Витя наклеил красную звезду на бумагу. И мы все вместе написали Витиному папе ответ"
"Дорогой папа и юнга Шурик! Мы живем хорошо. И мы уповаем, раз вы нам велели, хотя мы не знаем, что это значит. Мы все шлем привет юнге Шурику, отважному моряку и сыну флота. Пусть он нам пришлет фотографию.
Твой навеки сын Витя. И его товарищи".
Письма... Письма... Я помню эти письма-треугольники с адресами "Полевая почта", они, как птицы с обожженными войной крыльями, летели к нам, ребятам, у которых не было радом отцов и матерей.
А мы в Ташине, в детской колонии, не забывали, что идет война, ни на минуту не забывали. И когда разговаривали, и когда смеялись, и когда рассказывали сказки (мы тогда много рассказывали сказок. Сядем около печки, рассказываем).
Теперь я знаю, что значит слово "уповать", это слово очень старое, можно сказать старинное, и значит оно - надеяться, не терять надежду. "Уповать на победу" - верить в победу. Ах, как нам хотелось скорее увидеть эту победу, чтоб скорее вернулись наши матери и отцы, чтоб не погибли они...
...Была поздняя ночь, а мы с Витей не могли заснуть. На койке у окна плакал Валя Шевчук. Он закрывал голову подушкой, но все равно мы слышали, как он плакал. И не спали. И не решались подойти к нему. Я сказал Вите:
- Давай подбросим в печку полешек.
Огонь разгорелся снова.
Желто-красное пламя. Пламя! Где-то там, за лесом, и еще за лесом, и за речкой, за палями, оно было страшное, оно было - война. Охваченные пламенем, кружились деревья, тянулись ветками к небу. А с неба падали черные бомбы, и дрожала земля, горела земля.
- Вроде заснул... - кивнул Витя на Валину кровать. И вдруг зашептал: - Проклятые фашисты! Проклятые фашисты!..
- Эх, пацанам трудно на фронт попасть!
И вот тогда, в тот поздний вечер, мы размечтались с Витей об удивительном человеке:
- ...Он захочет и станет большой-большой - до неба...
- А захочет - станет маленький, меньше муравья, хоть куда пролезет! Малюсенький такой - не углядишь.
- И чтоб смелый, никого не боялся...
- Ну, это ясно!
- И сильный, как...
- Ага... как схватит рукой дом - поднимет, как дунет - все враги разлетятся. А смеяться начнет, так земля задрожит. Он смеяться любит...
- И чтоб добрый был...
- И чтоб белочек любил и этих... кошек или там... жуков малюсеньких.
- И чтоб никогда не умирал...
- Да. Никогда не умирал.
Мы этого очень хотели с Витей, и я спросил:
- А как ты, Витьк, думаешь: будут такие люди, а?
- Будут, конечно, только не скоро - лет через сто, а может, через тысячу...
- А вдруг мы его встретим пораньше, а?
Мы засмеялись, и Витя сказал:
- Ладно, закрывай печку, пошли спать.
Часть вторая
КАПИТАН ВЕДЕТ КОРАБЛЬ
ВТОРАЯ ПЕРЕЗВОННАЯ
Вига сказал, что не скоро - через сто, а может быть, через тысячу лет... Так он сказал тогда - я помню. Теперь прошло много лет. Я теперь вырос, стал взрослым дяденькой. И живу не в маленьком городке Ташино, а в большом городе, на улице Большая Почтовая.
У меня - вот смешно! - выросли борода и усы. Конечно, удивительно, после того как я был совсем-совсем маленьким.
Теперь я как-то уже привык, что стал дяденькой. И все кругом привыкли, так что, наверное, удивились бы, если бы я вдруг опять стал мальчиком.
Нет, я об этом и не думаю, - дяденька и дяденька, очень даже хорошо. Только вот одно неудобство - борода чешется. Ничего тут страшного нет, можно почесать бороду; да она у меня небольшая: так, не борода, а бородка. Я ее гребешком расчесываю - у меня такой маленький гребешочек есть. Расчешу бородку и - фу! фу! - продую его и положу к себе в боковой карман костюма. У меня, конечно, есть и костюм, и галстук, и даже голубая фетровая шляпа. Когда здороваюсь, я теперь снимаю голубую фетровую шляпу и говорю: "Здравствуйте!" И никто, решительно никто, не удивляется, что я такой взрослый и вежливый.
Да, но не об этом речь. А приближается то, к чему я вел рассказ.
У меня на столе зазвонил телефон (он зеленый и всегда стоит на столе). Я снял трубку:
- Алло! Я слушаю.
Взрослый голос проговорил в трубку:
- Здравствуйте! Не хотите ли поехать сегодня за город?
Это звонил мой знакомый, абсолютно взрослый человек, приглашал к себе в гости. А у меня в городе была уйма дел, и я стал отказываться. Но чтоб не огорчать знакомого, я сказал, что вряд ли вырвусь, но постараюсь. (Заметили, какие у меня появились слова? "Вряд ли", "постараюсь".
Так говорят взрослые. И я так тоже говорю, потому что я дяденька, дяденька с усами и бородкой).
Целый день я не думал о приглашении. А к вечеру странное, удивительное чувство (взрослые слова!) охватило меня: мне показалось, в этот вечер что-то должно случиться.
Вечером я сел в электричку и поехал за город. Сумерки еще не сгустились. Но когда поезд тронулся вдоль перрона, зажглись огни. Сырой воздух пожелтел. Да, я забыл сказать, что была весна.
Электричка набирала скорость. Я сидел около окна.
Смотрел. Там, за окном, отступали дома, многоэтажно-каменные дома. Они не могли успеть за поездом, они отставали, они оставались вместе с улицами, людьми, машинами.
А поезд мчался дальше. Я глядел на остающийся город. В тот вечер да, честно скажу - я ждал удивительной встречи, что-то должно было случиться. И я прижался лицом к стеклу, потому что быстро стало темнеть. Электричка вырвалась из города, и там, за окном, открылись поля, подступил черный лес. Я уже плохо все различал, стало совсем темно. А я все прижимался лицом к окну, уже не надеясь увидеть, а может быть, только услышать, что мне шепчут поле и лес. Темнота стукалась в стекла вагона, оставляя блестящие капли на стекле. Дождь. Пошел дождь...
Вдруг я различил - дождь зашептал: "Жди... жди..." Колеса вагонов застучали: "Жди... жди..."
И было так приятно, что они говорят со мной очень просто, как с маленьким: "Жди... жди..."
На одной из платформ я сошел, а электричка поехала дальше. Тускло светили фонари. Я шел по размокшей дороге вдоль деревянных заборов. Тени деревьев пересекли мне дорогу. Справа от дороги стояли березы. Я искал улицу с удивительным названием "Вторая Перезвонная". Рядом с длинными тенями деревьев я заметил коротенькую тень. Посмотрел направо и увидел девочку.
- Ты здешняя? - спросил я.
Она засмеялась.
- Где ты живешь, девочка?
Она показала на березу.
- Ты спустилась с дерева, да? Но ты же не зверек.
- Нет, я зверек. Я зверек и девочка. Разве вы не видите?
Я внимательно пригляделся. При тусклом желтом свете фонаря стояла девочка в красном пальтишке, без шапочки. Рыжие волосы ее блестели, на них лежали капельки дождя.
- Очень неуютно тебе жить на дереве? - спросил я.
- Да. Был дождь.
- А не скучно? Что ты там делаешь, на дереве?
- Слушаю, как растут листья. Играю.
- Аа-а! Ты думаешь меня удивить. Нет. Когда-то, когда я был маленьким, я уже знал девочку, которая живет на дереве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30