Поэтому здесь относительно легко садиться и взлетать. Плохо же то, что некоторые тяжелые металлические составляющие атмосферы оседают на поле. Воздух на Венере состоит из огромного количества ртутной серы и хлорида ртути в нижних слоях, а когда поднимаешься выше, к перистым облакам, которые видят туристы на пути вниз, обнаруживаешь, что это капли серной, гидрохлористой и гидрофтористой кислоты.
Но против этого есть свои хитрости. Навигация на Венере требует трехмерного мастерства. Достаточно легко добраться из пункта А в пункт В по поверхности. Транспондеры включатся в радиосеть и будут постоянно отмечать ваше положение на карте. Трудно найти нужную высоту. Для этого нужен опыт и, возможно, интуиция. И именно поэтому мой самолет и я сам обходимся в миллион долларов таким, как Бойс Коченор.
К этому времени мы были уже у самолета, и телескопический выход краулера соединился со шлюзом. Коченор смотрел в иллюминатор.
– У него нет крыльев! – закричал он, словно я его обманул.
– А также парусов и гусениц, – крикнул я в ответ. – Забирайтесь на борт, если хотите поговорить! Там легче.
Мы пробрались через узкий выход, я открыл шлюз, и мы без особых трудов перебрались в самолет.
У нас даже не было неприятностей, которые я мог бы сам создать себе. Видите ли, у меня большой аппарат. Мне чертовски повезло, когда я смог его купить. И не будем ходить вокруг да около: можно сказать, что я его любил. В нем без оборудования могло поместиться десять человек. Но с тем, что нам продал Саб Вастра и что отделение 88 посчитало обязательным, внутри стало тесно и для троих.
Я подготовился по крайней мере к сарказму. Но Коченор только осмотрелся, отыскал самую удобную койку, подошел к ней и заявил, что она его. Девушка спокойно восприняла неудобства. А я сидел, напряженно ожидая критики, и никто не критиковал.
Внутри машины было гораздо тише. Конечно, шум ветра слышен, но он только раздражает. Я раздал всем ушные затычки с фильтром, и шум вообще перестал беспокоить.
– Садитесь и привяжитесь, – приказал я, и когда они послушались, поднял машину.
При девяноста тысячах миллибар крылья не просто бесполезны, они опасны. У моего самолета достаточно подъемной силы в раковинообразном корпусе. Я послал в термодвигатели двойной запас топлива, мы подпрыгнули на относительно ровной поверхности поля (каждую неделю ее выравнивают бульдозерами, поэтому она и остается такой же ровной) и погрузились вначале в дикую желто-зеленую мешанину, потом в дикую коричнево-серую мешанину после пробега не более пятидесяти метров.
Коченор для удобства застегнул ремни не очень тесно. Я с удовольствием слушал, как он кричит, когда мы проходили через короткий период яростных бросков. На высоте в тысячу метров я нашел постоянное течение, толчки стали слабее, и я смог отстегнуть пояс и встать.
Достав из ушей затычки, я знаком велел Коченору и девушке сделать то же самое.
Он потирал голову, которой ударился о стойку с картами, но при этом слегка улыбался.
– Весьма возбуждает, – признался он, роясь в кармане. – Не возражаете, если я закурю?
– Легкие ваши.
Он улыбнулся шире.
– Теперь да, – согласился он. – Слушайте, а почему вы не дали нам эти затычки еще в тракторе?
У проводника есть две возможности. Либо позволить туристам закидать тебя вопросами, а потом все время потратить на то, чтобы объяснить, что значит, когда эта забавная маленькая шкала краснеет… или держать рот на замке, делать свое дело и зарабатывать деньги. И передо мной выбор. Все зависит от того, нравятся мне Коченор и его девушка или нет.
Нужно постараться быть с ними вежливыми. Больше чем вежливыми. Жить втроем в течение трех недель на пространстве площадью примерно с кухню обычной квартиры – для этого нужно очень стараться не ссориться, если мы не хотим кончить взаимной ненавистью. И так как мне платят, чтобы я был хорошим, мне следует показывать пример.
С другой стороны, иногда бывает очень трудно выносить Коченоров мир. И если этот случай таков, чем меньше разговоров, тем лучше, а на такие вопросы лучше отвечать просто «забыл».
Но он совсем не старался быть невыносимым. А девушка была даже явно дружелюбно настроена. Поэтому я выбрал вежливость.
– Это интересно. Видите ли, вы слышите из-за разницы в давлении. Когда самолет поднимался, затычки отсекали часть звука – то есть волны давления, но когда я крикнул, чтобы вы пристегнулись, затычки передали давление, созданное моим голосом, и вы услышали. Но у них есть предел. Свыше ста двадцати децибел – это единица громкости звука…
– Я знаю, что такое децибел, – проворчал Коченор.
– Конечно. Свыше ста двадцати децибел барабанная перепонка перестает реагировать. В краулере просто слишком громко. Звук проходит не только через корпус, но и от поверхности через гусеницы. Если бы вы заткнули уши, вы бы вообще ничего не слышали, – закончил я.
Дорота слушала, восстанавливая косметику на глазах.
– А что бы мы не услышали? – спросила она.
Я решил разговаривать по-дружески, по крайней мере первое время.
– Ну, например приказ надеть скафандры. При несчастном случае, я хочу сказать. Порыв может просто перевернуть краулер, иногда какой-нибудь предмет прилетит с холмов и ударится в корпус.
Она трясла головой и смеялась.
– Прекрасное место ты для нас выбрал, Бойс, – заметила она.
Он не обращал на нее внимания. Его интересовало нечто другое.
– Почему вы не управляете этой штукой? – спросил он.
Я встал и активировал виртуальный шар.
– Правильно. Пора поговорить об этом. Сейчас мой самолет на автопилоте, он движется в общем направлении этого квадранта внизу. Точное место назначения нам еще предстоит выбрать.
Дорри Кифер осмотрела шар. Он не реален, конечно; просто висящее в воздухе трехмерное изображение, его можно проткнуть пальцем.
– Не очень красиво выглядит Венера, – заметила она.
– Линии, которые вы видите, – объяснил я, – просто радиоотметки расстояния. Внизу на поверхности вы их не увидите. У Венеры нет океанов и континентов, поэтому карта здесь – совсем не то же, что на Земле. Видите эту яркую точку? Это мы. Теперь смотрите.
Я наложил на радиорешетку и контурные цвета геологические данные.
– Вот эти кровавые круги – обозначения масконов. Знаете, что такое маскон?
– Концентрация массы. Какое-то тяжелое вещество, – предположила Дорота.
– Правильно. Теперь я накладываю расположение известных раскопок хичи.
Я коснулся приборов, и на шаре возник золотой рисунок раскопок, словно всю планету прорыли черви. Дорота сразу сказала:
– Они все в масконах.
Коченор одобрительно взглянул на нее, я тоже.
– Не все, – поправил я. – Но почти все. Почему? Не знаю. Никто не знает. Масконы – это обычно древние плотные породы, базальт и тому подобное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Но против этого есть свои хитрости. Навигация на Венере требует трехмерного мастерства. Достаточно легко добраться из пункта А в пункт В по поверхности. Транспондеры включатся в радиосеть и будут постоянно отмечать ваше положение на карте. Трудно найти нужную высоту. Для этого нужен опыт и, возможно, интуиция. И именно поэтому мой самолет и я сам обходимся в миллион долларов таким, как Бойс Коченор.
К этому времени мы были уже у самолета, и телескопический выход краулера соединился со шлюзом. Коченор смотрел в иллюминатор.
– У него нет крыльев! – закричал он, словно я его обманул.
– А также парусов и гусениц, – крикнул я в ответ. – Забирайтесь на борт, если хотите поговорить! Там легче.
Мы пробрались через узкий выход, я открыл шлюз, и мы без особых трудов перебрались в самолет.
У нас даже не было неприятностей, которые я мог бы сам создать себе. Видите ли, у меня большой аппарат. Мне чертовски повезло, когда я смог его купить. И не будем ходить вокруг да около: можно сказать, что я его любил. В нем без оборудования могло поместиться десять человек. Но с тем, что нам продал Саб Вастра и что отделение 88 посчитало обязательным, внутри стало тесно и для троих.
Я подготовился по крайней мере к сарказму. Но Коченор только осмотрелся, отыскал самую удобную койку, подошел к ней и заявил, что она его. Девушка спокойно восприняла неудобства. А я сидел, напряженно ожидая критики, и никто не критиковал.
Внутри машины было гораздо тише. Конечно, шум ветра слышен, но он только раздражает. Я раздал всем ушные затычки с фильтром, и шум вообще перестал беспокоить.
– Садитесь и привяжитесь, – приказал я, и когда они послушались, поднял машину.
При девяноста тысячах миллибар крылья не просто бесполезны, они опасны. У моего самолета достаточно подъемной силы в раковинообразном корпусе. Я послал в термодвигатели двойной запас топлива, мы подпрыгнули на относительно ровной поверхности поля (каждую неделю ее выравнивают бульдозерами, поэтому она и остается такой же ровной) и погрузились вначале в дикую желто-зеленую мешанину, потом в дикую коричнево-серую мешанину после пробега не более пятидесяти метров.
Коченор для удобства застегнул ремни не очень тесно. Я с удовольствием слушал, как он кричит, когда мы проходили через короткий период яростных бросков. На высоте в тысячу метров я нашел постоянное течение, толчки стали слабее, и я смог отстегнуть пояс и встать.
Достав из ушей затычки, я знаком велел Коченору и девушке сделать то же самое.
Он потирал голову, которой ударился о стойку с картами, но при этом слегка улыбался.
– Весьма возбуждает, – признался он, роясь в кармане. – Не возражаете, если я закурю?
– Легкие ваши.
Он улыбнулся шире.
– Теперь да, – согласился он. – Слушайте, а почему вы не дали нам эти затычки еще в тракторе?
У проводника есть две возможности. Либо позволить туристам закидать тебя вопросами, а потом все время потратить на то, чтобы объяснить, что значит, когда эта забавная маленькая шкала краснеет… или держать рот на замке, делать свое дело и зарабатывать деньги. И передо мной выбор. Все зависит от того, нравятся мне Коченор и его девушка или нет.
Нужно постараться быть с ними вежливыми. Больше чем вежливыми. Жить втроем в течение трех недель на пространстве площадью примерно с кухню обычной квартиры – для этого нужно очень стараться не ссориться, если мы не хотим кончить взаимной ненавистью. И так как мне платят, чтобы я был хорошим, мне следует показывать пример.
С другой стороны, иногда бывает очень трудно выносить Коченоров мир. И если этот случай таков, чем меньше разговоров, тем лучше, а на такие вопросы лучше отвечать просто «забыл».
Но он совсем не старался быть невыносимым. А девушка была даже явно дружелюбно настроена. Поэтому я выбрал вежливость.
– Это интересно. Видите ли, вы слышите из-за разницы в давлении. Когда самолет поднимался, затычки отсекали часть звука – то есть волны давления, но когда я крикнул, чтобы вы пристегнулись, затычки передали давление, созданное моим голосом, и вы услышали. Но у них есть предел. Свыше ста двадцати децибел – это единица громкости звука…
– Я знаю, что такое децибел, – проворчал Коченор.
– Конечно. Свыше ста двадцати децибел барабанная перепонка перестает реагировать. В краулере просто слишком громко. Звук проходит не только через корпус, но и от поверхности через гусеницы. Если бы вы заткнули уши, вы бы вообще ничего не слышали, – закончил я.
Дорота слушала, восстанавливая косметику на глазах.
– А что бы мы не услышали? – спросила она.
Я решил разговаривать по-дружески, по крайней мере первое время.
– Ну, например приказ надеть скафандры. При несчастном случае, я хочу сказать. Порыв может просто перевернуть краулер, иногда какой-нибудь предмет прилетит с холмов и ударится в корпус.
Она трясла головой и смеялась.
– Прекрасное место ты для нас выбрал, Бойс, – заметила она.
Он не обращал на нее внимания. Его интересовало нечто другое.
– Почему вы не управляете этой штукой? – спросил он.
Я встал и активировал виртуальный шар.
– Правильно. Пора поговорить об этом. Сейчас мой самолет на автопилоте, он движется в общем направлении этого квадранта внизу. Точное место назначения нам еще предстоит выбрать.
Дорри Кифер осмотрела шар. Он не реален, конечно; просто висящее в воздухе трехмерное изображение, его можно проткнуть пальцем.
– Не очень красиво выглядит Венера, – заметила она.
– Линии, которые вы видите, – объяснил я, – просто радиоотметки расстояния. Внизу на поверхности вы их не увидите. У Венеры нет океанов и континентов, поэтому карта здесь – совсем не то же, что на Земле. Видите эту яркую точку? Это мы. Теперь смотрите.
Я наложил на радиорешетку и контурные цвета геологические данные.
– Вот эти кровавые круги – обозначения масконов. Знаете, что такое маскон?
– Концентрация массы. Какое-то тяжелое вещество, – предположила Дорота.
– Правильно. Теперь я накладываю расположение известных раскопок хичи.
Я коснулся приборов, и на шаре возник золотой рисунок раскопок, словно всю планету прорыли черви. Дорота сразу сказала:
– Они все в масконах.
Коченор одобрительно взглянул на нее, я тоже.
– Не все, – поправил я. – Но почти все. Почему? Не знаю. Никто не знает. Масконы – это обычно древние плотные породы, базальт и тому подобное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48