Я раскаиваюсь во всех своих грехах и прошу вашего отпущения и благословения. Во имя Христа я поручаю себя вам. Венеция, 26–28 сентября [1529].
Лоредана Лоредан Контарини
38. [Бернардо Лоредан. Письмо Пандольфо, зашифровано:]
Пандольфо, in dei nomine .
Час настал. Мы должны организовать арест в Кастельфранко, на вилле Лореданов. Вы знаете это место. Вы знаете свои долги. Наконец пришло время расплатиться. Когда вы получите это письмо, у вас будет достаточно времени, чтобы собрать своих людей и поспешить в Кастельфранко. Спасите монаха или, если наши стражники уже прибудут к тому времени – их будет восемь, – вырвите его из их рук. Если вас постигнет неудача, мы пропали. Да хранит вас Христос. 1 октября [1529].
Бернардо
39. [Лоредана. Фрагмент исповеди:]
…а также этот отрывок предназначается для того, чтобы попрощаться, и да пребудет с вами Господь, отец Клеменс, потому что я за городом, около Кастельфранко, и собираюсь бежать из Италии с Орсо, мы уезжаем завтра, и я должна писать как можно быстрее, времени нет совсем… Закончив свою исповедь и отдав ее Полиссене, вместе с исповедью Орсо, я отправилась в нижний город разыскивать его, но не могла найти ни следа, однако он послал мне весточку через одну из тех старых женщин, которые торгуют гребнями и лентами в верхней Венеции, она была умна и сумела иносказательно передать его послание. Он нанял двух рыбаков, чтобы те отвезли нас в местечко около Кьоджи, но большую часть пути ему пришлось провести в воде под лодкой, ухватившись за сеть. Хуже всего было то, что мы отправились до рассвета, в то время, когда охотятся на уток, как вы знаете, и нам повсюду встречались группы мужчин в маленьких лодках, они стреляли в уток, и стрелы [из арбалетов] падали вокруг нас. Нам не повезло, из-за всех этих зорких глаз Орсо приходилось держать голову под водой, Дева Мария, я боялась, что он утонет, и на полпути к Кьоджи нам пришлось вытащить его из воды, мы спрятали его под полотном, он так замерз и был почти синий, и мне пришлось лечь на него, чтобы хоть немного согреть. Именно тогда я и сказала ему, я прошептала ему на ухо: «У меня будет ребенок», – для него это было как поток теплой воды, он так обрадовался, что вскоре снова смог прыгнуть в воду. Я сидела в этой лодке, держала костюм купца, и сердце выпрыгивало у меня из груди в течение всего нашего путешествия, мы следили за всем и всеми, затем мы пристали, и Орсо переоделся купцом, а я его женой, и нас бросало в дрожь от страха каждый раз, когда мы слышали чьи-то голоса. Затем по извилистой тропе мы поехали верхом в Кастельфранко, в дом вдовы, женщины, которой я помогла во всем и могу доверять, я люблю ее, и мы провели ночь в ее пустынном доме на горе. Поездка верхом подарила нам необычное и чудесное чувство, потому что я ехала за Орсо, обняв его обеими руками, или же он шел пешком около лошади, держа меня за руку. Мои чувства тогда – нет, это перо не сможет назвать их, все эти царапинки и значки на бумаге так жалки, они годятся лишь на то, чтобы рассказывать о грехах и извращениях, они скупы, когда речь заходит о том, что хорошо. В словах нет блаженства.
Послушайте, отец Клеменс, я оставила записку своему отцу, сиру Антонио, сообщая, что уезжаю, сказала, чтобы он не искал меня, потому что все равно не найдет, я ни в чем ему не призналась, он и сам скоро все узнает, я сожалею об этом, но другого способа для побега у меня не было, только подумайте. Хотя это довольно опасно, мы собираемся сегодня остановиться на вилле в Кастельфранко, но только на одну эту ночь, потому что не можем уехать без сундучка с драгоценностями и дукатами, который я там спрятала, иначе бы мы и на шаг не подошли к Кастельфранко. Завтра и послезавтра мы будем в пути обратно в Кьоджу, чтобы присоединиться к каравану купцов, отправляющемуся на Восток, у нас много планов. Орсо просит меня поторопиться. Отец Клеменс, я прошу, чтобы вы простили меня за побег с ним, я не могу стать другой, я не могу измениться, никакая сила в мире не может удержать меня, поэтому мой побег, должно быть, правилен, совесть не беспокоит меня, плоть не порочна, когда любовь и Бог сияют сквозь нее, вот почему я счастлива и вот почему пишу вам эти последние строки. Иногда я чувствую, что Орсо – почти что часть моего тела, его волосы – мои волосы, как и его руки и ноги, его худые стопы, шрамы на руках и ладонях, зубы в его милом рту, и то, как его флорентийский язык выговаривает слова, например «сострадание», «сердце» и «слава», и я… но он точно говорит, что я обязана остановиться, у меня нет больше времени. Как-нибудь вы получите эту последнюю часть, я очень хочу, чтобы вы ее получили, я хочу, чтобы вы знали. Да пребудет с вами Бог, отец Клеменс, молитесь за меня, благословите меня, простите меня.
Лоредана
40. [Фальер. Тайная хроника:]
Когда я узнал об аресте брата Орсо, я поспешил ко Дворцу и прибыл как раз вовремя, чтобы наблюдать за его прибытием. Посему я предлагаю прямое свидетельство, ибо сам видел, как он вышел из гондолы и как стражники Совета Десяти повели его во Дворец; на нем не было доминиканской рясы, все утверждающие обратное лгут. Оглядываясь назад, я замечаю, что в нем чувствовалась характерная надменность Лореданов. Он ступал легко, стоял прямо, держался свободно, его большие глаза оглядывали все вокруг, но не останавливались ни на одном человеке или предмете. Что-то подсказывало мне, что духом он был не на площади, и я понял, что у него не было ни малейшего представления о чудовищности своего преступления.
[Опущено]
В этом тайном заговоре, в его причудливом названии «Третий Город», есть что-то извращенно величественное. Только подумайте, они хотели сделать один город из наших двух при помощи мятежа и грандиозной реконструкции, и некоторые из них были настолько безумны, что полагали, что это можно осуществить с небольшим кровопролитием или вообще без оного. Такое рвение и подобные упования напоминают мне безрассудные притязания Лореданов, так что мне легче представить брата Орсо во главе заговора, несмотря на его молодость, чем моего бедного обманутого кузена, брата Дольфина Фальера.
41. [Вендрамин. Дневник:]
III октября [1529]. До полуночи. Новые аресты. Десять затягивают узел. Если бы только это было все!
Но мне пришло донесение об ужасном событии, тем более болезненном, что Бернардо [Лоредан] – один из Десяти. Я не хочу в это верить. Я не хочу об этом думать. Не хочу записывать. Не хочу знать. Но как умолчишь?
Вчера Десять провели эффектно спланированный арест около Кастельфранко. Они ворвались ночью. На вилле Антонио [Лоредана] был схвачен флорентийский монах. Схватили его и одну из моих двоюродных сестер. Мне стыдно даже произносить ее имя. Вдову Лоредану Лоредан Контарини. Из всех людей! Но теперь ее исчезновение мгновенно объясняется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Лоредана Лоредан Контарини
38. [Бернардо Лоредан. Письмо Пандольфо, зашифровано:]
Пандольфо, in dei nomine .
Час настал. Мы должны организовать арест в Кастельфранко, на вилле Лореданов. Вы знаете это место. Вы знаете свои долги. Наконец пришло время расплатиться. Когда вы получите это письмо, у вас будет достаточно времени, чтобы собрать своих людей и поспешить в Кастельфранко. Спасите монаха или, если наши стражники уже прибудут к тому времени – их будет восемь, – вырвите его из их рук. Если вас постигнет неудача, мы пропали. Да хранит вас Христос. 1 октября [1529].
Бернардо
39. [Лоредана. Фрагмент исповеди:]
…а также этот отрывок предназначается для того, чтобы попрощаться, и да пребудет с вами Господь, отец Клеменс, потому что я за городом, около Кастельфранко, и собираюсь бежать из Италии с Орсо, мы уезжаем завтра, и я должна писать как можно быстрее, времени нет совсем… Закончив свою исповедь и отдав ее Полиссене, вместе с исповедью Орсо, я отправилась в нижний город разыскивать его, но не могла найти ни следа, однако он послал мне весточку через одну из тех старых женщин, которые торгуют гребнями и лентами в верхней Венеции, она была умна и сумела иносказательно передать его послание. Он нанял двух рыбаков, чтобы те отвезли нас в местечко около Кьоджи, но большую часть пути ему пришлось провести в воде под лодкой, ухватившись за сеть. Хуже всего было то, что мы отправились до рассвета, в то время, когда охотятся на уток, как вы знаете, и нам повсюду встречались группы мужчин в маленьких лодках, они стреляли в уток, и стрелы [из арбалетов] падали вокруг нас. Нам не повезло, из-за всех этих зорких глаз Орсо приходилось держать голову под водой, Дева Мария, я боялась, что он утонет, и на полпути к Кьоджи нам пришлось вытащить его из воды, мы спрятали его под полотном, он так замерз и был почти синий, и мне пришлось лечь на него, чтобы хоть немного согреть. Именно тогда я и сказала ему, я прошептала ему на ухо: «У меня будет ребенок», – для него это было как поток теплой воды, он так обрадовался, что вскоре снова смог прыгнуть в воду. Я сидела в этой лодке, держала костюм купца, и сердце выпрыгивало у меня из груди в течение всего нашего путешествия, мы следили за всем и всеми, затем мы пристали, и Орсо переоделся купцом, а я его женой, и нас бросало в дрожь от страха каждый раз, когда мы слышали чьи-то голоса. Затем по извилистой тропе мы поехали верхом в Кастельфранко, в дом вдовы, женщины, которой я помогла во всем и могу доверять, я люблю ее, и мы провели ночь в ее пустынном доме на горе. Поездка верхом подарила нам необычное и чудесное чувство, потому что я ехала за Орсо, обняв его обеими руками, или же он шел пешком около лошади, держа меня за руку. Мои чувства тогда – нет, это перо не сможет назвать их, все эти царапинки и значки на бумаге так жалки, они годятся лишь на то, чтобы рассказывать о грехах и извращениях, они скупы, когда речь заходит о том, что хорошо. В словах нет блаженства.
Послушайте, отец Клеменс, я оставила записку своему отцу, сиру Антонио, сообщая, что уезжаю, сказала, чтобы он не искал меня, потому что все равно не найдет, я ни в чем ему не призналась, он и сам скоро все узнает, я сожалею об этом, но другого способа для побега у меня не было, только подумайте. Хотя это довольно опасно, мы собираемся сегодня остановиться на вилле в Кастельфранко, но только на одну эту ночь, потому что не можем уехать без сундучка с драгоценностями и дукатами, который я там спрятала, иначе бы мы и на шаг не подошли к Кастельфранко. Завтра и послезавтра мы будем в пути обратно в Кьоджу, чтобы присоединиться к каравану купцов, отправляющемуся на Восток, у нас много планов. Орсо просит меня поторопиться. Отец Клеменс, я прошу, чтобы вы простили меня за побег с ним, я не могу стать другой, я не могу измениться, никакая сила в мире не может удержать меня, поэтому мой побег, должно быть, правилен, совесть не беспокоит меня, плоть не порочна, когда любовь и Бог сияют сквозь нее, вот почему я счастлива и вот почему пишу вам эти последние строки. Иногда я чувствую, что Орсо – почти что часть моего тела, его волосы – мои волосы, как и его руки и ноги, его худые стопы, шрамы на руках и ладонях, зубы в его милом рту, и то, как его флорентийский язык выговаривает слова, например «сострадание», «сердце» и «слава», и я… но он точно говорит, что я обязана остановиться, у меня нет больше времени. Как-нибудь вы получите эту последнюю часть, я очень хочу, чтобы вы ее получили, я хочу, чтобы вы знали. Да пребудет с вами Бог, отец Клеменс, молитесь за меня, благословите меня, простите меня.
Лоредана
40. [Фальер. Тайная хроника:]
Когда я узнал об аресте брата Орсо, я поспешил ко Дворцу и прибыл как раз вовремя, чтобы наблюдать за его прибытием. Посему я предлагаю прямое свидетельство, ибо сам видел, как он вышел из гондолы и как стражники Совета Десяти повели его во Дворец; на нем не было доминиканской рясы, все утверждающие обратное лгут. Оглядываясь назад, я замечаю, что в нем чувствовалась характерная надменность Лореданов. Он ступал легко, стоял прямо, держался свободно, его большие глаза оглядывали все вокруг, но не останавливались ни на одном человеке или предмете. Что-то подсказывало мне, что духом он был не на площади, и я понял, что у него не было ни малейшего представления о чудовищности своего преступления.
[Опущено]
В этом тайном заговоре, в его причудливом названии «Третий Город», есть что-то извращенно величественное. Только подумайте, они хотели сделать один город из наших двух при помощи мятежа и грандиозной реконструкции, и некоторые из них были настолько безумны, что полагали, что это можно осуществить с небольшим кровопролитием или вообще без оного. Такое рвение и подобные упования напоминают мне безрассудные притязания Лореданов, так что мне легче представить брата Орсо во главе заговора, несмотря на его молодость, чем моего бедного обманутого кузена, брата Дольфина Фальера.
41. [Вендрамин. Дневник:]
III октября [1529]. До полуночи. Новые аресты. Десять затягивают узел. Если бы только это было все!
Но мне пришло донесение об ужасном событии, тем более болезненном, что Бернардо [Лоредан] – один из Десяти. Я не хочу в это верить. Я не хочу об этом думать. Не хочу записывать. Не хочу знать. Но как умолчишь?
Вчера Десять провели эффектно спланированный арест около Кастельфранко. Они ворвались ночью. На вилле Антонио [Лоредана] был схвачен флорентийский монах. Схватили его и одну из моих двоюродных сестер. Мне стыдно даже произносить ее имя. Вдову Лоредану Лоредан Контарини. Из всех людей! Но теперь ее исчезновение мгновенно объясняется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70