Когда я вышел из музея навстречу великолепной утренней заре, я был полон самых радужных надежд. Внезапно из предрассветного тумана вынырнул какой-то человек и заглянул мне в лицо. Я узнал противную ухмыляющуюся рожу водителя кеба, доставившего меня в музей. – Хэлло, мистер Кортней, – ехидно приветствовал он меня, а затем мне на голову обрушился возвышавшийся за музеем обелиск или что-то в этом роде.
11
– Очнется через несколько минут, – донесся до меня чей-то голос.
– Ну, как, готов он для Хеди?
– Что ты? Конечно, нет.
– Я только так спросил.
– Подготовить для Хеди не так-то просто. Тебе пора бы это знать. Прежде их надо хорошенько напичкать амфетамином, плазмином, а иногда и ниацином меганита. Вот тогда они готовы: Хеди не любит, когда теряют сознание. Знаешь сам, как она злится.
Послышался нервный, недобрый смешок.
Я открыл глаза и произнес:
– Слава Богу! – так как, увидев грязно-серый потолок, какие бывают в конференц-залах рекламных агентств, решил, что благополучно попал в контору Фаулера Шокена. Неужели я ошибся? Лицо, склонившееся надо мной, не было мне знакомо.
– Чему ты так радуешься, Кортней? – услышал я. – Ты что, не знаешь, куда попал?
После этого сомнений уже не оставалось.
– Таунтон? – выдавил я из себя.
– Угадал.
Я попробовал шевельнуть рукой или ногой, но не смог. Неужели на мне пластиковый кокон?
– Послушайте, ребята, – сказал я как можно спокойнее, – не знаю, что вы тут задумали, но советую вашу затею бросить. Наверное, меня похитили в деловых целях. А это значит, вам придется или отпустить меня, или прикончить. Если вы убьете меня без предупреждения, вам самим смерти не миновать, поэтому убивать вы не станете. Значит, в конце концов вы меня отпустите. Тогда советую сделать это побыстрее.
– Убить тебя, Кортней? – спросил ехидный голос. – Да разве мертвых убивают? Всем давно известно, что ты умер на леднике Старзелиус. Неужели не помнишь?
Я снова рванулся, но безуспешно. – Вас приговорят к выжиганию мозгов! – завопил я. – Вы что, с ума сошли? Кто хочет, чтобы ему выжгли мозги?
Мой собеседник невозмутимо проронил:
– Тебя ждет сюрприз. – И обращаясь к кому-то в сторону, крикнул:
– Передай Хеди, что скоро он будет готов. – Затем со мной проделали какую-то манипуляцию, что-то щелкнуло, и я оказался в сидячем положении. Кожа туго натянулась на суставах. Теперь ясно – на меня надели пластиковый кокон. Сопротивляться было бесполезно. Лучше поберечь силы.
Зазвенел звонок, и резкий голос приказал:
– Разговаривай повежливей, Кортней. Сюда идет мистер Таунтон.
В комнату действительно ввалился Б. Дж. Таунтон. Таким мне частенько доводилось видеть его на многочисленных банкетах: красный, тучный, расфранченный и неизменно пьяный.
Широко расставив ноги, он уперся руками в бока и, слегка раскачиваясь, смотрел на меня.
– Кортней, – наконец изрек он. – Очень жаль. Из тебя мог бы выйти толк, если бы ты не связался с этим мошенником и сукиным сыном Шокеном. Очень жаль.
Он был пьян, он позорил нашу профессию, на его совести лежало не одно преступление, но я все же заставил себя быть учтивым.
– Сэр, – начал я, стараясь говорить спокойно. – Произошло недоразумение. Фирму «Таунтон» никто не провоцировал на убийство представителя конкурирующей фирмы, не так ли?
– Нет, – ответил он, с трудом шевеля губами и пьяно покачиваясь. – С точки зрения закона провокаций не было. Этот ублюдок Шокен всего-навсего украл мою главную работу, переманил моих сенаторов, подкупил моих свидетелей в сенатской комиссии и стащил у меня из-под носа Венеру! – Его голос неожиданно поднялся до визга. Затем, уже спокойнее, он продолжал: – Нет, повода мне не давали. Шокен осторожен, он не станет убивать моих людей. Хитрый Шокен, чистюля Шокен, чертов идиот Шокен! – почти проворковал он.
Таунтон уставился на меня остекленевшими глазами. – Ублюдок! – вдруг заорал он. – Из всех низких, подлых, бесчестных, мошеннических проделок твоя была самой мерзкой. Я, – он ударил себя в грудь и едва удержался на ногах, – я придумал самый верный способ убрать конкурента, но ты повел себя, как трусливая крыса. Ты сбежал, как заяц. Ах ты, собака!
– Сэр, – пролепетал я в отчаянии. – Ей-богу, не знаю, о чем вы говорите. – Годы пьянства, – подумал я, – не прошли бесследно. Такое можно плести только с перепоя.
Он неуверенно сел – один из его людей вовремя успел пододвинуть стул, на который Таунтон опустил свой грузный зад. Мечтательно взмахнув рукой, он изрек:
– Кортней, в душе я настоящий художник.
– Конечно, мистер… – автоматически поддакнул я и чуть было не сказал по привычке «Шокен», но вовремя прикусил язык. – Конечно, мистер Таунтон.
– В душе, – продолжал он, – я артист, мечтатель, творец сказочных иллюзий. – От его слов у меня действительно начались галлюцинации: мне почудилось на минуту, что передо мной сидит Фаулер Шокен, а не его противник, ненавидящий все, что дорого Шокену. – Мне нужна Венера, Кортней, и я получу ее. Шокен украл ее у меня, но все равно она будет моей. Проект Шокена о заселении Венеры лопнет как мыльный пузырь. Ни одна его ракета никогда не поднимется с Земли, даже если для этого мне придется подкупить всех его подчиненных и убить всех начальников его отделов. Потому что в душе я артист.
– Мистер Таунтон, – сказал я как можно спокойнее, – вам не удастся так просто поубивать всех начальников отделов. Вас приговорят к выжиганию мозгов, введут вам церебрин. Вряд ли удастся найти кого-нибудь, кто захочет так рисковать ради вас. Никому не захочется двадцать лет жариться в аду.
– А разве, – мечтательно заметил Таунтон, – разве мне не удалось найти пилота, который согласился сбросить на тебя с вертолета контейнер? Разве я не нашел безработного бродягу, который согласился пустить пулю в окно твоей квартиры? К сожалению, оба промазали. А затем ты подложил нам свинью, трусливо сбежав на ледник.
Я молчал. Бегство на ледник не было моей затеей. Одному Богу известно, кто заставил Ренстеда хватить меня лыжами по голове, подсунуть вербовщикам, а вместо меня оставить чей-то труп.
– Чуть было не выпустили тебя из рук, – мечтательно предавался воспоминаниям Таунтон. – И если бы не преданные мне люди – кебмен и еще кое-кто, – мне бы не заполучить тебя. У меня есть еще немало возможностей, Кортней. Они могут быть хуже или лучше, чем у других, но такая уж у меня судьба – рисовать сказочные картины и ткать фантастические сны. Величие художника в простоте, Кортней. Ты все твердишь: «Никто не захочет подвергнуться выжиганию мозгов». Но ты просто недалекий человек. А я заявляю: «Найди того, кто этого хочет, и используй его». Я говорю так, потому что я – великий человек.
– Кто захочет подвергнуться выжиганию мозгов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51