Значит...
Значит, надо с самого начала поставить себя так, чтобы запираться не
пришлось.
Окончательно эту мысль Рипли додумала, уже подойдя к госпиталю. Там
ей, согласно распоряжению директора, полагалось дожидаться обеда, который
кто-то (наверное, тоже заключенный?) должен принести из общей столовой.
(Неужели сейчас только обед?.. Час дня по местному времени. Немногие
десятки минут отделяют ее от катастрофы, гибели товарищей, от невозможных,
несуществующих воспоминаний о произошедшем в гиберсне...) Рука ее уже
легла на дверь. Но Рипли так и не вошла в госпитальный отсек.
Круто повернувшись, она направилась к столовой.
10
Одновременно в столовой обедало двенадцать человек - вся смена. Даже
сейчас они не стремились разместиться друг возле друга - каждый сидел за
отдельным столиком. Горстка людей рассредоточилась по обширному помещению,
из-за чего оно казалось еще больше. Столовая, как и морг, сооружалась из
расчета максимальной заполняемости тюрьмы.
За обедом и так почти не разговаривали, а когда на пороге появилась
Рипли, над столиками повисла мертвая тишина.
Рипли обвела столовую взглядом. Потом она направилась к окошку для
выдачи пищи, как бы не обращая внимания на то, что творится вокруг.
Она слышала, как клокочет слюна в глотке ближайшего из заключенных
(уже пожилой костистый мужчина с резко выступающими скулами): он
поперхнулся, но сдерживал кашель, не решаясь нарушить всеобщее молчание.
Его сосед просто замер, согнувшись над столом и пожирая взглядом женскую
фигуру. Третий, самый молодой с виду, вдруг истово перекрестился, но крест
помимо его воли вышел "тюремный": последним движением он далеко не
благочинно провел рукой от плеча к плечу, будто чиркнул себя поперек горла
большим пальцем. Так клянутся уголовники "на зарез".
Рипли подумала, что сейчас в столовой наверняка должны находиться и
те, чьи голоса она слышала сквозь стенку душевой кабины. Кто же из них?
Быть может, именно тот, кто крестится, говорил о ее особом предначертании?
А скуластый выдвигал версию о сосуде греха? Кто знает... Возможно, и
наоборот. Ведь ей неизвестны характеры. Впрочем, по крайней мере об одном
из них она кое-что знает...
И именно к нему Рипли и подсела за столик, взяв свою порцию. К тому,
кого знала.
К Дилону.
Дилон тоже сперва не сумел совладать с собой: при виде женщины он
явственно вздрогнул. Однако почти тут же обуздал свои чувства.
Чтобы облегчить ему возможность контакта, Рипли заговорила с ним
первой:
- Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы сказали на похоронах...
на кремации. - Она немного помедлила. - Мои товарищи оценили бы это, если
бы только могли слышать. Во всяком случае, в последний путь их
сопровождали не сухие казенные фразы.
Дилон поднес к губам стакан, отпил, снова поставил на столик.
Пальцы у него дрожали.
- Не знаю, что тебе обо мне известно, но явно не истина, - сказал он
резко, но спокойно. - Я - убийца. И вдобавок насильник женщин. Как тебе
это понравится?
- Жаль. - Рипли пожала плечами.
- Что?
- Жаль. Потому что из-за этого вы, должно быть, очень неуверенно
чувствуете себя в моем присутствии.
Похоже, она сделала удачный ход. Некоторое время Дилон молчал, но
когда заговорил, голос его был неожиданно мягок.
- Сестра, - сказал он, - у тебя есть Вера?
Рипли внимательно посмотрела на него:
- Наверное, есть немного. - Она все-таки сохраняла осторожность.
- А у нас много Веры. Так много, что и на тебя хватит, если ты
пожелаешь вступить в наш круг.
Дилон снова говорил звучным, хорошо поставленным голосом, и Рипли
поняла, что она вновь слышит проповедь. Интересно, искренен ли он в
стремлении обратить ее, или просто "играет роль" перед своей паствой?
- Правда? А я было подумала, что женщины не могут вступать в ваше
братство.
- Отныне - могут! - Дилон обвел взглядом окружающих, словно ожидая,
что кто-то посмеет возразить. - Просто раньше не было такого прецедента,
но лишь потому, что не было женщин. А сами мы ни для кого не делаем
исключений. Мы ко всем относимся терпимо. Даже к тем, к кому нельзя
терпимо относиться.
- Спасибо! - с неожиданной горечью ответила Рипли.
- Нет, это просто наш принцип, - Дилон поспешил сгладить впечатление
от своей последней фразы. - Это не касается лично тебя... или еще
кого-нибудь. - Он снова обвел взглядом тех, кто прислушивался к их
разговору. - Видишь ли, сестра, с твоим прибытием у нас возникнут
дополнительные проблемы. Но мы уже готовы смириться с ними, не возлагая на
тебя вину. Не так ли, братья?! - вдруг рявкнул он почище Эндрюса.
- Так... так... - ответили ему со всех сторон.
Рипли ничего не могла понять:
- Вину?
- Да, сестра, - продолжал Дилон по-прежнему звучно и одновременно
мягко. - Ты должна понять, что до тебя у нас здесь была хорошая жизнь...
Очень хорошая.
Нет, он явно был искренен, а не играл роль "доброго пастыря". Но
смысл его слов опять ускользал от Рипли.
- Хорошая жизнь... - медленно повторила она.
Дилон улыбнулся.
- Не было искушений, - просто сказал он.
И, опустившись на стул, вновь поднес к губам стакан с эрзац-кофе.
11
Клеменс демонстративно указал на аптечку, но Рипли покачала головой:
- Спасибо, не нужно. Я уже принимала лекарство.
Врач не поверил ей, так как лекарство содержало изрядную дозу
снотворного. Это было сделано по прямому приказу директора: он, конечно,
не надеялся все время до прибытия спасателей продержать свою незваную
гостью в состоянии полудремы, но всерьез рассчитывал таким образом сбавить
ее активность. Клеменсу, естественно, не нравилось это распоряжение,
поэтому он особо и не настаивал.
Рипли опустилась на край койки.
- Вы лучше расскажите мне о Вере, - попросила она.
Врач перевел взгляд на вход в госпитальный отсек. Да, дверь закрыта.
- Дилон и прочие... - он усмехнулся. - Словом, они обратились к
религии. Назревало это давно, но качественный скачок произошел чуть больше
пяти лет назад.
Рипли внимательно наблюдала за Клеменсом.
- И что это за религия?
Клеменс помедлил с ответом.
- Ну... мне трудно сказать, - он снова усмехнулся. - Думаю, это
мудрено определить и самому Дилону, а уж его пастве - и подавно. Пожалуй,
все-таки Вера - это сводный, обобщенный вариант христианства. Во всяком
случае так, как они его здесь представляют. "Не убий ближнего своего, ибо
он, как и ты, уже совершал убийства, что и низвергло его в пучины Ярости"
- что-то в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Значит, надо с самого начала поставить себя так, чтобы запираться не
пришлось.
Окончательно эту мысль Рипли додумала, уже подойдя к госпиталю. Там
ей, согласно распоряжению директора, полагалось дожидаться обеда, который
кто-то (наверное, тоже заключенный?) должен принести из общей столовой.
(Неужели сейчас только обед?.. Час дня по местному времени. Немногие
десятки минут отделяют ее от катастрофы, гибели товарищей, от невозможных,
несуществующих воспоминаний о произошедшем в гиберсне...) Рука ее уже
легла на дверь. Но Рипли так и не вошла в госпитальный отсек.
Круто повернувшись, она направилась к столовой.
10
Одновременно в столовой обедало двенадцать человек - вся смена. Даже
сейчас они не стремились разместиться друг возле друга - каждый сидел за
отдельным столиком. Горстка людей рассредоточилась по обширному помещению,
из-за чего оно казалось еще больше. Столовая, как и морг, сооружалась из
расчета максимальной заполняемости тюрьмы.
За обедом и так почти не разговаривали, а когда на пороге появилась
Рипли, над столиками повисла мертвая тишина.
Рипли обвела столовую взглядом. Потом она направилась к окошку для
выдачи пищи, как бы не обращая внимания на то, что творится вокруг.
Она слышала, как клокочет слюна в глотке ближайшего из заключенных
(уже пожилой костистый мужчина с резко выступающими скулами): он
поперхнулся, но сдерживал кашель, не решаясь нарушить всеобщее молчание.
Его сосед просто замер, согнувшись над столом и пожирая взглядом женскую
фигуру. Третий, самый молодой с виду, вдруг истово перекрестился, но крест
помимо его воли вышел "тюремный": последним движением он далеко не
благочинно провел рукой от плеча к плечу, будто чиркнул себя поперек горла
большим пальцем. Так клянутся уголовники "на зарез".
Рипли подумала, что сейчас в столовой наверняка должны находиться и
те, чьи голоса она слышала сквозь стенку душевой кабины. Кто же из них?
Быть может, именно тот, кто крестится, говорил о ее особом предначертании?
А скуластый выдвигал версию о сосуде греха? Кто знает... Возможно, и
наоборот. Ведь ей неизвестны характеры. Впрочем, по крайней мере об одном
из них она кое-что знает...
И именно к нему Рипли и подсела за столик, взяв свою порцию. К тому,
кого знала.
К Дилону.
Дилон тоже сперва не сумел совладать с собой: при виде женщины он
явственно вздрогнул. Однако почти тут же обуздал свои чувства.
Чтобы облегчить ему возможность контакта, Рипли заговорила с ним
первой:
- Я хотела бы поблагодарить вас за то, что вы сказали на похоронах...
на кремации. - Она немного помедлила. - Мои товарищи оценили бы это, если
бы только могли слышать. Во всяком случае, в последний путь их
сопровождали не сухие казенные фразы.
Дилон поднес к губам стакан, отпил, снова поставил на столик.
Пальцы у него дрожали.
- Не знаю, что тебе обо мне известно, но явно не истина, - сказал он
резко, но спокойно. - Я - убийца. И вдобавок насильник женщин. Как тебе
это понравится?
- Жаль. - Рипли пожала плечами.
- Что?
- Жаль. Потому что из-за этого вы, должно быть, очень неуверенно
чувствуете себя в моем присутствии.
Похоже, она сделала удачный ход. Некоторое время Дилон молчал, но
когда заговорил, голос его был неожиданно мягок.
- Сестра, - сказал он, - у тебя есть Вера?
Рипли внимательно посмотрела на него:
- Наверное, есть немного. - Она все-таки сохраняла осторожность.
- А у нас много Веры. Так много, что и на тебя хватит, если ты
пожелаешь вступить в наш круг.
Дилон снова говорил звучным, хорошо поставленным голосом, и Рипли
поняла, что она вновь слышит проповедь. Интересно, искренен ли он в
стремлении обратить ее, или просто "играет роль" перед своей паствой?
- Правда? А я было подумала, что женщины не могут вступать в ваше
братство.
- Отныне - могут! - Дилон обвел взглядом окружающих, словно ожидая,
что кто-то посмеет возразить. - Просто раньше не было такого прецедента,
но лишь потому, что не было женщин. А сами мы ни для кого не делаем
исключений. Мы ко всем относимся терпимо. Даже к тем, к кому нельзя
терпимо относиться.
- Спасибо! - с неожиданной горечью ответила Рипли.
- Нет, это просто наш принцип, - Дилон поспешил сгладить впечатление
от своей последней фразы. - Это не касается лично тебя... или еще
кого-нибудь. - Он снова обвел взглядом тех, кто прислушивался к их
разговору. - Видишь ли, сестра, с твоим прибытием у нас возникнут
дополнительные проблемы. Но мы уже готовы смириться с ними, не возлагая на
тебя вину. Не так ли, братья?! - вдруг рявкнул он почище Эндрюса.
- Так... так... - ответили ему со всех сторон.
Рипли ничего не могла понять:
- Вину?
- Да, сестра, - продолжал Дилон по-прежнему звучно и одновременно
мягко. - Ты должна понять, что до тебя у нас здесь была хорошая жизнь...
Очень хорошая.
Нет, он явно был искренен, а не играл роль "доброго пастыря". Но
смысл его слов опять ускользал от Рипли.
- Хорошая жизнь... - медленно повторила она.
Дилон улыбнулся.
- Не было искушений, - просто сказал он.
И, опустившись на стул, вновь поднес к губам стакан с эрзац-кофе.
11
Клеменс демонстративно указал на аптечку, но Рипли покачала головой:
- Спасибо, не нужно. Я уже принимала лекарство.
Врач не поверил ей, так как лекарство содержало изрядную дозу
снотворного. Это было сделано по прямому приказу директора: он, конечно,
не надеялся все время до прибытия спасателей продержать свою незваную
гостью в состоянии полудремы, но всерьез рассчитывал таким образом сбавить
ее активность. Клеменсу, естественно, не нравилось это распоряжение,
поэтому он особо и не настаивал.
Рипли опустилась на край койки.
- Вы лучше расскажите мне о Вере, - попросила она.
Врач перевел взгляд на вход в госпитальный отсек. Да, дверь закрыта.
- Дилон и прочие... - он усмехнулся. - Словом, они обратились к
религии. Назревало это давно, но качественный скачок произошел чуть больше
пяти лет назад.
Рипли внимательно наблюдала за Клеменсом.
- И что это за религия?
Клеменс помедлил с ответом.
- Ну... мне трудно сказать, - он снова усмехнулся. - Думаю, это
мудрено определить и самому Дилону, а уж его пастве - и подавно. Пожалуй,
все-таки Вера - это сводный, обобщенный вариант христианства. Во всяком
случае так, как они его здесь представляют. "Не убий ближнего своего, ибо
он, как и ты, уже совершал убийства, что и низвергло его в пучины Ярости"
- что-то в этом роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49