- Все равно ты его не
получишь. Ну, а твой заклад?
- Я ставлю осла. Любого из десятка лучших. Из тех, что
могут покрывать двадцать ослиц за день. Сам выберешь!
- Осла? - скривившись, протянул киммериец. - Ты что,
смеешься надо мной, приятель? Осла против боевого
туранского жеребца! Чего захотел! Чтоб Нергал тобой
подавился!
- Любой из моих ослов - великое сокровище, - терпеливо
пояснил Сибарра. - Ослы наши известны и в Заморе, и в
Туране, и в Хаурае. Те, что я держу на племя, стоят подороже
твоего жеребца. К тому же в них живут духи предков!
- На кой мне сдались твои предки? Лучше скажи, сколько
потянет осел в звонкой монете?
- Племенной - а их узнают по темному ремню вдоль хребта
и большим зубам - стоит не меньше двух сотен золотых.
- Туранских монет? - уточнил Конан. - Золотые иной
чеканки весили вдвое-втрое меньше.
- Туранских, каких же еще!
Киммериец исподлобья осмотрел Сибарру Клама. Он был не
так пьян и не столь прост, как можно было бы подумать,
взглянув на его лицо с варварскими резкими чертами, а
мощные плечи и грудь, на которой улеглась бы черная
пантера. Варвар, да; разбойник, воин, лихой рубака, но
себе на уме. Жизнь приучила его к недоверчивости; и,
ожидая от него скорее худшего, чем лучшего, Конан был
подозрителен и осторожен. Несмотря на туман опьянения, он
сохранил здравый смыл, который сейчас подсказывал, что
разговор о наложнице Бро Иутина, хиршского хана, затеян
Сибаррой не без умысла. Умысел этот киммериец видел ясно,
как свою ладонь: так или, иначе компаньон подбирался к его
жеребцу. К серому Змею в белых яблоках!
Однако сказанного слова не поймаешь и не вернешь. С
другой стороны, чудо-осел ценой в двести золотых тоже был
бы неплохим приобретением; вся доля Конана от налета на
замбулийский караван не составляла и четверти этой суммы.
Имелось еще и третье соображение, связанное с чаровницей
Сиявуш, прекрасной шангаркой. Конан намеревался слегка
подразнить ее; он пробыл у Сибарры бел малого месяц и
полагал, что за это время юная супруга хана могла бы найти
случай, чтоб встретиться наедине. А раз не нашла, значит, не
сумела решиться, и надо подтолкнуть ее. Великий Митра!
Ревность порою творит чудеса и с мужчинами, и с женщинами!
Прокрутив в голове все эти соображения, он положил руку
на свой меч и сказал:
- Принято! Клянусь, что ты получишь Змея, коль наложница
Бро, хиршского козла, мне не уступит. Но если я с ней слажу,
то выберу лучшего из твоих ослов, с самым широким ремнем
вдоль хребта и с самыми здоровенными зубами. И сделаю с ним
все, что захочу: продам, сдеру шкуру на барабан или засуну
Нергалу в задницу.
- Принято! - подтвердил Сибарра Клам и торжественным
жестом коснулся стопки ветхих ослиных кож. - Я тоже клянусь
духами предков, что так и будет. Сладишь дело с этой
стигийкой или шемиткой - и лучший осел твой! И пусть
поразит меня Сет и Митра, все черные и светлые боги, если я
отступлю от сказанного!
- Смотри, приятель! - пообещал Конан, оглаживая рукоять
меча. - Обманешь - усы под коленями завяжу!
Хан ничего не ответил, лишь сверкнул глазами, то ли
насмешкой, то ли с возмущением.
Где-то неподалеку от шатра заржал Змей, и по губам
Сибарры скользнула улыбка собственника. Затем он кивнул
прекрасной Сиявуш, и та поспешила наполнить опустевшие чаши.

* * *

Следующим утром, едва над степью занялась заря, Конан
выехал на восток. Там, среди холмов, у самой туранской
границы, кочевал старый Бро Иутин с детьми своими, черными
хиршами. Земли его и пастбища считались из лучших; трава
там была сочнее, у подножий курганов часто попадались ручьи
и небольшие озерца, кое-где кустарник годившийся для
костров, и повсюду в изобилии паслись дикие козы. Ни один из
кочевых кланов не мог отнять эти угодья у хана Бро, так как
владел он ими по праву сильного, что в любой момент
подтвердили бы пятьсот всадников на вороных конях, с тугими
луками и колчанами, полными стрел.
Но Конан подбираясь к землям хиршей, думал не столько об
этих воителях и предстоящем деле, сколько о стенах Шадизара
и башнях Аренджуна. Уже целую луну он провел в дикой степи,
прибившись к людям Сибарры Клама, и начинал тосковать по
шуму и блеску больших городов. Он очутился здесь не по
своей воле, но, скорее, по необходимости и принуждению. За
пару лет, проведенных в заморанских пределах, слава его
выросла многократно; не было разбойника, грабителя и вора,
который мог бы соперничать с молодым киммерийцем в открытом
ли бою, в тайном ли хищении, в налетах на караваны, на дома
и усадьбы богатых купцов и знатных нобилей. Числились за
Конаном и другие дела, куда опасней грабежа или разбоя:
доводилось ему меряться силой с темными магами и
могущественными жрецами, способными взглядом обратить
человека в прах. Но меч киммерийца был быстрее колдовских
взглядов и заклятий так что прахом он не стал к великому
сожалению заморанского властелина, пытавшегося навести
порядок в своих владениях.
Впрочем, сей владыка делал, что мог, и в последние
месяцы, после нескольких дерзких налетов, Конана
выслеживали по всей Заморе, от Карпашских гор до границ с
Тураном. Поразмыслив, киммериец счел за благо удалиться,
по крайней мере, на время, пока не утихнут страсти и ока
пыл ищеек, стражей и солдат не подернется пеплом привычной
лени. Ему, однако, не хотелось перебираться в Коринфию,
Офир или Коф, а потому он решил поискать убежища в тех
местах, где люди не подчинялись никому, кроме своих ханов и
зову собственной выгоды. Так он и очутился на засушливой
равнине к югу от Аренджуна, среди разбойных степных племен
и ослиных стад. И то, и другое, и третье ему уже порядком
надоело.
Он подумывал о том, чтобы отправиться в Туран. Там, у
реки Ильбарс, и на побережье моря Вилайет, стояли великие
города Акит, Самарра, Аграпур, Шангара, Хоарезм; там, по
слухам, правил щедрый король, нуждавшийся в мечах и воинском
искусстве наемников; там рекой лилось вино, звенело золото,
плясали на площадях полунагие танцовщицы, караваны верблюдов,
раскачивая драгоценный груз, входили в городские ворота,
тянулись к огромным шумным базарам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10