Так и вся наша мать - природа, и я ее младенец. Меня она чувствует, и слышит во сне, и, по-своему все понимая, знает, и тоже бывает, вдруг привидится ей, что я попал в страшную беду.
Тогда моя мать поднимается, и в природе начинается гроза.
Василий Иванович Некачалов, кот мой, запертый в машине, глаз не спускает с меня: не он ли это доносит туда, к сердцу матери-природы, что ее маленький Миша проснулся и ходит; а кукушки, зяблики и подкрапивнички все, что собралось около меня, разве это не уши, не глаза, не чувства моей спящей матери?
Матушка, дорогая, спи-спи еще больше, еще лучше. Тебе так хорошо, ты улыбаешься! Начался теплый июнь, трава поднимается, рожь колосится, довольно, довольно ты мне всего дала, спи, отдыхай, а мы позаботимся.
Искусство и наука - будто двери из мира природы в мир человеческий: через дверь науки природа входит в мир человека, и через дверь искусства человек уходит в природу, и тут себя сам узнает и называет природу своей матерью.
У женщин души всегда поспевают поздно, помню сестру такой: лет в пятьдесят она стала умной, о матери и говорить нечего: в свои семьдесят пять лет она оставалась ребенком, и ей бы надо было жить непременно за сто. Вот эти нехватившие для зрелости ее души годы я теперь и доживаю.
...Наверно, и рассказы мои восторженные о природе исходили от той же неспелой души. И если теперь в арифметической своей глубокой старости я пишу, как говорят, все лучше и лучше, то, значит, душа моя поспевает, молодая душа моей матери в старых годах.
...Я так ясно вижу свое писательство, как лучи народной наивной души моей матери.
Сегодня мы пришли в бор, я положил голову свою ей на колени и уснул. А когда проснулся, то она сидела в той же позе, когда я засыпал, глядела на меня, и я узнал в этих глазах не жену, а мать...
Сегодня мне стало вдруг очень понятно это существо - больше моего охвата, и больше всего, и лучше всего, мне известного, это существо мать.
В вестибюле раздевалась прекрасная женщина, и в это время заплакал ее мальчик. Женщина наклонилась к нему, взяла на руки и целовала его, но как целовала! Не только не улыбалась, не оглядывалась на людей, а вся, как в музыку, целиком, серьезной и возвышенной, ушла в эти поцелуи. И я близко узнал ее душу.
Мне кажется, величайшую радость жизни, какая только есть на свете, испытывает женщина, встречая своего младенца после мук рождения. Я думаю эта радость включает в себя ту радость, какую частично испытываем и все мы в своем счастье. Так вот и хочется мысль, найденную для своего обихода в искусстве о поведении, распространить на всех.
- Ты говоришь, что любовь, но я вижу только терпение и жалость.
- Так это же и есть любовь: терпение и жалость.
- Бог с тобой! Но где же радость и счастье, разве они осуждены оставаться за бортом любви?
- Радость и счастье - это дети любви, но сама любовь, как сила, - это терпение и жалость. И если ты теперь счастлив и радуешься жизни, то благодари за это мать: она жалела тебя и много терпела, чтобы ты вырос и стал счастлив.
Когда-то мальчиком я приезжал в деревню, становился у печки и весь вечер что-нибудь рассказывал матери о всем, что видел сам, а они не видели.
- Соловей прилетел! - говорила мне, радуясь, мать и спрашивала меня: - Ну, а какие же там деревья растут?
- Там каштаны, - говорил я.
- Цветут?
- Очень хорошо: большие белые елочкой цветы, а сердцевина красная, как кровь.
- И пахнут?
- Аромат на всю улицу.
- Какие же улицы?
- Узенькие, и немцы в окошках утром кланяются друг другу.
- В колпаках?
- В белых колпаках и в халатах.
Так можно говорить целые вечера, и в разговоре таком слышится мне музыка: слово за слово, ответ за вопросом, волна за волной. Чудесная музыка! И везде она звучит по всей необъятной стране, во всяком уголке для каждого и у каждого, у кого есть друг, как у меня была мать.
Вот откуда, из каких истоков берутся наши сказки родные, и почему они так долго живут и не проходят: потому что слово это для того и выходит из уст одного, чтобы прилететь к уху другого человека, своего друга.
И эти слова сказывали и сейчас сказывают, а мы, литераторы, стараемся так написать слово, чтобы оно было, как будто оно сказывается.
Так я, слушая сам себя, свою древнюю музыку, я, говорун-соловей, учился делаться литератором. Все было хорошо, музыка устной речи слышалась, но лица друга не было, и не было у меня способности вообразить его так, будто я матери своей говорю. Мне нужно было друга искать, и в том было мое "мастерство", не мастерство, - поведение, и я теперь проповедую и мастерство свое и поведение. Этому я и учился: воображать себе друга, и это учение было не в мастерстве, а в поведении.
ПРИРОДА
Гармония, это когда в природе человек
находит соответствие своей душе.
В жаркий парной день войдешь в хвойный лес, под крышу великого дома, и бродишь, бродишь глазами внизу. Со стороны посмотрит кто-нибудь и подумает: он что-то ищет. Что? Если грибы, то весенние грибы - сморчки уже прошли. Ландыши? Еще не готовы.
- Не потерял ли ты что-нибудь?
- Да, - отвечаю, - я мысль свою в себе потерял и теперь вот чувствую - сейчас найду, вот тут, в заячьей капусте найду...
Почему я все пишу о животных, о цветах, о лесах, о природе? Многие говорят, что я ограничиваю свой талант, выключая свое внимание к самому человеку.
А пишу я о природе потому, что хочу о хорошем писать, о душах живых, а не мертвых. Но, видимо, талант мой невелик, потому что если о живых людях напишу хорошо, то говорят: "Неправдоподобно!" Не верят, что есть такое добро среди людей.
Если же станешь писать о мертвых человеческих душах, как Гоголь, то хоть и признают реалистом, но это признание не дает отрады.
И вот мое открытие: когда свое же человеческое, столь мне знакомое, столь мне привычное добро найдешь у животных, верят все, все хвалят и благодарят, радуются. И так я нашел себе любимое дело: искать и открывать в природе прекрасные стороны души человеческой.
На прогулке в лесу Л. высказала между прочим, что ее очень огорчает моя обидчивость, и ранимость, и зависимость духа от мнения руководящих литературой людей.
Мне захотелось подумать об этом покрепче, и я попросил ее набрать к ужину грибов, а сам сел возле дерева, прислонился к нему спиной и стал думать, и в это время глядел и глядел на младенческое деревце можжевельника, величиной с палец, но сформированное, как кипарис.
Вдруг послышались голоса, и молодежь окружила меня, студенты и их девушки присели возле меня отдохнуть. Желая завести с ними какой-нибудь хороший разговор, я указал им на мой можжевельник величиной с палец.
- Примите к сердцу, - сказал, - вот это маленькое деревце, превратите его в свое собственное "я" и с этой точки зрения из себя - можжевельника изучите среду деревца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26