Если бы ты видела, что звучит финале: прозрачнейшая золотистая рондо-соната, а рефреном в ней (в основной тональности) - фантастическая по своей земной реальности картина: спокойное море, рассветное небо, ты стоишь то ли на плоту, то ли просто на волнах - _покачиваешься_! - а на востоке - по нежной лазури - розовые, золотистые, перламутровые, палевые лучи, бьющие вверх из тонкой дымки над горизонтом: веер зари.
Что касается Володи, то он удивлял нас и удивляет до сих пор. Бедняга по уши залез в историю: в XIV и XV века. Первую книгу свою, как ты помнишь, писал не таясь и постоянно читал нам отрывки. По-моему, я тебе сообщал уже, что там шла речь о Николае Кузанском. Зато когда наш историк принялся за второе произведение, его словно подменили: стал отшельником, ни строчки никому не показывал и даже написанное куда-то прятал. И вот на днях устроил читку. Мы с Андреем прямо-таки ахнули: роман об Агриппе Неттесгеймском, и какой! Впрочем, может быть, я ошибаюсь и смотрю на вещи предвзято, может быть, просто переоцениваю Володьку. Жаль только, что до нашего возвращения тебе так и не удастся почитать ни то, ни другое, ни (если появится) третье. Такова воля автора и таково наше - не зависящее от него - решение. О расходе энергии тоже надо помнить. Представляешь, как в Центре удивились бы, если б из гамма-приемника ни с того ни с сего пополз такой текст:
"ЧЕРНЫЙ КНИЖНИК (роман)
1. Макабр
В тот год в Роттердаме куражилась потаскуха-чума. Она упоила смерть, выхватила из ее безвольных рук косу и, потная, рыгающая, пошла по городу в поисках любви. Чума не знала, зачем она это сделала. Коса не нужна была ей: от одного вида смертной девки люди падали и чернели. Дыхание убивало на месте. Любви не было. Между тем ясная погода все еще стояла и по ночам пели соловьи.
Генрих Корнелис стоял на берегу Лека и бросал в воду камешки. Камешки падали со смешным звуком. Плюх. Плюх. Плюх. Поднимался небольшой фонтанчик и разбегался геометрически точной окружностью. Камешков было много, и воды было много, и кругов было много. Но даже когда вода успокаивалась, Генрих не находил в ней своего отражения. Отражалось только небо - глубокое, непонятное, серебряно-голубое, и он этому не удивлялся. Он удивлялся лишь тому, как это между вечным небом и нервной водой нашлось место для него, бренного и спокойного..."
И так далее. Интересно?
Слушай, а ведь Славка-то молодец! Большой молодец. Я ему написал особо, но и ты передай ему от моего имени: поздравляю от всей души! Понимаешь, то, что ты мне сообщила, оказалось новостью ошеломляющей. Сам он, скромник этакий, ни словом не обмолвился ни о защите, ни о теме работы. Написал только, что у него есть какая-то идея. Все очень туманно и неясно: Теория Большой Волны. Что это такое - не постигаю. А вот "постоянная Хаббла" это Нечто. Не знаю сути работы, но если выводить из названия, то получается, что сын наш, изучая допплеров эффект у жесткого излучения, каким-то образом сформулировал возможность не "постоянной", а "_переменной_ Хаббла". Если это так, то он - без лишних слов - настоящий "маленький" ученый. Только вот зачем от меня скрывать - все равно не понимаю. Я тут внимательнейшим образом просмотрел всю информацию последнего импульса: о его сенсационном выступлении на семинаре и о статье в "Ученых записках" - ни черта не сказано. Забыли включить? Не учли? Посчитали гипотезу скороспелой, маловозможной, ошибочной? В любом случае Центр не имел права молчать. Я ведь астрофизик, мне это интересно и важно, да и о том, что я отец как никак, не следует забывать.
Ты там, в Центре, скажи, что я недоволен. Крупно недоволен.
Ох, вот так ересь получилась! Все время забываю о расстоянии. Ты-то это письмо получишь через семь с половиной лет, если от нынешнего дня отсчитывать. А от _того_ письма оно будет отстоять уже на пятнадцать лет. Славка, небось, за это время такое понавыдумывает, что о первой его работе никто и вспоминать не станет.
А звезды Каптейна пока на экране не видно... Развлекаемся тем, что даем на сетку увеличения максимальное напряжение и разглядываем появившуюся маленькую точку. Вчера Андрей разыграл меня. Разыграл и рассердил одновременно: ворвался ко мне, спящему, и со счастливо-блаженным видом заорал: "Планеты в поле!" Я, дурак, поверил со сна и ринулся к экрану. Конечно, никаких планет и в помине не было, да и развертка снята с триггера, вот злость меня и взяла. Даже выругался, хотя - если разобраться - сам виноват: какие к дьяволу планеты, коль скоро до их появления еще лет шесть! Звезду мы увидим невооруженным глазом гораздо раньше. "Всего-навсего" года через три с чем-то...
"Взрослой" Машеньке - мой самый сентиментальный привет.
Славику - привет _мужской_.
Для тебя у меня осталось только два слова: Я ВЕРНУСЬ!
Сергей.
30 апреля 85 года.
Милый, прости меня!
Прошу, нет - умоляю: прости!!!
Господи, что я совершила! И как не хочется писать это письмо! Но _надо_. Меня ждут. Ждут, когда я закончу, и тогда я покину наш дом. Может быть - навсегда.
Все не так... Не так... А ТЫ разве не ждешь письма? Тоже ждешь - больше всех остальных. И волнуешься: почему нет импульса? А сеанс отложили. И виной всему - я. Решали, что со мной делать. Так и не решили...
Сейчас, сейчас... Приготовься, Сереженька. Мой милый, бесконечно милый и любимый Сережа... Стисни сердце. Зажми рот. И читай. Невыносимо страшно делать тебе больно. Может быть, ты и не поймешь. Хотя понимать тут нечего: я - преступница! Убийца...
Боже, какое страшное слово я написала. И все-таки, это так. Прошел уже месяц, а я не могу свыкнуться. Не со словом, не с собой: с фактом. В _наше время_ кто-то совершил ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Кого-то будут СУДИТЬ. Этот "кто-то" я.
А теперь - как с обрыва в воду: нашего Славы больше нет. Нет нашего Славика, и не вернешь его.
Вина - моя. Вина матери.
Ему был бы тридцать один год. Он уже совсем взрослый. И великолепный ученый. БЫЛ ученый...
Нет, погоди: мы ведь с тобой не "разговаривали" целых пятнадцать лет. Погоди... Лучше - вот так: все эти годы Слава работал над невероятно сложной и грандиозной теорией. Он ее называл Теорией Большой Волны. Я была у него верным секретарем. Перепечатывала труды, считала на машине, вела переписку, хранила архив. Ничего не понимала в его физике, но все равно стала помощником незаменимым.
Семью он так и не завел...
Очень поздно я поняла, что это за теория - только в этом году. Поняла и ужаснулась. Оказывается, он добивался МГНОВЕННОГО скачка через пространство. Не знаю опять, поймешь ли... Нет, не идею Славика - мои чувства.
И он добился. Опять же - в этом году.
И ведь самое страшное: он не только теоретиком был, но и практиком. И мечтал, оказывается, прорваться к звезде Каптейна, чтобы ТАМ ВСТРЕТИТЬ ТЕБЯ! Он очень радовался, когда на бумаге все подтвердилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Что касается Володи, то он удивлял нас и удивляет до сих пор. Бедняга по уши залез в историю: в XIV и XV века. Первую книгу свою, как ты помнишь, писал не таясь и постоянно читал нам отрывки. По-моему, я тебе сообщал уже, что там шла речь о Николае Кузанском. Зато когда наш историк принялся за второе произведение, его словно подменили: стал отшельником, ни строчки никому не показывал и даже написанное куда-то прятал. И вот на днях устроил читку. Мы с Андреем прямо-таки ахнули: роман об Агриппе Неттесгеймском, и какой! Впрочем, может быть, я ошибаюсь и смотрю на вещи предвзято, может быть, просто переоцениваю Володьку. Жаль только, что до нашего возвращения тебе так и не удастся почитать ни то, ни другое, ни (если появится) третье. Такова воля автора и таково наше - не зависящее от него - решение. О расходе энергии тоже надо помнить. Представляешь, как в Центре удивились бы, если б из гамма-приемника ни с того ни с сего пополз такой текст:
"ЧЕРНЫЙ КНИЖНИК (роман)
1. Макабр
В тот год в Роттердаме куражилась потаскуха-чума. Она упоила смерть, выхватила из ее безвольных рук косу и, потная, рыгающая, пошла по городу в поисках любви. Чума не знала, зачем она это сделала. Коса не нужна была ей: от одного вида смертной девки люди падали и чернели. Дыхание убивало на месте. Любви не было. Между тем ясная погода все еще стояла и по ночам пели соловьи.
Генрих Корнелис стоял на берегу Лека и бросал в воду камешки. Камешки падали со смешным звуком. Плюх. Плюх. Плюх. Поднимался небольшой фонтанчик и разбегался геометрически точной окружностью. Камешков было много, и воды было много, и кругов было много. Но даже когда вода успокаивалась, Генрих не находил в ней своего отражения. Отражалось только небо - глубокое, непонятное, серебряно-голубое, и он этому не удивлялся. Он удивлялся лишь тому, как это между вечным небом и нервной водой нашлось место для него, бренного и спокойного..."
И так далее. Интересно?
Слушай, а ведь Славка-то молодец! Большой молодец. Я ему написал особо, но и ты передай ему от моего имени: поздравляю от всей души! Понимаешь, то, что ты мне сообщила, оказалось новостью ошеломляющей. Сам он, скромник этакий, ни словом не обмолвился ни о защите, ни о теме работы. Написал только, что у него есть какая-то идея. Все очень туманно и неясно: Теория Большой Волны. Что это такое - не постигаю. А вот "постоянная Хаббла" это Нечто. Не знаю сути работы, но если выводить из названия, то получается, что сын наш, изучая допплеров эффект у жесткого излучения, каким-то образом сформулировал возможность не "постоянной", а "_переменной_ Хаббла". Если это так, то он - без лишних слов - настоящий "маленький" ученый. Только вот зачем от меня скрывать - все равно не понимаю. Я тут внимательнейшим образом просмотрел всю информацию последнего импульса: о его сенсационном выступлении на семинаре и о статье в "Ученых записках" - ни черта не сказано. Забыли включить? Не учли? Посчитали гипотезу скороспелой, маловозможной, ошибочной? В любом случае Центр не имел права молчать. Я ведь астрофизик, мне это интересно и важно, да и о том, что я отец как никак, не следует забывать.
Ты там, в Центре, скажи, что я недоволен. Крупно недоволен.
Ох, вот так ересь получилась! Все время забываю о расстоянии. Ты-то это письмо получишь через семь с половиной лет, если от нынешнего дня отсчитывать. А от _того_ письма оно будет отстоять уже на пятнадцать лет. Славка, небось, за это время такое понавыдумывает, что о первой его работе никто и вспоминать не станет.
А звезды Каптейна пока на экране не видно... Развлекаемся тем, что даем на сетку увеличения максимальное напряжение и разглядываем появившуюся маленькую точку. Вчера Андрей разыграл меня. Разыграл и рассердил одновременно: ворвался ко мне, спящему, и со счастливо-блаженным видом заорал: "Планеты в поле!" Я, дурак, поверил со сна и ринулся к экрану. Конечно, никаких планет и в помине не было, да и развертка снята с триггера, вот злость меня и взяла. Даже выругался, хотя - если разобраться - сам виноват: какие к дьяволу планеты, коль скоро до их появления еще лет шесть! Звезду мы увидим невооруженным глазом гораздо раньше. "Всего-навсего" года через три с чем-то...
"Взрослой" Машеньке - мой самый сентиментальный привет.
Славику - привет _мужской_.
Для тебя у меня осталось только два слова: Я ВЕРНУСЬ!
Сергей.
30 апреля 85 года.
Милый, прости меня!
Прошу, нет - умоляю: прости!!!
Господи, что я совершила! И как не хочется писать это письмо! Но _надо_. Меня ждут. Ждут, когда я закончу, и тогда я покину наш дом. Может быть - навсегда.
Все не так... Не так... А ТЫ разве не ждешь письма? Тоже ждешь - больше всех остальных. И волнуешься: почему нет импульса? А сеанс отложили. И виной всему - я. Решали, что со мной делать. Так и не решили...
Сейчас, сейчас... Приготовься, Сереженька. Мой милый, бесконечно милый и любимый Сережа... Стисни сердце. Зажми рот. И читай. Невыносимо страшно делать тебе больно. Может быть, ты и не поймешь. Хотя понимать тут нечего: я - преступница! Убийца...
Боже, какое страшное слово я написала. И все-таки, это так. Прошел уже месяц, а я не могу свыкнуться. Не со словом, не с собой: с фактом. В _наше время_ кто-то совершил ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Кого-то будут СУДИТЬ. Этот "кто-то" я.
А теперь - как с обрыва в воду: нашего Славы больше нет. Нет нашего Славика, и не вернешь его.
Вина - моя. Вина матери.
Ему был бы тридцать один год. Он уже совсем взрослый. И великолепный ученый. БЫЛ ученый...
Нет, погоди: мы ведь с тобой не "разговаривали" целых пятнадцать лет. Погоди... Лучше - вот так: все эти годы Слава работал над невероятно сложной и грандиозной теорией. Он ее называл Теорией Большой Волны. Я была у него верным секретарем. Перепечатывала труды, считала на машине, вела переписку, хранила архив. Ничего не понимала в его физике, но все равно стала помощником незаменимым.
Семью он так и не завел...
Очень поздно я поняла, что это за теория - только в этом году. Поняла и ужаснулась. Оказывается, он добивался МГНОВЕННОГО скачка через пространство. Не знаю опять, поймешь ли... Нет, не идею Славика - мои чувства.
И он добился. Опять же - в этом году.
И ведь самое страшное: он не только теоретиком был, но и практиком. И мечтал, оказывается, прорваться к звезде Каптейна, чтобы ТАМ ВСТРЕТИТЬ ТЕБЯ! Он очень радовался, когда на бумаге все подтвердилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13