Через месяц на красной доске появилось новое имя ударника-лесоруба. Это был Никита Суслонов. Его торжественно поздравило начальство лесопункта и предло-
жило, как лучшему лесорубу, переселиться в отдельную комнату, но тот неожиданно отказался: не заслужил, дескать. Многие, конечно, удивились: Никите условия создают, как-никак передовой человек по всему лесопункту,-а он не хочет воспользоваться. Одним словом, чудак мужик.
Допрашивали и фельдшера Иону Башлыкова. Но что он мог показать следователю? На собрании он не был. Известно, всякое лекарство для организма яд; к счастью, Медуницу он никогда не лечил и не прописывал ему ни порошков, ни прочих лекарств. Что же касается мышьяка, то у него на медпункте каждый грамм на учете—пожалуйста, взвесьте и проверьте по журналу выдачу рецептов. Да и как этот мышьяк мог попасть в русаковский дом? Русановы люди здоровые и на медпункт ни разу не обращались. Тут дело в другом — в недоброкачественном продукте, в ядовитых грибках, кои, возможно, могут быть и в квасу. Мог же квас, как скоропортящийся напиток, дать реакцию на медь, то есть на-медный ковш.
—Значит, вся суть вопроса в медном ковше, дорогие товарищи следователи, — заканчивая свое длинное витиеватое пояснение, говорил Иона и поднимал в потолок тусклые, испуганные глаза. — Что ни говорите, а каждый продукт есть суть разложения самого в себе...
Вскоре в Огоньково приехала целая комиссия. И' снова допросы, дознания.
— Квасом-то из ковша вы поили? — спрашивал: Александру следователь.
— Да, я...
— И бумажку, в которую был завернут яд, у вас за. кадкой нашли?
— Да, у нас...
— А скажите, не выступали ли вы тогда на собрании против Медуницы?
Кузьмовна молчала. Следователь снова повторил вопрос.
— Нет. Я не выступала против. Я только говорила, что лучше объединиться одной деревне... отдельно ог других.
— Значит, говорили об этом? — Да, говорили...
И вдруг по деревне пополз паскудной собачонкой слушок: не кто иной, как Кузьмовна отравила селькора.
На другой день Кузьмовну вызвали в Теплые Горы. Вечером она домой не вернулась.
Пионерский отряд в школе стали называть отрядом имени Ефима Медуницы.
Оказывается, — о чем ребята раньше и не знали, и теперь не мало удивились, — Ефим Медуница девять лет назад учился в здешней школе. Пионеры даже разыскали в архиве классный журнал, в котором за 1914 год против фамилии Пояркова стояли круглые пятерки, кроме одной — по божьему закону была тройка. И еще ребята узнали, что Ефим Медуница в 1918 году вступил в комсомол и ушел добровольцем драться с Колчаком, И в одном бою под Омутной был тяжело ранен.
Так один факт за другим пионеры заносили в свой дневник и пополняли биографию погибшего селькора. Сейчас Ефим Медуница для ребят был не только соснов-ский житель, селькор-земляк, — это был смелый, отважный герой гражданской войны. И не одни пионеры — вся школа гордилась, что пионерский отряд носил такое славное имя.
...Сын школьной сторожихи Федька Сорока, высокий белобрысый подросток, как-то сказал в классе, что Яшке Русановскому не место в пионерском отряде. Ведь Ефима-то Медуницу отравили у них в доме. Яшка не пытался возражать, он покраснел, опустил глаза. Но не все поддержали Сороку. За Яшку заступился Коська Рассохин. Растолкав столпившихся ребят, он поднес стиснутый кулак к Федькиному носу:
— А этого не хочешь?
Но Федька Сорока тоже был не из робких, он толкнул Коську в плечо. Тот дал сдачу. Началась потасовка. И кто знает, чем бы все это кончилось, если бы в класс не вошла Лидия Антоновна. Учительница взглянула на Федьку, сидевшего верхом на Коське Рассохине и молотившего по его спине кулаками:
...Это тебе за селькора!
...Это за Ефима Игнатьича!
...Это за Медуницу!
— Что это такое? — строго спросила Лидия Антоновна.
Ребята молчали.
— Что это значит? — повторила учительница.
И тут выступила худенькая девочка с двумя рыженькими косичками:
— Федька говорит, что надо исключить Яшку из отряда, а мы против.
— Яшка не виноват! — крикнул, поднявшись с полу, Коська, — у него отец командиром был. Красным командиром.
— А мать?
— Сын за мать не ответчик.
— Неправда! Пионер должен отвечать! — раздался чей-то голос, и все удивленно взглянули на Еленку. — Если он знал, не должен молчать!
— Так ведь он не знал ничего. Ведь верно, Яшка? — тиская его за руку, говорил Коська Рассохин. — Он не знал, Лидия Антоновна.
Учительница молча выслушала ребят, словно стараясь взвесить: кто же из них был прав. А потом подошла к Яшке, погладила его по голове и сказала:
— Это они так, в шутку сказали. Ты будешь, как твой папа, — и к ребятам: — Яшин отец геройски погиб...
— Как наш Медуница?
— Да дети. Он так же боролся за счастье людей, как и Ефим Игнатьич. Об этом мы еще поговорим.
На сретенье Никита приехал из лесу худой, будто затравленный зверь. В доме снова притихли. Обедать собрались все. Каждый сел на свое место: отец на углу стола, рядом старший женатый брат, белокурый красавец Тимоня, за ним вислоухий Сергуня, потом Петька, мухоморный рыжик — все лесенкой; дальше сидят жена Тимони, большеглазая Грашка, русые с подпалом волосы намаслены и расчесаны на прямой пробор, крестная Катя с длинными черными косами, и самая маленькая — Еленка. Она сидит на скамейке, рядом с матерью. Здесь лучше — мать, как и у Яшки, тоже добрая.
Посреди стола — большое глиняное блюдо. Отец молча, не торопясь, разрезал на деревянной тарелке мясо, высыпал в блюдо, потом очистил от скорлупы яйцо и, вытянув заскорузлые руки, раскрошил его над блюдом. Мать принесла квасу и налила в блюдо. Наверх всплыла пузырьками пена. «Ядреный квас», — похвалил Ти-моня, а Еленка подумала: «Не ядовитый ли?» Отец, зачерпнул деревянной ложкой из кринки соль, сыпнул в блюдо и принялся мешать, старательно и долго растирая ее. Квас еще больше запенился, забродил. Все застолье молча следило за отцом. Прошла минута, другая, надоело даже. Еленка не вытерпела и первая потянулась к блюду. Отец покосился на нее, поднял свою тяжелую деревянную ложку и— бац по Еленкиному лбу: не опережай старших. Еленке не больно, а обидно. Все, кроме отца, матери да крестной, заулыбались, а Петька даже хихикнул, за что получил в лоб свою порцию от отца. Тут и старшие засмеялись.Петька надулся, покраснел — настоящий мухомор, нашел под столом Еленкину ногу, незаметно щипнул. Еленка дала сдачу. Возню приметил отец, перевел строгие глаза с Петьки на Еленку, потом на Петьку и - снова бац ложкой по Петь-киному лбу. Ложка переломилась — в руках отца остался один черенок. Было смешно, <но никто не смеялся.
— Арш из-за стола, пешкарье! — крикнул Никита и дернул за космы Еленку. — В чулан обоих... на сутки... на неделю...
«Пешкарье» вылезло из-за стола:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92