Энни Браун. Не все ли тебе равно?
– Я думала, что тебе не все равно.
– Ты делаешь все, на что способен, – объяснял Базз. – Особенно когда за тобой наблюдают другие.
Она уставилась на него.
– Поэтому, если ты храбрый, ты все преодолеешь? Так, что ли?
– Ничего подобного, – возразил Уорд. – Нужен крепкий дух, тогда, если ты и не очень храбр, все преодолеешь. Но не наоборот. Любой, кто был на войне, знает это. И ты в том числе.
Его смутила ее откровенная усмешка, выдававшая ее превосходство над ним.
– И ты решил, что все это осталось там, Базз? В ханойском «Хилтоне»?
– Это не похоронено в ханойском «Хилтоне» – возразил Уорд, – который, кстати, мы называли зоопарком.
Они сидели молча, когда вошла Мэри.
– Мы набрались, – объявила ей Энн. – И не позволяй ему дурачить себя. – Она кивнула в сторону Уорда. – Он тоже хорош.
Уорд лишь проворчал что-то.
– Так что же мне делать? – спросила Энн у Уордов. – Просто ждать? Как когда-то?
– Именно, – ответил Уорд. – Как повелось от века.
36
«Легкий воздух, тяжелые широты», – гласила запись в его бортовом журнале. Он снял для Стрикланда летающую рыбу, затем сидел, лениво привалившись к мачте, и читал воспоминания яхтсменов-одиночников. Но оказалось, что они не вызывают у него большого интереса. За исключением Слокама, даже те из них, которыми он зачитывался на берегу ночами напролет, на море утрачивали свою привлекательность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
– Немного, – согласилась она. – Но это же День благодарения, верно? Прием.
– Вчера вечером я слышал по радио, – сказал Оуэн, – какую-то миссионерскую станцию. Мне понравилась ее передача. Надеюсь, я начинаю прозревать. Я нахожу, что мысли здесь у меня становятся более ясными. Прием.
– Это, должно быть, чудесно. Ты хочешь поговорить с Мэгги? Прием.
В поисках дочери Энн оглянулась. Стрикланд снимал ее у телефона, а Херси записывал звук. Она положила трубку и отправилась на поиски Мэгги.
– Куда ты запропастилась? Твой отец на линии. Пожалуйста, поговори с ним.
Мэгги оторвала от книги взгляд, наполненный ужасом. Она вдавилась в кресло, переменилась в лице и словно обезумела. Не глядя на мать, она дико и глупо засмеялась. Это был ее испытанный способ добиться того, чтобы ее оставили в покое.
– Нет. Я не хочу.
– Оуэн, – проговорила Энн, вернувшись к телефону, – я не могу найти ее. Она куда-то запропастилась. Прием.
– Храни вас Бог, – произнес он через некоторое время. – Поговорим на Рождество. Конец связи.
Энн еще какое-то время сидела с замолкнувшей трубкой.
Стрикланд присоединился к сидящим за столом и потягивал портвейн. К ее удивлению, разговор у них шел о Вьетнаме. Она поспешила в гостиную, к Мэгги. Та сидела, отложив в сторону книгу, и плакала. Гнев у Энн прошел.
– Не плачь, – только и смогла сказать она. – У него все в порядке.
– С чем вы лежали в госпитале? – Мэри Уорд обращалась к Стрикланду.
– Со всякой всячиной. У меня было воспаление почек, осложнение после тропической лихорадки. Переломанные кости я не лечил. Пришлось просто уехать из Вьетнама.
– Я видел ваш фильм, – сообщил Базз. – Его показывали здесь.
– Здесь? – спросил Стрикланд. – В академии? Это удивляет меня.
– По-моему, в академии, – ответил Базз. Джоан смотрела на Стрикланда, как на большое пресмыкающееся на взлетно-посадочной полосе.
Киношники ушли около семи. Энн, Уорды и чета Конли уселись у камина. Мэгги не отрывалась от книги.
Когда уходили Конли, все, кроме Мэгги, провожали их в вестибюле. Базз и Джоан помогали Бенни надеть шинель.
– Мне не нравится этот фотограф, – перед уходом заявил Конли. – Я не думаю, что он мой друг.
– И я тоже, – отозвалась Джоан. Энн стояла с бокалом шампанского.
– Он ужасно заикается, – попробовала объяснить она. – Может быть, из-за этого он производит такое впечатление.
– Интересно, что он делал в Наме? – спросил Конли.
– Снимал фильм, – ответил Базз. – Чрезвычайно пацифистский и антивоенный.
Конли кивнул.
– Вы называли их слюнявыми миролюбцами, не так ли?
– Только не я, – отозвался Базз. – Я никогда не называл их так.
Конли ушли, и Базз, Мэри и Энн вернулись к камину.
– Как Тедди? – поинтересовалась Энн.
– Он в госпитале, – вздохнула Мэри, – проходит курс лечения. Он то выходит оттуда, то опять возвращается.
Какое-то время они грустно смотрели на полыхавший в камине огонь. Когда Мэри поднялась и пошла к телефону, чтобы поздравить родственников с праздником, Энн налила себе еще виски.
– Каким показался тебе его голос? – спросила она Базза. – Я имею в виду Оуэна.
– Голос у него нормальный.
Ей хотелось услышать чуть больше.
– Он не показался тебе несколько взволнованным?
– Да, в нем было что-то такое, – согласился Базз, – как у оратора, импровизирующего на улице.
– Пожалуй.
– А тебе он показался нормальным?
– Да, – ответила Энн, – наверное. Он говорил с тобой перед выходом в море? О своем участии в гонке?
– Ну, мы говорили кое о чем на рыбалке.
– Он спрашивал твое мнение?
Уорд заерзал в кресле.
– Да, ну, мы немного загуляли. Там, на рыбалке. Мне даже удалось заставить его выпить… Мы говорили о его путешествии, конечно, Энни. Мы говорили о многих вещах.
Она усмехнулась, видя, как он изворачивается.
– Что ты сказал ему?
В наступившем молчании каждый из них сделал по глотку виски.
– Ты посоветовал ему не ходить?
Уорд выпрямился в кресле и сложил руки на груди.
– До этого никогда не доходило.
– Не доходило?
Он посмотрел на нее с болью во взгляде.
– Полагаю, что тебе, Энни, придется разузнать об этом разговоре у самого Оуэна.
– Понятно. А теперь скажи мне. Он может справиться с гонкой?
– Конечно же, может. Несомненно.
– Я спрашиваю, потому что мне кажется, тебе известны такие вещи.
– Оуэн не должен сорваться, – проговорил Базз. – Не сорвись и ты.
– Мы оба знаем его, ведь так, Базз?
– Это верно.
Торжественность, с которой это было произнесено, показалась ей забавной, и она, к его неудовольствию, рассмеялась, сама того не желая. Ей пришлось встать и налить себе еще виски.
– Он не страшится физической опасности. И ты тоже. Вы оба отличаетесь этим. Но не все мужчины таковы.
– Да, не все, – согласился Базз.
– Как это проявляется?
Уорд пожал плечами.
– У всех по-разному.
– Мне кажется, что это хорошо, когда мужчина не робкого десятка. Так ведь?
– Да.
– Ну, а все же – почему лучше, когда мужчина храбрый? И почему не все таковы?
– Ладно, Энни, – не выдержал Базз. – Тебе это известно так же хорошо, как и мне.
– Нет, мне неизвестно. Расскажи.
– Все нормальные мужчины не боятся физической опасности, – взялся объяснять Уорд. – Без этого они не мужчины.
– Неужели?
– Увы, – усмехнулся Уорд.
– Но это не по-христиански, – заявила Энн. – Это несправедливо, это дискриминация.
– Вот уж не ожидал услышать это слово от тебя, Энни Браун. Не все ли тебе равно?
– Я думала, что тебе не все равно.
– Ты делаешь все, на что способен, – объяснял Базз. – Особенно когда за тобой наблюдают другие.
Она уставилась на него.
– Поэтому, если ты храбрый, ты все преодолеешь? Так, что ли?
– Ничего подобного, – возразил Уорд. – Нужен крепкий дух, тогда, если ты и не очень храбр, все преодолеешь. Но не наоборот. Любой, кто был на войне, знает это. И ты в том числе.
Его смутила ее откровенная усмешка, выдававшая ее превосходство над ним.
– И ты решил, что все это осталось там, Базз? В ханойском «Хилтоне»?
– Это не похоронено в ханойском «Хилтоне» – возразил Уорд, – который, кстати, мы называли зоопарком.
Они сидели молча, когда вошла Мэри.
– Мы набрались, – объявила ей Энн. – И не позволяй ему дурачить себя. – Она кивнула в сторону Уорда. – Он тоже хорош.
Уорд лишь проворчал что-то.
– Так что же мне делать? – спросила Энн у Уордов. – Просто ждать? Как когда-то?
– Именно, – ответил Уорд. – Как повелось от века.
36
«Легкий воздух, тяжелые широты», – гласила запись в его бортовом журнале. Он снял для Стрикланда летающую рыбу, затем сидел, лениво привалившись к мачте, и читал воспоминания яхтсменов-одиночников. Но оказалось, что они не вызывают у него большого интереса. За исключением Слокама, даже те из них, которыми он зачитывался на берегу ночами напролет, на море утрачивали свою привлекательность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112