Он посмотрел на свои часы. – Десять пятнадцать. Вы все уже на ногах более двух часов. Могу ли я рекомендовать вам вернуться в свои комнаты, привести себя в порядок и одеться? Затем мы все снова соберемся, скажем, через двадцать минут – в библиотеке. И само собой разумеется, – добавил он к сказанному, – само собой разумеется, что никто из вас не забредет на чердак. Нет, понимаете, не то чтобы я вам не доверял. За тем исключением, что – если мисс Маунт права, а я думаю, она права, – в этой комнате есть по крайней мере кто-то один или одна, кому вам никак нельзя доверять. Вы понимаете, что я подразумеваю?
Они все понимали, что он подразумевал.
– Итак, полковник, – сказал он, – вы не проводите меня?

Когда они вошли в библиотеку, сопровождаемые преданным Тобермори, между ними успел завязаться важный разговор.
– Должен сказать, я уже подумал, что этот типус викарий сорвет весь план, – сказал старший инспектор.
– Да, он немножко старая баба, – ответил полковник. – Но кроме того, приятный, доброжелательный старикан, и ему потребовался только тычок под ребра.
– Пожалуй, я начну с него – просто чтобы он не успел передумать.
– Послушайте, Трабшо, дело это очень странное, как ни верти.
– Справедливо, – сказал полицейский. – За всю мою карьеру я ни разу не сталкивался с таким невероятным преступлением. Ну просто из – как их там? – «Ищи убийцу!» в духе Эвадны Маунт.
– Не вздумайте сказать это при ней. Я как-то раз именно это и сказал, так она мне голову чуть не откусила.
– Неужели? Я подумал бы, что она сочтет это комплиментом.
– Ну, вы же знаете людей. Сделаешь им не тот комплимент, и они встают на дыбы, будто их в жизни так не оскорбляли. Алекса Бэддели, позвольте вас предупредить, не снисходит иметь дело с убийствами в закрытых комнатах.
– Неужели? – отозвался ошеломленный Трабшо. – Привередничает, какие убийства ей по вкусу раскрывать? Вот если бы и мне так!
– Сам я не очень жалую писанину Эви, однако Мэри заверяет меня, что, исключая запертые комнаты и тому подобное, там наличествует весь набор штучек-мучек. Ну, вы знаете: потайной ход, ключ к которому есть только у убийцы. Напольные часы и трюмо друг против друга на сцене убийства, так что циферблат запомнился в отражении. Какой-нибудь блудный сын, отправленный в Австралию и, предположительно, умерший там, да только никто толком не знает, так это или не так. Попросту обычное «Ищи убийцу!». Сплошная околесица, если хотите знать мое мнение.
– Ну, в данном случае, я уверен, нам ни с чем подобным столкнуться не придется.
– Да… но только в Ффолкс-Мэноре имеется свой потайной ход. «Приют Попа» для всяких падре во времена гонений на католиков, и упрятан он за панелью одной из стен. Я вам его как-нибудь покажу.
– Благодарю. Мне будет интересно. Но пока я не вижу, какое отношение он мог бы иметь к убийству Джентри. Среди ваших гостей я ощутил такую глубину ненависти к нему, что, мне кажется, достаточно просто установить, в чем заключались индивидуальные причины для этой ненависти и, разумеется, кто успел первым.
Ближе к концу их разговора полковник все больше словно места себе не находил, и это наконец привлекло внимание Трабшо.
– Вас что-то беспокоит, полковник?
– Ну да, Трабшо… Да, должен признаться, это так.
– А именно?
– Не знаю, как выразиться…
– Почему бы вам просто не сказать?
– Да, вы правы. Именно это мне и следует сделать. Ну-у-у, – он глубоко вздохнул, – вы намерены допросить нас всех, да?
– Да.
– Что, полагаю, подразумевает и меня.
– Ну да, полковник. Я, право, не знаю, каким образом, если ваши гости готовы подвергнуться такому испытанию, я, говоря по чести, мог бы сделать исключение для вас. Остальные просто этого не потерпят.
– Нет-нет, разумеется, нет. Просто я, как Кора, знаю, что не убивал Реймонда Джентри, а есть кое-какие факты, которые я скрывал от Мэри все эти годы, – касательно моего прошлого, понимаете? Факты, которые разобьют ей сердце, если станут известны после такого долгого времени. Вот я и подумал…
– Да?
– Я подумал, не сообщить ли эти факты вам сейчас строго между нами. А тогда позднее и исключительно, только если вы сочтете, что к убийству они никакого отношения не имеют, то вы могли бы… ну… не касаться их во время допроса.
Старший инспектор начал отрицательно покачивать головой даже прежде, чем полковник договорил.
– Простите, полковник, но вы просите от меня слишком многого. Игровое поле должно быть ровным, вы согласны?
– Ну да, конечно. Конечно, но только секреты, вернее, секрет, о котором я думаю, он особенный. И, учитывая крайне серьезные последствия, какими он может обернуться для меня, его просто сравнить нельзя с мелкими грешками викария или выходками Эви, какими бы они ни были.
– Тем не менее вы не можете ожидать, чтобы я поставил вас в привилегированное положение. Так не делают. Где же правила честной игры?
– Я понимаю…
Однако было ясно, что, понял он или нет, полковник все еще не хотел сдаваться.
– Ну а если так? – предложил он. – Что, если я сейчас же скажу вам, что я имею в виду, а когда вы будете меня допрашивать, если вы все-таки согласитесь – а тут я полностью уверен, – что никакого отношения это к убийству иметь не может, вы не вынудите меня коснуться этого?
Полицейский поразмыслил.
– Полковник, – в конце концов согласился он, – я сделаю что смогу. Но я ничего не обещаю. Договорились?
– Договорились.
Наступило краткое молчание.
– Итак? Что такое вы должны мне сказать?
– Ну, Трабшо, я не всегда был безупречно образцовым членом общества. Когда я был молодым, ну, почти еще сосунком, я раз за разом попадал во всякие переделки. Ничего похожего на убийство или что-то не менее серьезное, но… нет никакого смысла перечислять вам все мои преступления, это длинный список, то есть, я хочу сказать, это был длинный список – все это происходило давным-давно. Но дело в том, что в Англии на меня имеется уголовное досье.
– Ага!
– Да уж, ага! Тут я вас провел, верно? То есть взгляните на меня теперь, кому бы это в голову пришло? Но что есть, то есть. Полиция, естественно, располагает отпечатками моих пальцев, и если эти обстоятельства обнаружатся, для меня это будет крайне неприятно, хоть я и не виноват. Ну и бедная Мэри, разумеется, которая тем более ни в чем не виновата. Не говоря уж о Селине.
– Так-так, – сказал Трабшо, который явно такого признания не ожидал. – То есть Ярду известна ваша фамилия?
– А?
– Я сказал, известна ли Ярду ваша фамилия?
– Ну, по правде говоря, нет.
– Но как же так? Вы же сказали, что на вас есть уголовное досье.
– Нет, его у них нет, ведь Роджер Ффолкс не мое настоящее имя.
– Что-о?
– Как вы не понимаете! Мне пришлось изменить имя, когда я вернулся из Америки. Я не мог рисковать, что кто-то… кто-то из моих бывших сообщников выследит меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56