Потом он научил меня изменять свой облик, и именно я обнаружил, что камень предтеч может произвести почти полное изменение.
Теперь, когда я беспомощный должен был надеяться только на себя, у меня осталась только одна — очень слабая — искорка надежды — закатанин.
Он, как Иит, был настоящим телепатом. Мог ли я связаться с ним? Что если попробовать позвать его?
Я вперился взглядом в темноту, которая, как я надеялся, не останется со мной до конца жизни, и представил лицо Зильрича таким, каким видел его в последний раз. Теперь я старался как можно дольше удерживать этот образ перед собой, как пункт назначения моих мысленных импульсов. Я отправил не связную информационную мысль, а лишь сигнал внимания, призыв о помощи.
И мне удалось установить контакт! Я это ясно почувствовал, еще прежде чем пришел ответ.
Но я был бесконечно разочарован. С Иитом телепатический контакт отличался ясностью и понятностью, таким же он был в присутствии мутанта и с закатанином. Сейчас же на меня обрушилась лавина ярких, непонятных мне понятий и образов, мелькавших так быстро, что разобрать их было абсолютно невозможно, и все это подействовало на меня так болезненно, что мне пришлось отступить и прекратить связь.
Иит был тем связующим звеном, без которого я не мог обойтись. Иначе все мои попытки охватить этот вихрь чужеземных мыслей просто могли свести меня с ума. Я взвесил свои шансы. Я мог оставаться здесь, в заточении, дожидаясь того, что приготовил для меня Рызк, или же снова попытаться связаться с закатанином. Смириться со своей беспомощностью было не в моих правилах.
Итак, осторожно, как человек, ищущий тропинку через чавкающее болото, в котором лязгают тысячи голодных, готовых проглотить его пастей, я отправил еще один мысленный импульс. Но на этот раз я телепатировал очень медленно и тщательно, впечатление за впечатлением. Я не пытался объяснить что-нибудь Зильричу так, как я делал в мысленных беседах с Иитом. Я постарался последовательно создать в его представлении ряд картин, иллюстрировавших наши приключения и мое положение. Конечно, я боялся, что мой медленный «рассказ» был так же непонятен ему, как его чрезвычайно быстрый поток для меня.
Один раз, два, три, четыре раза я продумывал все то, что приготовил для сообщения. На большее меня не хватило. Боль в моем теле была ничтожной по сравнению с той болью, что переполнила мой мозг. Контакт разорвался, когда я потерял сознание, так же, как это случилось, когда мы входили в гиперпространство.
Меня как будто покалывали острой иглой. Я вздрагивал от этих уколов, которые из слабых и отдаленных превратились в более настойчивые и болезненные. У меня не было сил реагировать на этот раздражитель, но уколы продолжались. Кто-то требовал от меня вернуться к тому, что я уже не хотел продолжать.
— Иит?
Но это был не Иит.
— Подожди…
Подождать что, кого? Мне было безразлично. Иит? Нет, Иит был мертв, и я буду мертв. Смерть была воплощением безразличия, она не требовала внимания, или чувства, или мысли — а я хотел именно этого — покончить с этой суетливой жизнью, которая так больно ранила тело и душу. Иит умер, и я умер, или, вернее, умру, если только это покалывание прекратится и оставит меня в покое.
— Не спи!
Не спи? Раньше мне показалось «подожди». Хотя это не имело значения. Ничего уже не имело значения.
— Не спи!
Крик у меня в голове. Мне было больно, и эта боль пришла извне. Я покачал головой в разные стороны, как будто пытаясь вытрясти этот голос из моего сознания.
— Проснись! Не спи!
Боль, которую причинил этот приказ, вырвала меня из оцепенения. Я застонал, заскулил, умоляя темноту оставить меня в покое, отдать меня несущей покой смерти.
— Не спи! — гудело внутри моего черепа.
Теперь я уже слышал свой собственный жалобный плач, но остановиться никак не мог. Однако вместе с болью пришло сознание происходящего, и появился барьер, удерживавший от соскальзывания назад в пустоту.
— Не спи… держи…
Держать что? Мою качавшуюся голову? Здесь нечего было держать.
Потом я ощутил не только слова, которые блуждали по моему измученному сознанию, но что-то еще — какую-то опору, за которую могли держаться мои немощные мысли.
Широко раскрыв глаза, я напряженно вглядывался в темноту. Каким-то образом я понял, что эта помощь будет поступать ко мне ограниченное время. И за это время я должен был сделать все возможное, чтобы помочь самому себе.
15
Я с трудом поднялся на ноги, прижимая к себе Иита здоровой рукой, в то время как другая бесполезно свисала вдоль тела. Нужно двигаться, но куда? В этом мешке темноты я был абсолютно беспомощен и готов снова впасть в оцепенение.
— Жди — будь готов…
В этом послании чувствовалось напряжение, как будто тот, кто отправлял его, преодолевал какое-то препятствие.
Ну что ж, я был готов, но как долго нужно ждать? Время, казалось, остановилось в этом мраке.
Затем послышался слабый скрип и у меня замерло сердце — оказывается, я все же не лишился зрения! Справа от меня появилась полоска света. Пошатываясь, я направился туда и, когда узкая щелка превратилась в достаточно широкий для меня проем, мигая от яркого света, протиснулся наружу.
Оказавшись в центральной шахте корабля, слишком изможденный, чтобы повернуться и посмотреть, кто же освободил меня, прислонившись плечом к стене, я не сразу смог воспринимать окружающее.
Зильрич, которого я оставил прикованным к постели, неуклюже опирался двумя руками о пол, и было видно, что возбуждение, которое помогло ему доползти до двери моей клетки, явно на исходе. Он с видимым напряжением приподнял голову.
— Ты… свободен… От тебя… остальное…
Свободный, но безоружный и, как закатанин, почти обессилевший, хотя и не сдавшийся. Я как-то уложил Иита на пол, обхватил Зильрича здоровой рукой и отволок его в кровать, из которой он выбрался. Затем, спотыкаясь, я забрал мутанта и вернулся назад, прижимая его к себе, хотя никакая ласка не могла вернуть жизнь в это маленькое тельце.
— Скажи мне, — я говорил на бэйсике, радуясь, что могу избежать соприкосновения со сбивавшим с толку сознанием чужака, — что случилось?
— Рызк, — Зильрич говорил медленно, как будто каждое слово давалось ему с трудом, — идет на Лилестан… вернуть меня… драгоценности…
— И передать нас в руки властей, — закончил я, — возможно, как сообщников Гильдии.
— Он… хочет… восстановления в правах. Я не знал, что ты вернулся живым… до твоего импульса. Он сказал… вы умерли… когда мы вошли в гиперпространство.
Я опустил глаза на прижатое ко мне безжизненное тельце.
— Один из нас действительно умер.
В пределах корабля я был свободен, но этого недостаточно, чтобы повлиять на ход событий. Рызк доставит нас на Лилестан, и там мы, вернее я, обнаружу, что правосудие настроено ко мне недоброжелательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Теперь, когда я беспомощный должен был надеяться только на себя, у меня осталась только одна — очень слабая — искорка надежды — закатанин.
Он, как Иит, был настоящим телепатом. Мог ли я связаться с ним? Что если попробовать позвать его?
Я вперился взглядом в темноту, которая, как я надеялся, не останется со мной до конца жизни, и представил лицо Зильрича таким, каким видел его в последний раз. Теперь я старался как можно дольше удерживать этот образ перед собой, как пункт назначения моих мысленных импульсов. Я отправил не связную информационную мысль, а лишь сигнал внимания, призыв о помощи.
И мне удалось установить контакт! Я это ясно почувствовал, еще прежде чем пришел ответ.
Но я был бесконечно разочарован. С Иитом телепатический контакт отличался ясностью и понятностью, таким же он был в присутствии мутанта и с закатанином. Сейчас же на меня обрушилась лавина ярких, непонятных мне понятий и образов, мелькавших так быстро, что разобрать их было абсолютно невозможно, и все это подействовало на меня так болезненно, что мне пришлось отступить и прекратить связь.
Иит был тем связующим звеном, без которого я не мог обойтись. Иначе все мои попытки охватить этот вихрь чужеземных мыслей просто могли свести меня с ума. Я взвесил свои шансы. Я мог оставаться здесь, в заточении, дожидаясь того, что приготовил для меня Рызк, или же снова попытаться связаться с закатанином. Смириться со своей беспомощностью было не в моих правилах.
Итак, осторожно, как человек, ищущий тропинку через чавкающее болото, в котором лязгают тысячи голодных, готовых проглотить его пастей, я отправил еще один мысленный импульс. Но на этот раз я телепатировал очень медленно и тщательно, впечатление за впечатлением. Я не пытался объяснить что-нибудь Зильричу так, как я делал в мысленных беседах с Иитом. Я постарался последовательно создать в его представлении ряд картин, иллюстрировавших наши приключения и мое положение. Конечно, я боялся, что мой медленный «рассказ» был так же непонятен ему, как его чрезвычайно быстрый поток для меня.
Один раз, два, три, четыре раза я продумывал все то, что приготовил для сообщения. На большее меня не хватило. Боль в моем теле была ничтожной по сравнению с той болью, что переполнила мой мозг. Контакт разорвался, когда я потерял сознание, так же, как это случилось, когда мы входили в гиперпространство.
Меня как будто покалывали острой иглой. Я вздрагивал от этих уколов, которые из слабых и отдаленных превратились в более настойчивые и болезненные. У меня не было сил реагировать на этот раздражитель, но уколы продолжались. Кто-то требовал от меня вернуться к тому, что я уже не хотел продолжать.
— Иит?
Но это был не Иит.
— Подожди…
Подождать что, кого? Мне было безразлично. Иит? Нет, Иит был мертв, и я буду мертв. Смерть была воплощением безразличия, она не требовала внимания, или чувства, или мысли — а я хотел именно этого — покончить с этой суетливой жизнью, которая так больно ранила тело и душу. Иит умер, и я умер, или, вернее, умру, если только это покалывание прекратится и оставит меня в покое.
— Не спи!
Не спи? Раньше мне показалось «подожди». Хотя это не имело значения. Ничего уже не имело значения.
— Не спи!
Крик у меня в голове. Мне было больно, и эта боль пришла извне. Я покачал головой в разные стороны, как будто пытаясь вытрясти этот голос из моего сознания.
— Проснись! Не спи!
Боль, которую причинил этот приказ, вырвала меня из оцепенения. Я застонал, заскулил, умоляя темноту оставить меня в покое, отдать меня несущей покой смерти.
— Не спи! — гудело внутри моего черепа.
Теперь я уже слышал свой собственный жалобный плач, но остановиться никак не мог. Однако вместе с болью пришло сознание происходящего, и появился барьер, удерживавший от соскальзывания назад в пустоту.
— Не спи… держи…
Держать что? Мою качавшуюся голову? Здесь нечего было держать.
Потом я ощутил не только слова, которые блуждали по моему измученному сознанию, но что-то еще — какую-то опору, за которую могли держаться мои немощные мысли.
Широко раскрыв глаза, я напряженно вглядывался в темноту. Каким-то образом я понял, что эта помощь будет поступать ко мне ограниченное время. И за это время я должен был сделать все возможное, чтобы помочь самому себе.
15
Я с трудом поднялся на ноги, прижимая к себе Иита здоровой рукой, в то время как другая бесполезно свисала вдоль тела. Нужно двигаться, но куда? В этом мешке темноты я был абсолютно беспомощен и готов снова впасть в оцепенение.
— Жди — будь готов…
В этом послании чувствовалось напряжение, как будто тот, кто отправлял его, преодолевал какое-то препятствие.
Ну что ж, я был готов, но как долго нужно ждать? Время, казалось, остановилось в этом мраке.
Затем послышался слабый скрип и у меня замерло сердце — оказывается, я все же не лишился зрения! Справа от меня появилась полоска света. Пошатываясь, я направился туда и, когда узкая щелка превратилась в достаточно широкий для меня проем, мигая от яркого света, протиснулся наружу.
Оказавшись в центральной шахте корабля, слишком изможденный, чтобы повернуться и посмотреть, кто же освободил меня, прислонившись плечом к стене, я не сразу смог воспринимать окружающее.
Зильрич, которого я оставил прикованным к постели, неуклюже опирался двумя руками о пол, и было видно, что возбуждение, которое помогло ему доползти до двери моей клетки, явно на исходе. Он с видимым напряжением приподнял голову.
— Ты… свободен… От тебя… остальное…
Свободный, но безоружный и, как закатанин, почти обессилевший, хотя и не сдавшийся. Я как-то уложил Иита на пол, обхватил Зильрича здоровой рукой и отволок его в кровать, из которой он выбрался. Затем, спотыкаясь, я забрал мутанта и вернулся назад, прижимая его к себе, хотя никакая ласка не могла вернуть жизнь в это маленькое тельце.
— Скажи мне, — я говорил на бэйсике, радуясь, что могу избежать соприкосновения со сбивавшим с толку сознанием чужака, — что случилось?
— Рызк, — Зильрич говорил медленно, как будто каждое слово давалось ему с трудом, — идет на Лилестан… вернуть меня… драгоценности…
— И передать нас в руки властей, — закончил я, — возможно, как сообщников Гильдии.
— Он… хочет… восстановления в правах. Я не знал, что ты вернулся живым… до твоего импульса. Он сказал… вы умерли… когда мы вошли в гиперпространство.
Я опустил глаза на прижатое ко мне безжизненное тельце.
— Один из нас действительно умер.
В пределах корабля я был свободен, но этого недостаточно, чтобы повлиять на ход событий. Рызк доставит нас на Лилестан, и там мы, вернее я, обнаружу, что правосудие настроено ко мне недоброжелательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58