ты обводишь глазами зал и видишь, что салон опустел, а стулья уже стоят перевернутые на столах.
Администратор какое-то время колебался, не желая поддаваться на уговоры Анны, но в конце концов взял связку ключей. Анна и Рауач исчезли в лифте.
Прошло несколько минут. Мне положили барашка. Прогулка и ливень прибавили мне аппетита. Я с сожалением посмотрел на тарелку; такой сочный, подумал я, такой соблазнительный, а я не попробую даже кусочка.
Я поднялся по лестнице. На первом этаже никого не было; на втором я увидел Анну, которая шла по коридору с потерянным видом, держась за живот обеими руками.
Рауач, администратор отеля, закрыл дверь номера. Он достал из кармана носовой платок и протер позолоченные цифры: три – один – шесть. Меня он заметил только тогда, когда я коснулся его плеча. Он посмотрел на меня и сказал:
– Пойду звонить комиссару.
Кун был хорошим хозяином; думаю, что почти все успели закончить обед, прежде чем им сообщили новость: Рина Агри мертва. За столом воцарилось глубокое молчание, а потом заговорили все разом. Задавали вопросы. Кун отвечал, но разговор как-то быстро выдыхался; с каждым новым вопросом истощались и интерес к теме, и оживление присутствующих. Это была игра в вопросы и ответы, где вопросы не имели смысла, а ответов не существовало. Вскоре все замолчали, разглядывая покрытые жиром пустые тарелки.
Гимар появился как новый персонаж пьесы, призванный оживить ее агонизирующую концовку. Он бросил свой плащ на одно из кресел и с укоризненным видом огляделся по сторонам; так что все мы почувствовали себя чуточку виноватыми за те неприятности, которые мы причинили тихой Деревне и ее комиссару.
– Где она? – спросил он.
– В номере 316. Я вас провожу, – сказал Рауач.
Рауач с Гимаром скрылись на лестнице. Кун последовал за ними.
Мы снова заговорили о Рине Агри. Мы говорили о ней в настоящем времени, как если бы она не ушла навсегда, а вышла уложить свои вещи, и было бы бестактно в чем-то ее упрекать. Кроме всего прочего, на столе еще стояли две тарелки с барашком, к которым никто не притронулся. Мы ждали подтверждения комиссаром новости об ее уходе. Приговор ускорил официант, он забрал пустые тарелки, а потом унес и эти две. Последние.
XXI
Гимар медленно спустился по лестнице, не глядя в нашу сторону, как бы не отдавая себе отчета, что находится в центре внимания.
– Скажите мне, Кун, по какому критерию вы отбирали этих людей? Это конгресс депрессивных маньяков?
– Она тоже самоубийца?
– На этот раз нет никаких сомнений. – Комиссар посмотрел на участников конгресса, одни из которых расселись в креслах, другие оставались за длинным столом. – Кто-нибудь разговаривал с ней сегодня?
Никто.
– Итальянка была знакома с тем человеком, который уже умер? Они не могли договориться о совместном самоубийстве?
Анна, с покрасневшими глазами, ответила:
– Они не были любовниками, если вы спрашиваете об этом. Они были едва знакомы.
Гимар повернулся к нам спиной и вступил в беседу с Рауачем. Я подошел к ним.
– Я не знаю, что происходит, комиссар, но если речь идет об эпидемии или пакте самоубийц, у меня есть еще один кандидат.
Я рассказал о странном поведении Зуньиги. Гимар спросил Куна, существовала ли какая-нибудь причина для близких контактов этой троицы.
– Они жили в разных странах и занимались разными проблемами; но их объединял интерес к теме искусственных языков. Поэтому в первый же день они создали рабочую группу.
– Еще кто-нибудь в нее входил?
– Нет, только они. Они заседали часами.
Рауач отправился за Зуньигой в его номер. Вернулся через пару минут.
– Его там нет. Комната убрана, такое впечатление, что он сегодня туда вообще не заходил.
Дверь отеля открылась, и ледяной шквал ворвался в фойе. Вошла Химена, одетая в желтый плащ, натянутый на голову.
– Я увидела автомобиль комиссара; как он проехал мимо моего дома. Есть какие-то новости?
Она достала из кармана записную книжку, пострадавшую от ливня, чернила расплылись в голубые пятна. Я рассказал ей о том, что случилось. Я говорил почти шепотом, мы все говорили почти шепотом, как будто боялись кого-то разбудить.
Комиссар перебил все эти перешептывания. Он говорил очень громко, почти кричал.
– Рауач, пусть принесут все фонари, которые у вас есть. Мне наплевать на ливень, каждый должен оказывать помощь следствию.
– А что будем делать? – спросила Химена.
– Искать Зуньигу.
Химена достала из сумки вспышку и прикрепила ее к камере. Рауач и консьерж вернулись с фонарями и запасными батарейками. Я подошел самым первым и нашел фонарь, который был исправен; остальные, кажется, были в основном сломаны.
Анна сидела в кресле, устремив взгляд в пустоту. Она не могла подняться, уже сейчас она была далеко-далеко отсюда.
Я же не мог противиться – несмотря на трагедию – тяге к приключениям, словно я был еще бойскаутом в своем первом лагере.
Гроза уже выдохлась, шел монотонный дождь, неприятный, но не все же невечный. Я надел на голову капюшон. Ночь была очень темной, горели только пять или шесть фонарей, двигавшихся вдоль фундамента недостроенного крыла гостиницы. Половина фонарей оказалась неисправной, они быстро тускнели и гасли. Васкес выключил свой и швырнул батарейки в грязь.
Рядом со мной появился Гимар.
– Здесь и так слишком много народа. Почему бы вам не поискать на пляже?
Чтобы добраться до пляжа, мне надо было пройти мимо дверей отеля. Увидев меня, Химена последовала за мной. Она держала в руках тяжелую фотокамеру. Я не стал ее прогонять: пусть идет. Я начал насвистывать старую песенку.
– Дай мне твой фонарь, – сказала она.
Я отрицательно покачал головой. Ни за какие сокровища мира я бы не отказался от своей игрушки.
Рядом с маяком берег круто поворачивал, так что гостиница скрылась из виду. Перед нами простиралась затемненная поверхность пляжа. Я наступил на водоросли, мои ноги по щиколотку погрузились в пенистое месиво.
– Скорее всего он утонул. Он шел по воде, и его утащили волны. Он всплывет через три дня, вверх лицом, покусанный рыбами, с синюшной кожей и пустыми глазницами.
Химена даже замедлила шаги, испуганная своими собственными словами. Я обогнал ее. Компания мне была не нужна. Я сейчас пребывал в далекой яви своих сновидений – приключений, сценарий которых можно найти в старых книгах. Пляж, ночь, гроза. Но это также могла быть пустыня, сельва, затерянный остров. Место не играло роли, важно было идти в ночи, продвигаясь вперед, навстречу неведомой опасности, сгорая от любопытства, не скрывая боязни и крепко сжимая фонарь.
Я направил луч вперед и вдруг высветил человека, погруженного в воду.
Когда я подошел, я понял, что ошибался: он стоял на коленях, лицом к морю, как бы обращаясь к богу в бессловесной молитве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Администратор какое-то время колебался, не желая поддаваться на уговоры Анны, но в конце концов взял связку ключей. Анна и Рауач исчезли в лифте.
Прошло несколько минут. Мне положили барашка. Прогулка и ливень прибавили мне аппетита. Я с сожалением посмотрел на тарелку; такой сочный, подумал я, такой соблазнительный, а я не попробую даже кусочка.
Я поднялся по лестнице. На первом этаже никого не было; на втором я увидел Анну, которая шла по коридору с потерянным видом, держась за живот обеими руками.
Рауач, администратор отеля, закрыл дверь номера. Он достал из кармана носовой платок и протер позолоченные цифры: три – один – шесть. Меня он заметил только тогда, когда я коснулся его плеча. Он посмотрел на меня и сказал:
– Пойду звонить комиссару.
Кун был хорошим хозяином; думаю, что почти все успели закончить обед, прежде чем им сообщили новость: Рина Агри мертва. За столом воцарилось глубокое молчание, а потом заговорили все разом. Задавали вопросы. Кун отвечал, но разговор как-то быстро выдыхался; с каждым новым вопросом истощались и интерес к теме, и оживление присутствующих. Это была игра в вопросы и ответы, где вопросы не имели смысла, а ответов не существовало. Вскоре все замолчали, разглядывая покрытые жиром пустые тарелки.
Гимар появился как новый персонаж пьесы, призванный оживить ее агонизирующую концовку. Он бросил свой плащ на одно из кресел и с укоризненным видом огляделся по сторонам; так что все мы почувствовали себя чуточку виноватыми за те неприятности, которые мы причинили тихой Деревне и ее комиссару.
– Где она? – спросил он.
– В номере 316. Я вас провожу, – сказал Рауач.
Рауач с Гимаром скрылись на лестнице. Кун последовал за ними.
Мы снова заговорили о Рине Агри. Мы говорили о ней в настоящем времени, как если бы она не ушла навсегда, а вышла уложить свои вещи, и было бы бестактно в чем-то ее упрекать. Кроме всего прочего, на столе еще стояли две тарелки с барашком, к которым никто не притронулся. Мы ждали подтверждения комиссаром новости об ее уходе. Приговор ускорил официант, он забрал пустые тарелки, а потом унес и эти две. Последние.
XXI
Гимар медленно спустился по лестнице, не глядя в нашу сторону, как бы не отдавая себе отчета, что находится в центре внимания.
– Скажите мне, Кун, по какому критерию вы отбирали этих людей? Это конгресс депрессивных маньяков?
– Она тоже самоубийца?
– На этот раз нет никаких сомнений. – Комиссар посмотрел на участников конгресса, одни из которых расселись в креслах, другие оставались за длинным столом. – Кто-нибудь разговаривал с ней сегодня?
Никто.
– Итальянка была знакома с тем человеком, который уже умер? Они не могли договориться о совместном самоубийстве?
Анна, с покрасневшими глазами, ответила:
– Они не были любовниками, если вы спрашиваете об этом. Они были едва знакомы.
Гимар повернулся к нам спиной и вступил в беседу с Рауачем. Я подошел к ним.
– Я не знаю, что происходит, комиссар, но если речь идет об эпидемии или пакте самоубийц, у меня есть еще один кандидат.
Я рассказал о странном поведении Зуньиги. Гимар спросил Куна, существовала ли какая-нибудь причина для близких контактов этой троицы.
– Они жили в разных странах и занимались разными проблемами; но их объединял интерес к теме искусственных языков. Поэтому в первый же день они создали рабочую группу.
– Еще кто-нибудь в нее входил?
– Нет, только они. Они заседали часами.
Рауач отправился за Зуньигой в его номер. Вернулся через пару минут.
– Его там нет. Комната убрана, такое впечатление, что он сегодня туда вообще не заходил.
Дверь отеля открылась, и ледяной шквал ворвался в фойе. Вошла Химена, одетая в желтый плащ, натянутый на голову.
– Я увидела автомобиль комиссара; как он проехал мимо моего дома. Есть какие-то новости?
Она достала из кармана записную книжку, пострадавшую от ливня, чернила расплылись в голубые пятна. Я рассказал ей о том, что случилось. Я говорил почти шепотом, мы все говорили почти шепотом, как будто боялись кого-то разбудить.
Комиссар перебил все эти перешептывания. Он говорил очень громко, почти кричал.
– Рауач, пусть принесут все фонари, которые у вас есть. Мне наплевать на ливень, каждый должен оказывать помощь следствию.
– А что будем делать? – спросила Химена.
– Искать Зуньигу.
Химена достала из сумки вспышку и прикрепила ее к камере. Рауач и консьерж вернулись с фонарями и запасными батарейками. Я подошел самым первым и нашел фонарь, который был исправен; остальные, кажется, были в основном сломаны.
Анна сидела в кресле, устремив взгляд в пустоту. Она не могла подняться, уже сейчас она была далеко-далеко отсюда.
Я же не мог противиться – несмотря на трагедию – тяге к приключениям, словно я был еще бойскаутом в своем первом лагере.
Гроза уже выдохлась, шел монотонный дождь, неприятный, но не все же невечный. Я надел на голову капюшон. Ночь была очень темной, горели только пять или шесть фонарей, двигавшихся вдоль фундамента недостроенного крыла гостиницы. Половина фонарей оказалась неисправной, они быстро тускнели и гасли. Васкес выключил свой и швырнул батарейки в грязь.
Рядом со мной появился Гимар.
– Здесь и так слишком много народа. Почему бы вам не поискать на пляже?
Чтобы добраться до пляжа, мне надо было пройти мимо дверей отеля. Увидев меня, Химена последовала за мной. Она держала в руках тяжелую фотокамеру. Я не стал ее прогонять: пусть идет. Я начал насвистывать старую песенку.
– Дай мне твой фонарь, – сказала она.
Я отрицательно покачал головой. Ни за какие сокровища мира я бы не отказался от своей игрушки.
Рядом с маяком берег круто поворачивал, так что гостиница скрылась из виду. Перед нами простиралась затемненная поверхность пляжа. Я наступил на водоросли, мои ноги по щиколотку погрузились в пенистое месиво.
– Скорее всего он утонул. Он шел по воде, и его утащили волны. Он всплывет через три дня, вверх лицом, покусанный рыбами, с синюшной кожей и пустыми глазницами.
Химена даже замедлила шаги, испуганная своими собственными словами. Я обогнал ее. Компания мне была не нужна. Я сейчас пребывал в далекой яви своих сновидений – приключений, сценарий которых можно найти в старых книгах. Пляж, ночь, гроза. Но это также могла быть пустыня, сельва, затерянный остров. Место не играло роли, важно было идти в ночи, продвигаясь вперед, навстречу неведомой опасности, сгорая от любопытства, не скрывая боязни и крепко сжимая фонарь.
Я направил луч вперед и вдруг высветил человека, погруженного в воду.
Когда я подошел, я понял, что ошибался: он стоял на коленях, лицом к морю, как бы обращаясь к богу в бессловесной молитве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26