Запросить агентство… морских перевозок, что ли?.. Зато окончание последней записи Пашича я представляю себе достаточно ясно: «не могу в это поверить, но других объяснений нет!». Он не мог в это поверить. Так же, как теперь не могу в это поверить и я. А других объяснений действительно нет. Сжимая термос в руках, я стоял и бесцельно глядел в акварин. Кракен уплыл, растворился в окружающей тьме. Манты лениво и плавно ходили по кругу. Вот так и мысли мои — по кругу…
Никуда не денешься, приходится признать, что наш кальмар — творение рук человеческих. Не весь, конечно, потому что хроматофоры, кожная слизь, чернила, глаза… особенно глаза, вернее, их выражение… — невозможно было бы наделить всем этим биомашину. И, главное, незачем. Проще вмешаться в работу мозга спрута. Повлиять, перестроить, запрограммировать. Любопытно, как у него там устроена вся эта музыка?.. А если никак? Если кальмар настоящий от кончиков щупалец и до синапсов? Ну, скажем, вполне естественный продукт какой-нибудь там аномально-спорадической мутации?.. Чепуха, внезапным наследственным изменением свойств мозгового аппарата нашего головоногого приятеля нельзя ничего объяснить. Точка. Участие человека — вот единственно верная формула, стержень, фундамент. Мы наблюдаем результат какого-то чудовищного эксперимента из области молекулярной бионетики. Объект эксперимента — мозг спрута. Или мозг для спрута, еще не знаю… Надо думать, одному мне этого и не понять. Здесь нужен специалист-бионетик. Я правильно сделал, что отправил запрос. Будем думать, что правильно…
— Я думал, ты вышел в воду, — сказал Болл, как только я появился в каюте.
Болл полулежал, откинувшись на подушки. Даже успел одеться. Я отдал ему термос, сел рядом на край дивана. Болл отвинтил крышку и жадно прильнул к соску.
— Грэг, зачем работал батинтас? — спросил он в перерыве между глотками.
В каюте чисто. Запах какого-то цветочного экстракта. Очень легкомысленный запах. По-моему, жасмин.
— Пришлось смыть то, что ты приволок из воды.
Судя по его заинтересованному взгляду, он ровно ничего не помнил. Ладно, пусть сначала поест.
Я кивнул на фотопортрет и спросил:
— Это кто?
— Барбара, — ответил он и бросил есть.
— Жена?
— Нет… Еще нет. Десять лет ни да, ни нет.
Мы помолчали. Болл поставил термос на стол. Понизив голос, сказал:
— Актриса!..
Странная интонация. Не то наигранный восторг, не то досада. Скорее всего и то и другое вместе. Может быть, он приглашает меня порыться в памяти? Рыться в памяти почему-то не хотелось, и я осторожно спросил:
— Голливуд?
— Бродвей, — ответил Болл и добавил: — Театр. Какого-то там нового направления… Красивая, верно?
— Красивая, — ответил я. В равной степени это могло быть и правдой и ложью.
Болл помрачнел и потянулся за термосом.
— Десять лет, Грэг. Иногда бывает невыносимо трудно. Хоть в петлю…
— Мне тоже, Свен. Иногда.
— Скажи мне откровенно. Грэг, ты… ты очень несчастлив?
— Очень, — сказал я откровенно.
Болл быстро взглянул на меня и некоторое время молча тянул бульон. Потом заговорил:
— Было время, коллега, я тоже хотел застрелиться.
Он тоже!
— Мысль, о самоубийстве казалась мне чрезвычайно заманчивой… Пережил, как видишь. Мне в голову пришла другая мысль: человек именно для того и создан, чтобы жить.
Бодрая мысль, подумал я. Ну, ну…
— Сотни тысяч, миллионы поколений наших предков жили и умирали для того, чтобы мы с тобою, Грэг, стали такими, какие мы есть. И мы не имеем права уходить из жизни просто так, ничего не оставив потомкам. Мы в ответе за будущее. Мы — предтеча будущего. Мы должны понять, наконец, какое бремя ответственности несем за тех, кто будет после нас. И от того, как живем мы, зависит то, как будут жить они.
Я был ошарашен и не пытался этого скрыть. А он не так уж прост, этот мистер из Филадельфии…
— Свен, — сказал я. — Ты открываешь Америку. Но я рад за тебя. А что касается нас, то мы поняли это давно.
— Кто это «мы» и когда это «давно»?
Болл задал вопрос без всяких эмоций. Просто он любил точность.
Я мысленно прикинул, стоит ли отвечать. По прошлому опыту знал, что не стоит. Потому что ответить я мог только так: «Наше общество, в семнадцатом году». Такие ответы шокируют мистеров боллов.
— Зачем ты вышел в воду до моего возвращения? — спросил я. — Да еще в таком состоянии?
— Ты не вернулся, — ответил Болл. И заметив мое недоумение, добавил: — Ты не сумел уложиться в двадцатичасовой срок.
— Неправда. Я вернулся на два часа раньше, чем обещал.
Болл удивился.
— Точнее? — спросил он. — В котором часу?
— В двадцать три пятнадцать.
— Сегодняшней ночью?
— Ну, разумеется! Что за вопрос!
— В этом все дело, Грэг… — Болл взглянул на часы, осторожно потрогал затылок, спросил: — А где ты, извиняюсь, был вчера?
— Не понимаю…
— Я тоже… Грэг, давай разберемся. Какое сегодня число?
— Двадцать девя… То есть, уже утро тридцатого.
— Тридцать первое, Грэг!
— Тридцать… Что?!
Я привстал и впился глазами в циферблат хронометра. В календарном окошке красовалась цифра «31». Я произвел в уме несложный расчет, и мне стало ясно, что я невзначай потерял где-то целые сутки! Если, конечно, хронометр не врет.
— Хронометр не врет, — сказал Болл. — Можешь сравнить его показания с календарной шкалой на пульте «Мурены».
Я сел и задумался. Странно, каким это образом мне удалось заблудиться во времени? Непостижимо! Хотя…
— Свен, я слушал «реквием бездны».
Болл вздрогнул.
— Вот оно что… — тихо сказал он и нахмурился.
— Свен, я наткнулся на кирку, нашел украденные ружья. Кирка была рядом с ружьями. Понимаешь? Либо — Пашич, либо — тупик. Сейчас я так не думаю, но тогда у меня не было другого выбора… Увлекшись поиском, я забрался в «подвал». И мне показалось, что там, в глубине, мигает фара. Вспыхивает, гаснет, опять зажигается… Я пошел вниз и «сорвался». Глупо, конечно, никого там не было. Кроме полипуса и двух светящихся медуз. Зато потеряны целые сутки, хотя мне казалось, что я пробыл на «голубом этаже» не более часа. Вот такая история…
— А для меня твой «час» длился целую вечность… — Болл опять потрогал затылок, спросил: — Где ты встретил меня?
— В салоне.
— В салоне?!
— Да. Ты сам пришел из воды. Появился из люка как был: в оболочке, с квантабером в руках. Потом пересчитал ступеньки трапа сверху вниз и открыл стрельбу в круглом зале.
— Черт! — изумился Болл. — И ты… меня…
— Ну конечно. Пневмостат, ингалятор… Как себя чувствуешь?
Болл не ответил. Понурившись, думал о чем-то.
— Грэг, — сказал он. — Я нашел твою записку и сразу занялся делом. Решил запустить агрегаты. Я дал на площадку сигнал опасности на случай, если ты окажешься там. Все шло превосходно. Андробаты поставили ланжекторные замки, сменили муфты уплотнителей в обоймах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Никуда не денешься, приходится признать, что наш кальмар — творение рук человеческих. Не весь, конечно, потому что хроматофоры, кожная слизь, чернила, глаза… особенно глаза, вернее, их выражение… — невозможно было бы наделить всем этим биомашину. И, главное, незачем. Проще вмешаться в работу мозга спрута. Повлиять, перестроить, запрограммировать. Любопытно, как у него там устроена вся эта музыка?.. А если никак? Если кальмар настоящий от кончиков щупалец и до синапсов? Ну, скажем, вполне естественный продукт какой-нибудь там аномально-спорадической мутации?.. Чепуха, внезапным наследственным изменением свойств мозгового аппарата нашего головоногого приятеля нельзя ничего объяснить. Точка. Участие человека — вот единственно верная формула, стержень, фундамент. Мы наблюдаем результат какого-то чудовищного эксперимента из области молекулярной бионетики. Объект эксперимента — мозг спрута. Или мозг для спрута, еще не знаю… Надо думать, одному мне этого и не понять. Здесь нужен специалист-бионетик. Я правильно сделал, что отправил запрос. Будем думать, что правильно…
— Я думал, ты вышел в воду, — сказал Болл, как только я появился в каюте.
Болл полулежал, откинувшись на подушки. Даже успел одеться. Я отдал ему термос, сел рядом на край дивана. Болл отвинтил крышку и жадно прильнул к соску.
— Грэг, зачем работал батинтас? — спросил он в перерыве между глотками.
В каюте чисто. Запах какого-то цветочного экстракта. Очень легкомысленный запах. По-моему, жасмин.
— Пришлось смыть то, что ты приволок из воды.
Судя по его заинтересованному взгляду, он ровно ничего не помнил. Ладно, пусть сначала поест.
Я кивнул на фотопортрет и спросил:
— Это кто?
— Барбара, — ответил он и бросил есть.
— Жена?
— Нет… Еще нет. Десять лет ни да, ни нет.
Мы помолчали. Болл поставил термос на стол. Понизив голос, сказал:
— Актриса!..
Странная интонация. Не то наигранный восторг, не то досада. Скорее всего и то и другое вместе. Может быть, он приглашает меня порыться в памяти? Рыться в памяти почему-то не хотелось, и я осторожно спросил:
— Голливуд?
— Бродвей, — ответил Болл и добавил: — Театр. Какого-то там нового направления… Красивая, верно?
— Красивая, — ответил я. В равной степени это могло быть и правдой и ложью.
Болл помрачнел и потянулся за термосом.
— Десять лет, Грэг. Иногда бывает невыносимо трудно. Хоть в петлю…
— Мне тоже, Свен. Иногда.
— Скажи мне откровенно. Грэг, ты… ты очень несчастлив?
— Очень, — сказал я откровенно.
Болл быстро взглянул на меня и некоторое время молча тянул бульон. Потом заговорил:
— Было время, коллега, я тоже хотел застрелиться.
Он тоже!
— Мысль, о самоубийстве казалась мне чрезвычайно заманчивой… Пережил, как видишь. Мне в голову пришла другая мысль: человек именно для того и создан, чтобы жить.
Бодрая мысль, подумал я. Ну, ну…
— Сотни тысяч, миллионы поколений наших предков жили и умирали для того, чтобы мы с тобою, Грэг, стали такими, какие мы есть. И мы не имеем права уходить из жизни просто так, ничего не оставив потомкам. Мы в ответе за будущее. Мы — предтеча будущего. Мы должны понять, наконец, какое бремя ответственности несем за тех, кто будет после нас. И от того, как живем мы, зависит то, как будут жить они.
Я был ошарашен и не пытался этого скрыть. А он не так уж прост, этот мистер из Филадельфии…
— Свен, — сказал я. — Ты открываешь Америку. Но я рад за тебя. А что касается нас, то мы поняли это давно.
— Кто это «мы» и когда это «давно»?
Болл задал вопрос без всяких эмоций. Просто он любил точность.
Я мысленно прикинул, стоит ли отвечать. По прошлому опыту знал, что не стоит. Потому что ответить я мог только так: «Наше общество, в семнадцатом году». Такие ответы шокируют мистеров боллов.
— Зачем ты вышел в воду до моего возвращения? — спросил я. — Да еще в таком состоянии?
— Ты не вернулся, — ответил Болл. И заметив мое недоумение, добавил: — Ты не сумел уложиться в двадцатичасовой срок.
— Неправда. Я вернулся на два часа раньше, чем обещал.
Болл удивился.
— Точнее? — спросил он. — В котором часу?
— В двадцать три пятнадцать.
— Сегодняшней ночью?
— Ну, разумеется! Что за вопрос!
— В этом все дело, Грэг… — Болл взглянул на часы, осторожно потрогал затылок, спросил: — А где ты, извиняюсь, был вчера?
— Не понимаю…
— Я тоже… Грэг, давай разберемся. Какое сегодня число?
— Двадцать девя… То есть, уже утро тридцатого.
— Тридцать первое, Грэг!
— Тридцать… Что?!
Я привстал и впился глазами в циферблат хронометра. В календарном окошке красовалась цифра «31». Я произвел в уме несложный расчет, и мне стало ясно, что я невзначай потерял где-то целые сутки! Если, конечно, хронометр не врет.
— Хронометр не врет, — сказал Болл. — Можешь сравнить его показания с календарной шкалой на пульте «Мурены».
Я сел и задумался. Странно, каким это образом мне удалось заблудиться во времени? Непостижимо! Хотя…
— Свен, я слушал «реквием бездны».
Болл вздрогнул.
— Вот оно что… — тихо сказал он и нахмурился.
— Свен, я наткнулся на кирку, нашел украденные ружья. Кирка была рядом с ружьями. Понимаешь? Либо — Пашич, либо — тупик. Сейчас я так не думаю, но тогда у меня не было другого выбора… Увлекшись поиском, я забрался в «подвал». И мне показалось, что там, в глубине, мигает фара. Вспыхивает, гаснет, опять зажигается… Я пошел вниз и «сорвался». Глупо, конечно, никого там не было. Кроме полипуса и двух светящихся медуз. Зато потеряны целые сутки, хотя мне казалось, что я пробыл на «голубом этаже» не более часа. Вот такая история…
— А для меня твой «час» длился целую вечность… — Болл опять потрогал затылок, спросил: — Где ты встретил меня?
— В салоне.
— В салоне?!
— Да. Ты сам пришел из воды. Появился из люка как был: в оболочке, с квантабером в руках. Потом пересчитал ступеньки трапа сверху вниз и открыл стрельбу в круглом зале.
— Черт! — изумился Болл. — И ты… меня…
— Ну конечно. Пневмостат, ингалятор… Как себя чувствуешь?
Болл не ответил. Понурившись, думал о чем-то.
— Грэг, — сказал он. — Я нашел твою записку и сразу занялся делом. Решил запустить агрегаты. Я дал на площадку сигнал опасности на случай, если ты окажешься там. Все шло превосходно. Андробаты поставили ланжекторные замки, сменили муфты уплотнителей в обоймах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46