С другой стороны,
драгоценный петух был жив и скрывался сейчас в этой
рыже-золотистой стае, а значит, конанов наниматель не понес
никакого ущерба. Несомненно, старый Хирталамос,
разбиравшийся в петухах куда лучше Конана, сумеет отыскать
свое сокровище...
С этой мыслью киммериец еще раз оглядел ряд деревянных
балок. Все восседавшие на них петухи казались ему
братьями-близнецами, все грозно топорщили гребни и
распускали хвосты, все взирали на него с одинаковой злобой и
без малейшего следа благодарности. Помянув пасть Нергала, он
сгреб ближайшего за лапы и сунул в клетку; потом вплотную
занялся жарким. Мясо еще не поспело, но он был голоден и не
стал ждать.
Когда петушиные кости упокоились рядом с перьями, Конан
забросил ямку землей и довольно хмыкнул. Теперь он относился
к золотистым офирским петухам с гораздо большей симпатией:
хоть их породу и считали бойцовой, на кулинарных
достоинствах это не сказывалось. Мясо было ароматным и
мягким, сочным и нежным, словно у цыпленка, так что Конан
невольно пожалел, что не догадался сунуть в клетку сразу
двух или трех петухов.
"Впрочем, это можно исправить", - подумал он, с
жадностью озирая ряды замерших на насестах птиц. Но тут они
встрепенулись, задрали головы кверху, встопорщили перья,
раскрыли клювы, и грянул звонкий петушиный хор. Разгорался
рассвет; ночь отступила, а вместе с ней - искушение,
терзавшее киммерийца.

* * *

Днем он снова повстречал Сагара; на сей раз не в
кабаке, а рядом с дворцом благородного Пирия Флама. В этих
богатых кварталах Конан бывал не раз - к великому горю их
обитателей, - но теперь ему хотелось освежить воспоминания.
А заодно полюбоваться на Рябую Рожу, потерпевшего минувшей
ночью столь значительный ущерб.
Они столкнулись нос к носу у ворот роскошного фламова
дворца и уставились друг на друга с ехидными ухмылками. У
обоих причина веселости была одной и той же: каждый числил
себя в победителях.
- Говорят, - молвил Конан, лаская рукоять меча, -
прошлой ночью кто-то выпустил кишки из десятка твоих
мерзавцев?
- Ха! Мерзавцы и есть! Такого мусора я наберу за утром
на любом из шадизарских базаров! - Сагар небрежно повел
рукой. - А вот поговаривают еще, будто с петушком
Хирталамоса приключилось несчастье? То ли он когти
отбросил, то ли клюв проглотил... Спекся, одним словом!
- Спекся, - подтвердил Конан и погладил себя по животу.
- Спекся, да не тот! Того, говорят, на другую жердочку
пересадили. И пребывает он сейчас в добром здравии, точит
шпоры да клюет зерно. Демон, а не петух! Такого дротиком не
прошибешь!
Лицо Сагара перекосилось.
- Враки! - пробасил он. - Враки! Киммерийские сказки!
- Ты хочешь сказать, что я лгу? - Конан до половины
вытащил меч. - Ну, проверить легко: сейчас ты расстанешься
с печенью, а ночью я скормлю ее петуху. Приходи, сам
поглядишь! Убедишься, тот петух или не тот!
Рябая Рожа, опасливо поглядывая на конанов клинок,
отступил к воротам, где стояли четыре стража в броне, с
копьями и щитами. За спинами их простирались обширный двор
и сад, раз в пять побольше, чем при дворе Хирталамоса, а в
углу, за деревьями, виднелся птичник, но не из желтого
кирпича, а из тщательно отлакированных, покрытых резьбой
кедровых брусьев. Не птичник, а дворец, решил Конан,
прикидывая, что одна лишь дорогая древесина обошлась Фламу
в целое состояние.
Сагар, с хитрым видом уставившись на него из-за спин
латников, прошипел:
- Значит, ошибка с петушком вышла, так? Ну, ничего, ее
мы исправим! Сегодня ночью гляди в оба, киммериец! И не
рассчитывай добраться до моей печенки!
- Я передумал, - ухмыльнулся Конан. - На кой сдалась мне
твоя печень? Кром ее в жертву не примет, а петух, склевавши
по глупости, издохнет... Поганец ты, рябой ублюдок, и
печень у тебя поганая!
С этими словами он развернулся и зашагал вдоль
дворцовой стены в переулок, куда выходили хозяйственные
постройки усадьбы Пирия Флама. Стена и здесь была высока,
но Конан убедился, что при нужде залезет на нее вмиг; а там
и до курятника нетрудно добраться.
"Красивое строение, - подумал он, - дерево да резьба...
Хорошо будет гореть!"

* * *

Второй ночью он опять устроился у клетки петуха, на сей
раз безымянного, но такого же заносчивого и злого, как
Фиглатпаласар Великолепный. Поглядывая на него и время от
времени освежаясь из кувшина аргосским, Конан размышлял о
том, как подобная тварь - пусть с опереньем хоть из чистого
золота! - может снискать милость Митры. И не только
снискать, но и поделиться ею с каким-нибудь старым козлом
вроде Хирталамоса или Пирия Флама, который тоже был в
немалых годах и весьма нуждался в телесной крепости и
женской любви! Не говоря уж об удаче в делах...
Однако Конану казалось, что Митра слишком щедр к
владельцу петуха-победителя; Солнцеликий вполне мог бы
ограничиться единственной милостью, а не рассыпать их
целыми пригоршнями. Или предложить на выбор что-то одно -
удачу, здоровье или любовь... А так получалось, что все эти
благодеяния мог купить каждый, способный выложить тысячу
золотых за редкостного петуха! Несправедливо, думал Конан,
поглядывая то на птичью клетку, то на террасу, где в
серебряном подсвечнике опять горели три свечи. Но Лелия,
белокурая гандерландка с нежным телом и мягкими губами, не
показывалась; может, устала прошлой ночью, а может, ждала
какого-то знака.
Не позвенеть ли сталью о сталь? Не попугать ли
красотку? - мелькнуло у киммерийца в голове. Но тут он
вспомнил о хитрой ухмылке Сагара, о его угрозах и обещании
исправить ошибку с петушком. Пожалуй, решил Конан, в эту
ночь Рябая Рожа мог выкинуть любой сюрприз, так что лучше
не предаваться мечтам о Лелии, а готовиться к драке. Он
проверил свои ножи, свой крюк с веревкой и свой клинок,
мысленно прикидывая размеры вознаграждения - в том случае,
если удастся уложить всю сагаровую банду. Сумма получалась
немалой, что привело Конана в приятное расположение духа.
Ночь, однако, тянулась с бесконечной томительностью. Он
выпил все вино, потом вышел во двор поразмяться и начал
шагать вдоль загородки птичника - сотня локтей на восток,
затем столько же на запад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12