И снова крик. Это уже не я кричу. Это кто-то другой кричит. Он так кричит, что нельзя не оглянуть-ся. Я вижу, как Коля подбегает к нему, а потом закрывает лицо ладонями и бежит обратно. И, не добежав до своего миномета, останавливается, и стоит, нагнувшись.
Кто там был, у первого миномета? Никого вспомнить не могу. Никого. Вот так начисто всех. А у Сашки на палочке не осталось места для зарубочек. А командир взвода Карпов кричит, чтобы мы свертывали позицию. И все быстро-быстро работают. Скорей-скорей... Сейчас разнесут нас немцы, если будем копаться. И уже минометы прицеплены к "ЗИСам". И мы выкарабкиваемся из ложбинки, где была наша позиция. Где будет новая наша позиция? Что ждет нас впереди? Все молчат. А у меня перед глазами - черные пятна на снегу, воронка и фигура в шинели, медленно бредущая к нам. Я не хочу думать об этом, а оно сидит в голове, и никак от него не избавиться.
- Вот и нету первого, - говорит Сашка.
- Нету, - говорю я.
- И ребят нету, - говорит Сашка.
- Помолчи...- Это Шонгин требует. Он сидит согнувшись.
А машины идут. И я не замечаю уже стрельбы. Я только вижу бледное лицо Коли. Он смотрит куда-то вперед и даже не шевельнется.
- Слышь, Коль, - говорит Сашка, - скоро с Нинкой-то прощаться. В другую дивизию нас перебросят...
Коля сидит все так же.
- Помолчи, - говорит Шонгин.
- Сейчас еще танков не хватает по нашу голову, - говорит Гаврилов, они по тылам ходят.
Мы проезжаем мимо какого-то пожарища. Сарай стоял, наверное. Он сгорел. Дымятся головни. И пахнет так отвратительно тоскливо. Запах гари, запах гари... Это не то слово.
С новых позиций мы ведем огонь по врагу. Три наших миномета рявкают куда-то через холмы. А я подношу и подношу мины.
А ведь могло ударить в наш миномет. Не в первый, а в наш. И не подносил бы я мин. Может быть, я шел бы по полю, медленно, враскачку, а потом упал бы. Здесь пока спокойно. Нас пока не накрыли. И снова:
- Отбой!
И опять - по машинам. И - в ночь, в ночь, в темень.
Мы топчемся в темноте вокруг машин. Цепляем минометы. А где-то высоко, в черном небе, гудят бомбардировщики.
- Наши идут.
- А днем-то их не видать.
- Пусть хоть ночью.
Подходит командир взвода младший лейтенант Карпов. Он руки потирает. Щеки потирает. Замерз или волнуется наш командир взвода?
- Опять переезжаем? - спрашивает Сашка Золотарев.
- А как же, - говорит Карпов, - вперед идем, ребята. Хватит отсиживаться...
- Отсиживались... - говорит Шонгин, - вон скольких потеряли!
- Война, - говорит Карпов тихо, - уж вам ли, Шонгин, старому солдату, говорить об этом?
Все молчат. Слова - это просто смешно. Действительно война. Ну что тут скажешь? Карпов виноват? Вон он какой краснощекий, молодой, энергичный... Я виноват? Коля?
Мы сидим в машине. Бездорожье. Машину покачивает, как корабль. Мы покачиваемся из стороны в сторону. Хорошо еще, что едем. А то ведь могло развезти все кругом. Попробуй потаскай на себе "ЗИСы". Мы едем. Идет снег пополам с дождем. Мы промокаем постепенно. Сначала это даже хорошо: прохладно становится после запарки. И холодные капельки уютно затекают за шиворот. А вот сейчас уже бы ни к чему. Хватит. Я знаю, через минуту нас начнет бить мелкая дрожь. И тогда попробуй-ка согрейся. И ноги замерзают. Быстро и наверняка. И мы движемся в сторону нового боя. Уже ясно слышны разрывы и автоматные трели. И озаренное небо выплывает из-за холма.
"ГДЕ ВАША ДОЧЬ?.."
Как все хорошо складывается. Завтра напишу письмо домой. Я жив. Что осталось от батареи? Два миномета и не больше тридцати человек. А я жив. Меня даже не царапнуло. Завтра напишу письмо. Домой.
- Давай постучимся... - говорит Сашка Золотарев.
Ночь. Хатка какая-то. Окна темны. Я стучу в ставню. "Мадам, не будете ли вы столь любезны..." Никто не отвечает. "Мадам, я остался в живых. О, если б вы знали, что там было!.." Я стучу в ставню. "Ботфорты - сюда, мундир - в гардероб, шпагу - на стул..." - "Благодарю вас... А где же ваша дочь?.."
- Спать... Спать.. Спать... - говорит Коля.
Я стучу в ставню. "Вальдшнеп?.. Сыр?.. Вино?.." - "О, благодарю вас. Ломтик холодной телятины и ром. Я солдат, мадам". Я стучу в ставню.
- Замерзнем к черту.
- Пошли в другую.
- Еще разок постучи.
Я стучу в ставню. Сашка стучит в ставню. Коля стучит в ставню.
"Вот ваша комната. Спокойной ночи". - "Спокойной ночи, мадам. А где же ваша дочь?.."
- Чего вам еще?
На пороге раскрытой двери - женщина. Она закутана.
- Нам бы переночевать, мамаша.
- Мы в живых остались, - говорю я.
- Радость-то какая... - говорит женщина, - только вас и не хватало.
- Мы зайдем? - спрашивает Коля.
- Холодно очень, - говорит Сашка.
- Мы переночуем только и уйдем, - говорю я. В сенях холод. В комнате тепло. Чадит коптилка. Кто-то ворочается на печи. Комната маленькая. Куда мы все ляжем? Женщина сбрасывает платок. Она совсем молодая.
- Ложись сюда, - говорит она Коле. Она в угол показывает. Хорошее место у Коли. - А ты сюда, - говорит она Сашке.
Золотарев ложится на свою шинель, расстелив ее под столом. И Коля молча раздевается. А меня устраивают на короткой лавке под печкой. Лежать можно только на боку. А, черт с ним! Лишь бы лежать. А сама хозяйка ложится на койку. На раскладную. Заваленную каким-то тряпьем. Она лезет под это тряпье, не снимая полушубка.
Я кладу шинель на лавку. Гаснет синий огонек коптилки. Чья-то рука проводит по волосам моим.
- Лезь ко мне, - говорит с печки тихий голос, - у меня тепло.
- А ты кто?
- Какая разница? Лезь. У меня тепло.
- Манька, - равнодушно говорит хозяйка, - смотри у меня...
- Тебя не спросилась, - говорит Манька с печи. А рука ее гладит меня, гладит. - Лезь сюда.
- Обожди, ботинки сниму.
- Лезь. Какая разница?
Вдруг услышат?.. "Где ваша дочь, мадам?.." Вдруг услышат... Вот тебе и дочь!.. Возле Маньки тепло. Если я прикоснусь к ней, все полетит к черту. Манька... Неужели так и называть?
- Тебя как зовут?
- Мария Андреевна...
Вот тебе раз! Как же так... У нее горячий упругий живот, руки маленькие, цепкие.
- Сколько вам лет?
- Шестнадцать. А что?
- Тишшше...
- А что? А что?
- Услышат...
- Пусть... Иди поближе.
- Манька, - говорит хозяйка, - ой смотри, Манька...
- Сама разберусь, - говорит Манька. А внизу покашливает Сашка Золотарев. А Коля говорит:
- Хозяйка, а тебе не холодно?
А Мария обвилась вокруг меня, и уже не понять, где я, где она. Все перепуталось.
- А сердце-то у тебя ой как бьется, - смеется она прямо в ухо, испугался, что ли? А Коля спрашивает:
- Тебе не холодно, хозяйка?
Так просто? И Нина вот так же? И все?..
- Ты что, неживой, что ли?
- Пусти меня.
- Да уж я шучу, дурачок...
- Пусти, Мария...
- Мария... - говорит хозяйка, - как же, Мария. Дура белобрысая, а не Мария.
- Пусти, хуже будет.
- Ну давай так полежим, ладно?
- Пусти...
- Ну и вались на свою лавку, раз тебе с людьми тесно.
...На лавке - прохладно. Сашка покашливает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16