– А на самом деле не так… Наверное нелегко летать человеку в этом пустынном пространстве…
– Нелегко, – согласился бай Ламбо. – Мы сидим сейчас тут, у костра, а там наверху, может быть, уже живет человек. Интересно, какой он…
– Если что-то случится, – сказал Ванка, – какая-нибудь неисправность, он навсегда останется там.
– В газете писали, что половина Луны уже распродана, – вставил Крумов. – Под дачи.
– Почему бы тебе не купить там участок, – предложил ему Антон. – Позовешь нас, пробурим тебе скважину.
– Зачем мне? – сказал Крумов. – У меня есть участок здесь, на Земле. На Луне мне не надо. Знаете, есть поговорка: от добра добра не ищут…
Сашко рассеянно слушал их разговор, думал о том, что Таня не пришла и сегодня. Он уж забыл, когда видел ее последний раз. Вспомнил ее слова. В них была горькая истина. Ни в чем не мог ее упрекнуть и в то же время чувствовал: между ними пролегла тень, они все больше отдаляются друг от друга. Она там, а он здесь, в этом лесу… Внезапно ему захотелось бросить все и сию же минуту отправиться в город.
– Человек должен жить на Земле, – говорил в это время Крумов. – Небо не для него, там место птицам…
– Как медленно тянется время, – думал Сашко. – Скорей бы осень, сентябрь. Тогда мы поедем с Таней на море…
Там, где воздух прозрачный, а вода зеленая, там все встанет на свои места. Они будут наедине друг с другом, и никто не будет им мешать. Они будут гулять по пляжу и по узким несебрским улочкам, ужинать в маленьких ресторанчиках, есть жареную рыбу и пить из глиняных кувшинов вино. В свете осеннего солнца тень, которая пролегла между ними, исчезнет, растает, они будут только вдвоем, и все станет так, как прежде, – просто и ясно.
Он посмотрел на яркую луну, о которой говорили его приятели и Крумов, а потом снова стал думать о Тане:
– Она права. Может быть, в отношении только себя, а может, и нас обоих… Скорей бы наступил сентябрь…
Из леса повеяло прохладой. Воздух стал влажным, неприятным. Они еще немного посидели у костра, от которого остались лишь тлеющие угли и пепел, и пошли спать.
Устав за день, уснули глубоким сном.
Ночь спустилась над дачной зоной, над садами и огородами. Кругом тихо, темно, и только окно Крумова все еще светится. Крумов нервно шагает по комнате, что-то считает, что-то обдумывает, что-то чертит…
Наконец, гаснет и его окно. Крумов засыпает, неспокойно ворочается во сне.
В кронах деревьев царит покой, и если изредка ветви покачиваются, то не от ветра, а от того, что на них садились птицы. В августе в этих местах безветренно, особенно в начале месяца. Жара стоит над лесом, над покрытыми лишайником скалами, на которых неподвижно сидят молодые ящерицы, над зарослями ежевики и дачным пригородом с его красными черепичными крышами, недостроенными домами, над дачей Крумова с верандой и оранжевым навесом, над клубникой, над уже созревшими помидорами и над персиковыми деревьями.
Дача покачивалась в мареве раскаленного воздуха, покачивалось и пугало в соседнем дворе, поднималось вверх и потом опускалось на землю, шляпа с фиалками отделялась и плыла в воздухе…
– Тя-яни! – послышался снизу голос Сашко.
Бай Ламбо и Антон осторожно крутят ручку ворота, веревка наматывается на блестящий, словно отполированный, вал, покрывая его витками, ворот скрипит, и ведро, наполненное землей, медленно поднимается наверх.
Они нашли воду.
Неделю назад достигли водоносного слоя. Разобрали бур. Встали на свои места дорога и старый дубовый лес, веранда с оранжевым навесом и груши, железная калитка и пугало с фиалками, бульдозер и закрытые ставни соседней дачи с прорезанными в них сердечками. Крумов счастливо улыбался и достал из всегда запертого на ключ шкафа бутылку водки, не пожалел и бастурмы, сделал салат из помидоров. Приехал и товарищ Гечев. Пили за здоровье хозяина дачи, за воду и за огород, который теперь будет давать богатые урожаи. Ванка спел три песни, грустные, но никто не обратил на это внимания, потому что Крумов снова открыл шкаф и, скрепя сердце, достал еще одну бутылку водки…
– Счастливый ты человек, Крумов, – говорил товарищ Гечев. – Везет тебе. Вот и вода у тебя уже есть. Другим бурим целый месяц и не можем найти.
– Счастливый, действительно счастливый, – соглашался Крумов. – Но, как говорится, всяк своего счастья кузнец.
– Не скажи, Крумов, есть и другая пословица: со счастьем на клад набредешь, без счастья и гриба не найдешь, – сказал бай Ламбо. – Человеку или везет, или не везет. Так что ты, Крумов, просто везучий.
– Везучий, везучий, – соглашался Крумов. – Что правда, то правда.
– Везучий ты, Крумов, – сказал товарищ Гечев. – Я везучих вижу издалека. У меня глаз наметанный…
– Если бы вы для полного счастья выкопали мне еще и колодец, вот тогда я был бы вам благодарен до гроба. Все равно вы уже здесь. Одним разом всю работу и сделаете. Я хорошо заплачу… Трубы у меня есть. Хочу поставить насос…
– Не волнуйся, сделаем тебе колодец, – сказал товарищ Гечев. – Будь спокоен. Стоит не бог весть сколько. А сейчас принеси еще водочки, не жадничай. Воду тебе нашли, такое не каждый день случается…
Крумов делает вид, что не слышит последних слов Гечева, но Ванка и Антон повторяют просьбу, и Крумов с вымученной улыбкой поднимается и идет к заветному шкафу…
Они стали копать колодец Крумову.
Место выбрали под грушами. Грунт обваливался, земля тут была сыпучая. Старый зеленый грузовичок несколько раз поднимался по крутым серпантинам дачной зоны, доставляя железобетонные кольца. Их присылал товарищ Гечев. Кольца были большие – в метр высотой, и с ними работа пошла быстрее.
Прошли первый метр, поставили железобетонное кольцо, начали копать снова… Кольцо само опускалось. Двадцать, пятьдесят, восемьдесят сантиметров… Когда углубились еще на метр, кольцо опустилось и сверху поставили второе. Так шла работа, так проходили они метр за метром, кольца опускались, на них ставили новые. Обвалы были уже не страшны, грунт, хоть и оползал, но уже не мешал работе – его удерживали крепкие железобетонные кольца. Копали все глубже и глубже, землю поднимали на поверхность большим ведром, вытаскивая его воротом.
Ворот напевно поскрипывал, темный силуэт ведра удалялся, двигаясь к отверстию наверху, через которое виднелось голубое небо, туда, где был свет, был воздух. Сашко облокотился на железобетонное кольцо, потер руками лицо и крикнул:
– Эй, Антон! Спусти бутылку воды!
Ведро поднялось, наверху его приняли, и оно исчезло из отверстия. В колодце стало светлее. Сашко смотрел на пласты земли, испещренные белыми корешками, коричневой шелухой яиц насекомых. Земля дышала. Сашко чувствовал, как его обволакивает ее теплое дыхание.
Наверху ведро опорожнили, поставили в него бутылку с водой, и ворот снова запел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Нелегко, – согласился бай Ламбо. – Мы сидим сейчас тут, у костра, а там наверху, может быть, уже живет человек. Интересно, какой он…
– Если что-то случится, – сказал Ванка, – какая-нибудь неисправность, он навсегда останется там.
– В газете писали, что половина Луны уже распродана, – вставил Крумов. – Под дачи.
– Почему бы тебе не купить там участок, – предложил ему Антон. – Позовешь нас, пробурим тебе скважину.
– Зачем мне? – сказал Крумов. – У меня есть участок здесь, на Земле. На Луне мне не надо. Знаете, есть поговорка: от добра добра не ищут…
Сашко рассеянно слушал их разговор, думал о том, что Таня не пришла и сегодня. Он уж забыл, когда видел ее последний раз. Вспомнил ее слова. В них была горькая истина. Ни в чем не мог ее упрекнуть и в то же время чувствовал: между ними пролегла тень, они все больше отдаляются друг от друга. Она там, а он здесь, в этом лесу… Внезапно ему захотелось бросить все и сию же минуту отправиться в город.
– Человек должен жить на Земле, – говорил в это время Крумов. – Небо не для него, там место птицам…
– Как медленно тянется время, – думал Сашко. – Скорей бы осень, сентябрь. Тогда мы поедем с Таней на море…
Там, где воздух прозрачный, а вода зеленая, там все встанет на свои места. Они будут наедине друг с другом, и никто не будет им мешать. Они будут гулять по пляжу и по узким несебрским улочкам, ужинать в маленьких ресторанчиках, есть жареную рыбу и пить из глиняных кувшинов вино. В свете осеннего солнца тень, которая пролегла между ними, исчезнет, растает, они будут только вдвоем, и все станет так, как прежде, – просто и ясно.
Он посмотрел на яркую луну, о которой говорили его приятели и Крумов, а потом снова стал думать о Тане:
– Она права. Может быть, в отношении только себя, а может, и нас обоих… Скорей бы наступил сентябрь…
Из леса повеяло прохладой. Воздух стал влажным, неприятным. Они еще немного посидели у костра, от которого остались лишь тлеющие угли и пепел, и пошли спать.
Устав за день, уснули глубоким сном.
Ночь спустилась над дачной зоной, над садами и огородами. Кругом тихо, темно, и только окно Крумова все еще светится. Крумов нервно шагает по комнате, что-то считает, что-то обдумывает, что-то чертит…
Наконец, гаснет и его окно. Крумов засыпает, неспокойно ворочается во сне.
В кронах деревьев царит покой, и если изредка ветви покачиваются, то не от ветра, а от того, что на них садились птицы. В августе в этих местах безветренно, особенно в начале месяца. Жара стоит над лесом, над покрытыми лишайником скалами, на которых неподвижно сидят молодые ящерицы, над зарослями ежевики и дачным пригородом с его красными черепичными крышами, недостроенными домами, над дачей Крумова с верандой и оранжевым навесом, над клубникой, над уже созревшими помидорами и над персиковыми деревьями.
Дача покачивалась в мареве раскаленного воздуха, покачивалось и пугало в соседнем дворе, поднималось вверх и потом опускалось на землю, шляпа с фиалками отделялась и плыла в воздухе…
– Тя-яни! – послышался снизу голос Сашко.
Бай Ламбо и Антон осторожно крутят ручку ворота, веревка наматывается на блестящий, словно отполированный, вал, покрывая его витками, ворот скрипит, и ведро, наполненное землей, медленно поднимается наверх.
Они нашли воду.
Неделю назад достигли водоносного слоя. Разобрали бур. Встали на свои места дорога и старый дубовый лес, веранда с оранжевым навесом и груши, железная калитка и пугало с фиалками, бульдозер и закрытые ставни соседней дачи с прорезанными в них сердечками. Крумов счастливо улыбался и достал из всегда запертого на ключ шкафа бутылку водки, не пожалел и бастурмы, сделал салат из помидоров. Приехал и товарищ Гечев. Пили за здоровье хозяина дачи, за воду и за огород, который теперь будет давать богатые урожаи. Ванка спел три песни, грустные, но никто не обратил на это внимания, потому что Крумов снова открыл шкаф и, скрепя сердце, достал еще одну бутылку водки…
– Счастливый ты человек, Крумов, – говорил товарищ Гечев. – Везет тебе. Вот и вода у тебя уже есть. Другим бурим целый месяц и не можем найти.
– Счастливый, действительно счастливый, – соглашался Крумов. – Но, как говорится, всяк своего счастья кузнец.
– Не скажи, Крумов, есть и другая пословица: со счастьем на клад набредешь, без счастья и гриба не найдешь, – сказал бай Ламбо. – Человеку или везет, или не везет. Так что ты, Крумов, просто везучий.
– Везучий, везучий, – соглашался Крумов. – Что правда, то правда.
– Везучий ты, Крумов, – сказал товарищ Гечев. – Я везучих вижу издалека. У меня глаз наметанный…
– Если бы вы для полного счастья выкопали мне еще и колодец, вот тогда я был бы вам благодарен до гроба. Все равно вы уже здесь. Одним разом всю работу и сделаете. Я хорошо заплачу… Трубы у меня есть. Хочу поставить насос…
– Не волнуйся, сделаем тебе колодец, – сказал товарищ Гечев. – Будь спокоен. Стоит не бог весть сколько. А сейчас принеси еще водочки, не жадничай. Воду тебе нашли, такое не каждый день случается…
Крумов делает вид, что не слышит последних слов Гечева, но Ванка и Антон повторяют просьбу, и Крумов с вымученной улыбкой поднимается и идет к заветному шкафу…
Они стали копать колодец Крумову.
Место выбрали под грушами. Грунт обваливался, земля тут была сыпучая. Старый зеленый грузовичок несколько раз поднимался по крутым серпантинам дачной зоны, доставляя железобетонные кольца. Их присылал товарищ Гечев. Кольца были большие – в метр высотой, и с ними работа пошла быстрее.
Прошли первый метр, поставили железобетонное кольцо, начали копать снова… Кольцо само опускалось. Двадцать, пятьдесят, восемьдесят сантиметров… Когда углубились еще на метр, кольцо опустилось и сверху поставили второе. Так шла работа, так проходили они метр за метром, кольца опускались, на них ставили новые. Обвалы были уже не страшны, грунт, хоть и оползал, но уже не мешал работе – его удерживали крепкие железобетонные кольца. Копали все глубже и глубже, землю поднимали на поверхность большим ведром, вытаскивая его воротом.
Ворот напевно поскрипывал, темный силуэт ведра удалялся, двигаясь к отверстию наверху, через которое виднелось голубое небо, туда, где был свет, был воздух. Сашко облокотился на железобетонное кольцо, потер руками лицо и крикнул:
– Эй, Антон! Спусти бутылку воды!
Ведро поднялось, наверху его приняли, и оно исчезло из отверстия. В колодце стало светлее. Сашко смотрел на пласты земли, испещренные белыми корешками, коричневой шелухой яиц насекомых. Земля дышала. Сашко чувствовал, как его обволакивает ее теплое дыхание.
Наверху ведро опорожнили, поставили в него бутылку с водой, и ворот снова запел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21