Еще недавно под этим дубом язычники приносили жертвы своему богу Перуну, чье деревянное изваяние стояло здесь, под развесистой кроной. Став христианкой, княгиня велела перенести истукана подальше отсюда, к Днепру. А за дубом осталось название Перунова. К нему по-прежнему тайком приходили княжеские челядины с приношениями. Ольга не однажды замечала то зажаренного зайца или петуха под деревом, то пеструю ленточку или дешевое монисто на сучьях. Смешные люди! Когда они поймут, что истинному богу не нужны их жертвы? Ему нужны вера, смирение, покорность...
Старая княгиня задумчиво оглядела толстый ствол дерева, скользнула взглядом по его ветвям и тихо ахнула - желтые листья среди могучих, полных жизненных сил ветвей! Что это? Середина лета, а листва умирает. Выходит, отжил свой век старый великан. Теперь только случись буря или гроза, ударит Перун - тьфу, прости господи, сильны еще в ней языческие привычки! - пророк Илья метнет молнию, и...
Стало отчего-то грустно княгине, груз лет, прожитых ею, навалился на ее плечи, сдавил сердце.
Скрипнула низкая дубовая дверь, в опочивальню втиснулась ключница, склонилась в поклоне:
- Матушка княгиня, к тебе воевода Добрыня пожаловал. Молвит, дело есть спешное. - И добавила доверительно: - Слыхала я конский топ, гридни переполошились - не иначе как вестник прискакал с Дикого поля!
- От княжича... - догадалась княгиня, в сердце которой любимый сын по-прежнему оставался юным княжичем, и сама себя поправила: - От князя Святослава... Хвала господу! Так что же ты стоишь, как истукан? Помоги мне одеться. Где мое узорочье?
Княгиня торопилась. Но когда ключница привела к ней Добрыню, она сидела на мягком стульце и задумчиво смотрела в окошко.
- Здрава будь, княгиня! - склонился Добрыня в низком поклоне, шапкой метнул по коврам, разостланным на полу.
- И ты здрав будь, воевода. Садись, в ногах правды нету, - кивнула она на лавку. - Здоров ли княжич Владимир, внук мой?
- Княжич молодой растет, сил набирается, ратное дело осваивает. Умен он и понятлив... Ему бы только в поле скакать с гриднями! За князем Святославом так и поскакал бы - отчая слава ему спать не дает...
Владимир доводился Добрыне племянником, и говорил о нем воевода любовно и ласково, стараясь притушить свой могучий бас.
- Не знаю, как там княжич, а тебе не спится - это верно, - шутя погрозила пальцем княгиня. - Покинул бы отрока на меня, старую, и помчался в след за Святославом, чтоб поратоборствовать с хазарами. Вижу, все вижу!
- Зачем покидать княжича? - широко улыбнулся Добрыня. - Мы вместе с ним попытали бы ратного счастья. Княжичу - утеха, а я приглядел бы за ним, в трудный час заслонил щитом...
Княгиня нахмурилась:
- Довольно, воевода! Сам знаешь, князь тебе своего сына доверил не затем, чтобы ты с ним из Киева мчался куда глаза глядят. Придет время Владимир сам рать поведет на врагов земли Русской. А сейчас сказывай: зачем пришел? С какой вестью?
Лицо Добрыни стало строгим.
- За Днепром, в одном переходе от Киева, дозорные нашли мертвого княжьего гонца. В горле - стрела печенежская.
- Какую весть он мне вез? Может, с князем беда случилась?
- Не ведаю, княгиня. Гонца обыскали - при нем ничего не нашли, никакой записки. А что в уме держа, то умерло.
Княгиня перевела взгляд с воеводы на окно. Дуб, старый дуб... Неспроста он стал чахнуть. И его тело покрыто ранами, как тело Русской земли, остались в нем памятью давних осад наконечники печенежских, а может, еще и обрских стрел. Отчего пожелтели листья на старом дубе? Не пришла ли беда на Русскую землю? Ушел когда-то из Киева князь Игорь, ушел и не вернулся. Возвратиться ли из дальнего похода сын его Святослав?
Добрыня выжидающе смотрел на Ольгу. Его смуглое лицо, обрамленное русой бородкой коротко подстриженной на варяжский манер, побледнело. Княгиня догадалась, чего он ждет от нее.
- Нет, нет, и не думай! Никуда я тебя не отпущу. В Киеве воев мало осталось, а воевод и того меньше. Претич стоит в Чернигове, Блуд в Родне, если печенеги подступят к городу - кто им отпор даст?
Добрыня опустил голову. Рассудок ему говорил, что княгиня права: бросить немногочисленную дружину, оставленную Святославом для охраны Киева, нельзя. А сердце рвалось на простор, в Дикое поле, туда, где идет сеча с хазарами.
- Твоя правда, княгиня...
- То-то! Может, с нашей дружиной и князем Святославом ничего худого и не случилось, может, добрую весть вез нам гонец. Но та стрела печенежская - дурная примета. Пока князь воюет с хазарами, как бы печенеги не ударили нам в спину. Стражу удвой, воевода, особенно в ночное время. Вышли еще дозоры за Днепр и к полудню, за Рось, чтобы ни одна мышь не прошмыгнула.
- Все исполню, княгиня.
Он не стал говорить, что уже усилил дозоры и выслал своих лазутчиков далеко в Дикое поле. Плохим бы он был воеводой, если бы не сделал этого!
- А про того гонца - молчи, чтоб понапрасну людей не тревожить. Иди!
Смутно было на душе у княгини. Нет при ней надежной ее опоры Свенельда. Еще в молодые годы он понимал ее с полуслова и готов был пойти за нее в огонь и воду. До старости любил гордую псковитянку, преклонялся перед нею, но никогда и никому не признавался в этом. Ольга - и та лишь догадывалась. Но потому и послала она его в поход вместе с сыном, знала: нет никого надежнее этого человека. А Добрыня - смерд, брат холопки, родившей первого сына Святославу. Хоть и стал воеводой, а чужой он Горе и княгине. Можно ли верить простому, темному люду?
Не знал тех дум Ольгиных Добрыня, своих тревог у него хватало - он за весь Киев в ответе. Воевода ждал, какие вести привезут лазутчики. Выйдя от княгини, зашел в гридню, велел двум отрокам оседлать своих коней и его воеводского. Вскоре трое всадников выехали за ворота крепости-детинца, оставив позади княжьи и боярские хоромы, спустились к Подолу, миновали обезлюдивший за последнее время торг, землянки слобожан. Навстречу им дохнул свежий ветер. С криком, припадая к широкой Днепровой груди, низко над водой носились белокрылые чайки. С обрыва открылся широкий речной простор, за ним - заросший лесом левый берег.
Добрыня прищурился, вглядываясь вдаль, замахал рукой. От левого берега отчалил челн.
Воевода ждал, не слезая с седла. Спутники его спешились, но поводья из рук не выпускали, готовые в любой момент снова очутиться в седле.
Ждать пришлось не долго. Когда челн приблизился, стало видно, что в нем сидят четверо: двое гребут, сильно и ровно вымахивая веслами, один правит на корме, а между ними неподвижно сидит четвертый в похожей на колпак шапке, отороченной лохматым мехом.
Глаза Добрыни сузились, лицо приняло хищное выражение. Казалось, что это коршун готовится к броску.
- Держи коня, Рогдай, - коротко приказал он одному из гридней и, легко соскользнув с седла, начал спускаться по песчаному откосу к воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Старая княгиня задумчиво оглядела толстый ствол дерева, скользнула взглядом по его ветвям и тихо ахнула - желтые листья среди могучих, полных жизненных сил ветвей! Что это? Середина лета, а листва умирает. Выходит, отжил свой век старый великан. Теперь только случись буря или гроза, ударит Перун - тьфу, прости господи, сильны еще в ней языческие привычки! - пророк Илья метнет молнию, и...
Стало отчего-то грустно княгине, груз лет, прожитых ею, навалился на ее плечи, сдавил сердце.
Скрипнула низкая дубовая дверь, в опочивальню втиснулась ключница, склонилась в поклоне:
- Матушка княгиня, к тебе воевода Добрыня пожаловал. Молвит, дело есть спешное. - И добавила доверительно: - Слыхала я конский топ, гридни переполошились - не иначе как вестник прискакал с Дикого поля!
- От княжича... - догадалась княгиня, в сердце которой любимый сын по-прежнему оставался юным княжичем, и сама себя поправила: - От князя Святослава... Хвала господу! Так что же ты стоишь, как истукан? Помоги мне одеться. Где мое узорочье?
Княгиня торопилась. Но когда ключница привела к ней Добрыню, она сидела на мягком стульце и задумчиво смотрела в окошко.
- Здрава будь, княгиня! - склонился Добрыня в низком поклоне, шапкой метнул по коврам, разостланным на полу.
- И ты здрав будь, воевода. Садись, в ногах правды нету, - кивнула она на лавку. - Здоров ли княжич Владимир, внук мой?
- Княжич молодой растет, сил набирается, ратное дело осваивает. Умен он и понятлив... Ему бы только в поле скакать с гриднями! За князем Святославом так и поскакал бы - отчая слава ему спать не дает...
Владимир доводился Добрыне племянником, и говорил о нем воевода любовно и ласково, стараясь притушить свой могучий бас.
- Не знаю, как там княжич, а тебе не спится - это верно, - шутя погрозила пальцем княгиня. - Покинул бы отрока на меня, старую, и помчался в след за Святославом, чтоб поратоборствовать с хазарами. Вижу, все вижу!
- Зачем покидать княжича? - широко улыбнулся Добрыня. - Мы вместе с ним попытали бы ратного счастья. Княжичу - утеха, а я приглядел бы за ним, в трудный час заслонил щитом...
Княгиня нахмурилась:
- Довольно, воевода! Сам знаешь, князь тебе своего сына доверил не затем, чтобы ты с ним из Киева мчался куда глаза глядят. Придет время Владимир сам рать поведет на врагов земли Русской. А сейчас сказывай: зачем пришел? С какой вестью?
Лицо Добрыни стало строгим.
- За Днепром, в одном переходе от Киева, дозорные нашли мертвого княжьего гонца. В горле - стрела печенежская.
- Какую весть он мне вез? Может, с князем беда случилась?
- Не ведаю, княгиня. Гонца обыскали - при нем ничего не нашли, никакой записки. А что в уме держа, то умерло.
Княгиня перевела взгляд с воеводы на окно. Дуб, старый дуб... Неспроста он стал чахнуть. И его тело покрыто ранами, как тело Русской земли, остались в нем памятью давних осад наконечники печенежских, а может, еще и обрских стрел. Отчего пожелтели листья на старом дубе? Не пришла ли беда на Русскую землю? Ушел когда-то из Киева князь Игорь, ушел и не вернулся. Возвратиться ли из дальнего похода сын его Святослав?
Добрыня выжидающе смотрел на Ольгу. Его смуглое лицо, обрамленное русой бородкой коротко подстриженной на варяжский манер, побледнело. Княгиня догадалась, чего он ждет от нее.
- Нет, нет, и не думай! Никуда я тебя не отпущу. В Киеве воев мало осталось, а воевод и того меньше. Претич стоит в Чернигове, Блуд в Родне, если печенеги подступят к городу - кто им отпор даст?
Добрыня опустил голову. Рассудок ему говорил, что княгиня права: бросить немногочисленную дружину, оставленную Святославом для охраны Киева, нельзя. А сердце рвалось на простор, в Дикое поле, туда, где идет сеча с хазарами.
- Твоя правда, княгиня...
- То-то! Может, с нашей дружиной и князем Святославом ничего худого и не случилось, может, добрую весть вез нам гонец. Но та стрела печенежская - дурная примета. Пока князь воюет с хазарами, как бы печенеги не ударили нам в спину. Стражу удвой, воевода, особенно в ночное время. Вышли еще дозоры за Днепр и к полудню, за Рось, чтобы ни одна мышь не прошмыгнула.
- Все исполню, княгиня.
Он не стал говорить, что уже усилил дозоры и выслал своих лазутчиков далеко в Дикое поле. Плохим бы он был воеводой, если бы не сделал этого!
- А про того гонца - молчи, чтоб понапрасну людей не тревожить. Иди!
Смутно было на душе у княгини. Нет при ней надежной ее опоры Свенельда. Еще в молодые годы он понимал ее с полуслова и готов был пойти за нее в огонь и воду. До старости любил гордую псковитянку, преклонялся перед нею, но никогда и никому не признавался в этом. Ольга - и та лишь догадывалась. Но потому и послала она его в поход вместе с сыном, знала: нет никого надежнее этого человека. А Добрыня - смерд, брат холопки, родившей первого сына Святославу. Хоть и стал воеводой, а чужой он Горе и княгине. Можно ли верить простому, темному люду?
Не знал тех дум Ольгиных Добрыня, своих тревог у него хватало - он за весь Киев в ответе. Воевода ждал, какие вести привезут лазутчики. Выйдя от княгини, зашел в гридню, велел двум отрокам оседлать своих коней и его воеводского. Вскоре трое всадников выехали за ворота крепости-детинца, оставив позади княжьи и боярские хоромы, спустились к Подолу, миновали обезлюдивший за последнее время торг, землянки слобожан. Навстречу им дохнул свежий ветер. С криком, припадая к широкой Днепровой груди, низко над водой носились белокрылые чайки. С обрыва открылся широкий речной простор, за ним - заросший лесом левый берег.
Добрыня прищурился, вглядываясь вдаль, замахал рукой. От левого берега отчалил челн.
Воевода ждал, не слезая с седла. Спутники его спешились, но поводья из рук не выпускали, готовые в любой момент снова очутиться в седле.
Ждать пришлось не долго. Когда челн приблизился, стало видно, что в нем сидят четверо: двое гребут, сильно и ровно вымахивая веслами, один правит на корме, а между ними неподвижно сидит четвертый в похожей на колпак шапке, отороченной лохматым мехом.
Глаза Добрыни сузились, лицо приняло хищное выражение. Казалось, что это коршун готовится к броску.
- Держи коня, Рогдай, - коротко приказал он одному из гридней и, легко соскользнув с седла, начал спускаться по песчаному откосу к воде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53