Но тогда металла забрали в два раза меньше. Милиция щурилась косыми глазами, хитро разводила руками. Поболтались они с полмесяца, заполняя для проформы всякие протоколы опросов и допросов, кого-то забирали, потом отпускали, опять забирали. На том дело и закончилось. Правда, они до сих пор клянутся найти разбойников, но... Нынче это в порядке вещей. Если уж президенты клянутся жизнью, то что говорить о хитром алтайце, да еще и милиционере вдобавок...
- Откуда и куда везли металл?
- У меня шесть участков. Три основных, они находятся в одном районе это Пайдол, Лебедь и Ушкан. С них в основном я и стригу шерсть. У них один лагерь, одна столовая и общий ЗПК. ЗПК - это охраняемая лаборатория, место, где металл отделяют от шлиха и доводят до кондиции. Именно оттуда и шла машина с химчистым золотом.
- И куда?
- Ко мне в Тунчак. Там у меня тоже неплохой участок. В Тунчаке машина забирает оставшуюся часть и следует дальше в конечный пункт, где и сдает весь металл с четырех участков.
- А что с остальными двумя?
- Один участок с коренным месторождением мы пускаем в эксплуатацию осенью, когда реки перемерзают и россыпи останавливают работу. Что же касается шестого, Кукша, то пока он находится в подготовительной стадии и дохода не приносит.
- И часто вы перевозите золото?
- Не менее двух раз в неделю. По идее рейс первого октября был ненужным, просто инкассатор ездил на участок по своим делам, вот и решил попутно забрать аурум, на свою голову.
- Кто знал об этом?
- Ну, я знал, да многие из конторы... Он, как туда ехал, к нам заскочил. Сказал, что на обратном пути прихватит металл. Ничего особенного в этом не было.
- Конечно, если не считать того, что на обратном пути его поджидала хорошо подготовленная засада. Тебе не кажется это странным?
- Теперь-то кажется! Мне многое кажется не то что странным, а опасным.
- Что, например?
- Это долгий сказ. В Тунчаке я тебе все подробно расскажу.
- Как знаешь. Кому ты доверяешь?
- Никому.
- Хорошо, а кому ты не доверяешь?
- Всем.
- Хорошенькое дело, из такого омута непросто выбраться! Кто, по-твоему, мог совершить последнее преступление?
- Да кто угодно!
- А если немножко подумать? Поконкретней?
- А если конкретней, то мне очень не нравится мой любимый зам Виктор Алексеевич Гнедых.
- Почему?
- Рожа у него паскудная, и, потом, я давно его знаю. Если меня убьют, то все хозяйство переходит в его руки.
- А если убьют и его, то в чье ведение переходит артель?
- Здесь уже решает общее собрание.
- У кого на руках большая часть акций?
- У меня.
- Вы зарегистрированы с... с...
- Маргаритой. Да.
- Значит...
- Ничего не значит, она любит меня.
- Возможно. Только почему ты, Феденька, такой напуганный? Вроде мужик ты не слабый, один кольт из-за пазухи торчит, а второй под мышкой светится. Тебя рабочие любят?
- Вроде да! Но ведь старатель что проститутка, кто пожирнее протянет, тому он и оближет.
- А на каком уровне морального падения задержались твои рабочие?
- Что тут говорить - сброд. Из двухсот человек едва ли наберешь полсотни нормальных ребят. Бывшие зеки, бомжи, просто дураки, всяких хватает. Но я их не держу на коротком поводке, не как раньше. Можешь шляться по поселку, баловаться с бабами, но ровно в восемь ты должен быть на рабочем месте! Если этого не произошло, то выдаются "сапоги", то есть увольнение без претензий на окончательный расчет.
- Круто.
- Так было заведено еще бог знает когда. А теперь мы просто пугаем этим, если даже увольняем, то деньги выплачиваем сполна.
- У них есть свой комитет? Я не имею в виду профсоюз.
- Есть, но их "шестерка" у меня на ушах.
Федор опьянел минут через десять. Я с трудом уволок его на диван, а сам, приняв еще малую толику, безмятежно откинулся на хрустящие простыни, мало думая о старательских делах своего однокашника.
В девять утра он поднял меня, слегка остекленевший и благоухающий, как пустая пивная бутылка.
- Костя, я уезжаю.
- Замечательно, благодарю за интересный вечер. Значит, все отменяется? Шикарно! Вечерком полечу в Питер...
- Ты не понял, я уезжаю сейчас, а ты подъедешь ко мне через сутки-двое.
- То есть?
- Я тебе говорил, что не хочу рисоваться вместе с тобой?
- Говорил. Но я-то что должен делать?
- Пожить в этом номере еще сутки, отрастить пьяную небритость, отпустить приличные мешки под глазами и ехать в Эйск.
- Оригинально, я там уже бывал. Зачем?
- Там прикинешься бичом - тебе это не сложно, потом спросишь у алкашей, как добраться до артели "Тайга", и попутным транспортом доберешься в Тунчак. Найдешь меня, и я тебя устрою каким-нибудь бульдозеристом, а дальше передаю инициативу в твои руки. Понял? Только паспорт, пушку и удостоверение оставь в Эйске у сестры.
- А ху-ху не хо-хо?
- Подумай лучше, как это ко мне может подойти человек с пушкой? Да еще и мент. А если без документов...
- Ладно, понял. Адрес сестры?
- Сиди на Вокзальной площади напротив центрального входа...
- ...И в руках держи газету со славянским шкафом.
- Напрасно иронизируешь, меня действительно хотят убить! Сестра, ее зовут Евдокия, об этом осведомлена. Она встретит тебя, заберет документы, пушку и скажет, что делать дальше. Все, Костя, до встречи. Жду тебя приличным бичом. То есть бывшим интеллигентным человеком.
Он повернулся спиной, направляясь к двери, и эта спина показалась мне какой-то стариковской и беззащитной. Почему-то подумалось, что он уже никогда не разогнется.
Уже открыв дверь, он вопросительно посмотрел на меня и медленно произнес, словно напоследок:
- Ко мне хорошо относится начальник второго участка Тунчака Дима Гранин. Запомни...
Дверь он прикрыл тихо, но основательно. Сразу стало тихо и стыло, как в склепе. Я выглянул в окно. Джип уже увозил его.
* * *
Ровно через сутки, в десять утра, я вышел из плацкартного вагона на конечной станции Эйск. От моего первоначального облика не осталось и следа. Города, в которые приезжаешь второй раз, кажутся родными, но это только иллюзия. По перрону шастала другая шпана, с другими материальными запросами и идейными мировоззрениями. Но город оставался тем же: старинным, провинциальным и шукшинским.
Возле киоска, где когда-то продавали газ-воду и соки, стояла пожилая статная баба, показывая из-под мышки горлышко бутылки. Куда тебе, телевидение! Вот она, настоящая русская реклама! С теткой мы сошлись на ничьей, по шесть за сто пятьдесят и в придачу душистый пупырчатый огурец.
Хрумкая огурцом, я водрузился на заранее выбранную скамейку, зажав между ног кейс и стараясь унять тревогу.
Женщина лет тридцати пяти подошла минут через десять. Была она черноглаза, красива и чем-то походила на Чурсину. Я сразу понял, что это и есть сестра Федора, а с самим Федором что-то случилось.
- Дайте сигарету, - хрипловато попросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27