Пришел домой, умылся, переоделся. Что делать? С Зосей условился встретиться в девять вечера, как обычно, у кинотетра. Идти туда еще рановато. Почитать? Но состояние такое, что, как говорил Мамлюк, смотришь в книгу, а видишь фигу... Куда девать себя?
Вроде и работы тяжелой не делал, а устал страшно: поясницу ломит, руки, ноги прямо-таки стонут. Уж не заболел ли?
Обеспокоенная мать — отца дома не было, работал во вторую смену — поставила на стол обед. Однако Васька есть отказался — кусок в горло не лез!
— Уж не стряслось ли чего? — допытывалась она, но Васька только отмахивался от нее и отнекивался.
Посмотрел на часы. Времени до девяти еще много. Но торчать в хате под настороженным взглядом матери не было сил. И Васька все-таки побрел в город.
Стемнело. Не зная, куда податься, Васька долго и неподвижно стоял на ступеньках кинотеатра, нахохлившись, как большая птица. Редкие прохожие пробегали мимо него по широкому мокрому асфальту, словно проплывали по черной стремнине. Золотистым прохладным соком налились плафоны фонарей. Скорбно свесили до земли пряди распустившихся ветвей плакучие ивы. Ни малейшего дуновения. Для степного, всем ветрам открытого города немного странно.
Чтоб как-то убить время, Васька сделал круг по городу, остановился у бетонного моста, издали в переплетении троллей похожего на ветвисторогого, осыпанного звездами оленя, напряженно застывшего в прыжке через железнодорожное полотно. Потом пересек трамвайную линию — отполированные колесами рельсы поблескивали в свете луны холодно и жутко.
Потом прошелся по вечерней Главной и наконец в изнеможении опустился на скамью, сделав вид, что не замечает приближающуюся Аллочку Курилову. Просто игра судьбы! Куда Васька ни шагнет сегодня, везде на пути комсомольский секретарь. Запрокинув голову, Васька отрешенно уставился перед собой.
— Ждешь кого? — спросила Аллочка и, не дождавшись ответа, села рядом, поправила сползшие на нос очки в тонкой серебристой оправе.— Хороший вечер! Тишина кругом, и черемухой пахнет.
Вдруг Васька внутренне встрепенулся: по Главной торопилась девчонка. Даже не глядя, он узнал бы ее по звонкому стуку каблучков, по легкой стремительной походке.
— Ты сторонишься ребят,— сказала Аллочка неуверенно.— Это нехорошо. Почему бы тебе не прийти на субботник? С ребятами надо сходиться. Ты ведь уже не первый месяц работаешь. Сам должен это понимать.
Васька взглянул на Аллочку. Личико у нее сухонькое, узенькое, но довольно милое и располагающее к себе. Увидел за очками лучащиеся добротой, черные, как две черешни, глаза. Странно, как он этого раньше не замечал.
Васька уважительно-деликатно положил свою руку на Аллочки ну ладонь, которую она держала на остреньком колене, и несильно, приятельски пожал ее.
— В котором часу начинается?
— В десять утра,— ответила она с готовностью, показывающей всю ее великую радость победы над этим недисциплинированным Неулыбой.— Сбор у центральной проходной.
— Я приду, Алла!— Васька встал, поправил ремень. Обернулся и еще раз искренне пообещал: — Приду обязательно!
Вприпрыжку Васька помчался навстречу той, ради которой стоило одолеть все неприятности с завораживающей верой в большое счастье.
Площадь перед центральной проходной завода была усеяна комсомольцами. Все были возбуждены, веселы, будто пришли на праздник. Лишь несколько ребят деловито совещались с чубатым голенастым парнем — комсоргом завода, стоявшим посреди площади.
Не прошел Васька и десяти неуверенных шагов по площади, разыскивая своих из котельно- ремонтного, как его окликнули. Он обернулся на голос. К нему подходила сияющая в лучах утреннего солнца Аллочка Курило-ва. Она улыбалась Ваське всем своим остреньким, как у белки, веснушчатым лицом: глубокими черными глазами, большим малиновым ртом и даже, казалось, носом, облупленным, слегка приплюснутым и широким.
— Будем работать на строительстве прокатно-обжим-ного цеха,— торопливо сообщила она.— Пойдем к нашим. Вон они сгрудились. Прокатно-обжимной цех стоял особняком, сбоку от других цехов, на окраине завода. Стоял в серой опалубке, как в пеленках. Его пока и цехом-то нельзя было величать. Громадилась лишь железобетонная коробка, просторное, высокое здание, внутри которого наладчики — механики и электрики — уже приступили к монтажу оборудования.
Комсомольцы разбились на несколько групп и разбрелись по участку выполнять порученную им работу. Васька попал в группу, которой предстояло разгрузить вагон с болтами. За дело принялись рьяно, и вот уже на лице, на плечах, на спине у Васьки выступила теплая благодатная роса.
Анкерные болты, тяжелые, длинные, с глубокой и мощной резьбой, в беспорядке валялись на платформе, и этих «беспризорников» приходилось сносить в одно место и укладывать в штабеля, которые потом подцеплялись на крюк автопогрузчика и па тележке отправлялись на склад.
После работы, выйдя из цеха, Васька услышал яростный рев бульдозера. Напрягаясь, надсадно дрожа черным телом, бульдозер толкал впереди себя пылящуюся гору строительного мусора. А в кабине рядом с водителем восседал Ленька Белоконь.
Сбросив мусор в котлован, бульдозер остановился. Дверца кабины отворилась, Ленька спрыгнул на землю и, размахивая руками, по битому, рассыпанному поперек пролета кирпичу зашагал к Ваське.
— Ну как дела, Неулыба? Закончил? — и, не дожидаясь ответа, чуть красуясь, выложил: — Мы уже!
— А мы тоже.
— Ты сейчас домой? — Ленька тронул, затем слегка толкнул подушечками пальцев серую, заляпанную раствором шестерню бетономешалки.— Может, зайдем к нам в цех? Хочу показать тебе свою живность.
О Ленькиной живности Васька уже слышал, но она его мало интересовала — подумаешь, птиц в клетке дер-жит! — но поскольку ремонтно-строительный цех, в котором работал брат, был по пути, согласился.
В ремонтно-строительном Васька бывал не раз, од-нако теперь, войдя в светлый, просторный цех, задер-жался на пороге. Что-то щемяще-радостное изумило его, и поначалу оп даже не понял что. Потом уразумел: в цехе поют птицы. Да, в мерный гул станков врывался звонкий, по-весеннему задорный посвист щеглов.
Изумление Васьки не ускользнуло от Леньки Бело-коня. Довольный произведенным эффектом, он мягко подтолкнул Ваську к дощатой заборке, где находилось его хозяйство, походя ругнув кого-то за неаккуратность: невдалеке валялись ломтики белого хлеба и обломок кукурузного початка с янтарно поблескивающими крупными зернами. Ленька поднял корм и рассовал его по карманам.
— Все несут, дают, бросают,— ликующе объяснил он и красноречиво похлопал себя по карманам с кормом для птиц.— Вот полюбуйся нашим пернатым царством,— торжествующий, он прошел вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50